- Да тьфу на тебя, - Строкова даже отсела от меня, обиженно надувшись ис крестив руки на груди. – И вообще! У него такое смешное, необычное имя и он ни капли его не стесняется!
И прежде, чем я успела вставить очередную свою язвительную ремарку, это чудо заявила, смерив меня победным взглядом:
- Представляешь, у них в семье принято было детей необычными именами называть! Изабелла, Димитрий и… Вениамин! Представляешь?! Вениамин! Боже, это так… Мило!
Наверное, не стоило так резко ставить свою челюсть на место. Тогда, возможно, я не прикусила бы язык и даже успела задать так волновавший меня вопрос: каковы шансы встретить в одном районе двух Вениаминов, да ещё с сомнительным чувством юмора и атлетическим (ладно-ладно, сосед, это я не могу игнорировать!) телосложением.
Впрочем, задать этот вопрос я могла и попозже. Как только в голове перестанут бегать туда-сюда мысли совершенно нецензурного содержания. А пока я честно пыталась не начать материться вслух, а Ленка продолжала петь дифирамбы новому знакомому, в столовую влетел взъерошенный трудовик.
Окинув полупустой обеденный зал взволнованным взглядом, Трубин чуть не подпрыгнул от радости, заметив нас с Ленкой. И гаркнул на всё помещение:
- Шолохова, тебя директор вызывает.
- Горит что ли где-то? – недовольно дёрнула плечом Строкова, смерив Дениса показательно равнодушным взглядом.
И всё равно не удержалась, состроив ему глазки. Вызвав у меня стойкое желание огреть подругу чем-нибудь тяжёлым по голове. Увы, даже при наличии такого тяжкого недуга как профессия «учитель» в анамнезе не спасает этого самого учителя от жажды любви, внимания и романтики.
Даже если это суровый математик, со склонностью к не менее суровому бардскому искусству, ага. А тут мало того, что почти ровесник, так еще свободный и обаятельный. Кто б удержался-то?
- Ксюш, давай, пошли быстрее, - Денис вопрос Ленки проигнорировал. Схватил меня за руку и потянул за собой. – Там какой-то скандал в приёмной, весь первый этаж гудит. Идём!
- Да иду я, иду… - обернувшись через плечо, я бросила заметно погрустневшей Строковой. – Лен, присмотри за мелкими. Мало ли, что они там во главе с Барсаевым устроят!
Строкова возвела глаза к потолку, но рукой махнула, мол, не беспокойся, присмотрю. И зная её, я немного (самую малость!) сочувствовала бедному Ваньке. Всё-таки со Строковой станется припрячь пацана к чему-нибудь ещё. Он и глазом моргнуть не успеет, как будет не только оригами складывать, но и петь, и стихи рассказывать, и…
Додумать, что ещё может устроить моя подруга и коллега в одном флаконе, я не успела. Меня втолкнули в кабинет директора, где сегодня яблоку негде было упасть, так много народу оказалось. А в следующую секунду в меня ткнули пальцем, заорав на весь коридор:
- Вот! Вот она! Она это сделала! Почему вы позволяете себе нанимать на работу таких садистов, а?! За что вы так ненавидите наших детей?
В наступившей после этого спитча оглушительной тишине слышались только затяжные и не очень достоверные рыдания какой-то девицы лет шестнадцати на вид. Рядом стояла и сверлила меня презрительным взглядом её мать, по всей видимости. Начальство с непроницаемым лицом сидело за своим столом, а я…
Я недоумённо моргнула и осторожно поинтересовалась:
- Простите, но… Что здесь происходит?
Вежливый, спокойный вопрос почему-то возымел совершенно противоположный эффект. Вместо того, чтобы хоть что-то внятно объяснить, одна из дамочек, затянутая в строгий костюм мышиного цвета, стоявшая рядом с девицей, выдала сухим тоном:
- А это, я так понимаю, причина нашего собрания. Что ж, пожалуй, я не удивлена поступившей жалобе. Если этот, с позволения сказать, учитель, так наряжался на протяжении всего учебного процесса… Милочка, вы хоть что-то знаете о дресс-коде? А о профессиональной этике?
- Прошу прощения, не знаю вашего имени отчества…
- Милена Александровна.
- Хорошо, отлично, - потерев переносицу, я глубоко вздохнула. И мысленно заверила себя, что вот так сразу посылать человека «на йух» будет, как минимум, не практично.
Как максимум, сыграет не в мою пользу на этом балагане. И пусть я всё ещё ни бельмеса не понимаю в происходящем, но позволять кому-то меня в чём-то обвинять…
Простите, не для того я Достоевским себе нервы портила на экзаменах!
- Так вот, Милена Александровна, - прилежно сложив руки на коленях, я нацепила самую лучшую из своих улыбок на лицо. И мягким, вкрадчивым учительским тоном, от которого та самая девица вздрогнула и спряталась за мать, продолжила. – Безусловно, я знакома с такой вещью, как профессиональная этика. И, конечно же, мне прекрасно известно, что такое дресс-код. Но пожалуйста, уточните, в каком из законодательных актов нашей великой родины есть чёткие указания на то, как и во что одеваться учителю в свободное от преподавания время? Насколько мне помнится, придерживаться делового стиля я обязана во время учебного процесса, проведения уроков или иных мероприятий, направленных на обучение и воспитание детей. В ином случае выбирать, в чём мне ходить и как, я буду, основываясь исключительно на собственных вкусовых предпочтениях.
Как у меня язык в узел во время этого монолога не завязался – не знаю. Видимо, сказалась практика чтения диктантов и нотаций, в попытке повлиять на неокрепшие детские умы. И пока эта самая Милена Александровна хватала ртом воздух, судорожно подбирая контраргументы, я соизволила посмотреть на «потерпевшую».
- Семкова? – мои брови удивлённо поползли вверх, а челюсть лишь чудом осталась на месте. – Солнце моё, а когда это я у вас преподавать что-то начала? Вы же как послали меня великим и могучим, да всем классом… Так мы с вами до конца учебного года и не встречались больше.
Семковой, собственно, хватило остатков совести, чтобы покраснеть и опустить глаза в пол, ковыряя носком кроссовка ламинат. Всем своим видом демонстрируя, что она тут ну вообще ни разу не причём. Её мать попыталась, было, открыть рот, но наткнулась на задумчивый взгляд моего начальства и предпочла пока не отсвечивать.
Зато пришедшей в себя Милене Александровне никто не помешал продолжить свой допрос с пристрастием. Поправив очки (опять), эта очаровательная во всех смыслах женщина, кашлянула, привлекая к себе внимание. И строгим тоном заядлого инквизитора произнесла:
- Шолохова Ксения Игоревна, на вас поступила жалоба в комиссию по делам несовершеннолетних. Ученики девятого «гэ» класса заявляют, что вы проявляете к ним чрезмерное насилие, грубую физическую силу, моральное унижение и травлю. У вас есть что сказать по данному поводу?
Я снова посмотрела на мать и дочь Семковых, перевела взгляд на хранящего нейтралитет директора и…
Ну, а почему собственно и нет? Если ценных указаний о правильных ответах мне не давали, будем говорить всё, как есть. То есть правду, только правду и ничего, кроме правды. А уж за то, кому она понравится, а кому нет, я ответственности не несу!
- Конечно, Милена Александровна, - я снова мягко улыбнулась. – Значит так…
Глава 9
Выйдя из кабинета директора через полчаса, я поняла две вещи.
Первая, мой учитель риторики в университете может мною гордиться. Плести словесное кружево из ничего я научилась на «отлично». Вторая, мне просто невероятно, сказочно, в духе лучших фантастов нашего мира повезло.
Да-да, именно что повезло. И именно что сказочно. Потому, что не будь наше образование завалено бумажками по самую маковку, когда на каждый чих учителя нужна соответствующая бумажка, мне было бы не скучно.
Ну, мягко выражаясь, конечно же. А ещё…
- Полмира за чашку кофе, - мечтательно протянула я, добравшись до своего кабинета и рухнув в кресло. Проигнорировав нетрепливо ёрзавшую на любимом подоконнике Строкову, я задрала голову вверх и уставилась на ослепительно белый потолок.
Где прямо над учительским столом виднелось жирное пятно, почти идеальной круглой формы. Боже, где эти дети надыбыли лизуна и как они его оттуда отодрали-то? Я ж вроде бы всю эту пакость экспроприировала ещё в начале смены…
Или нет?
- Ксень…
Хотя, может это кто-то из юных помощников воспитателей достал? Или Ванька Барсаев? Вот уж ему-то хватит и роста, и наглости, чтобы сначала прилепить эту фиговину к свежей побелке, а потом мужественно её отковырять.
- Ксюша-а-а…
Интересно, если я сейчас поинтересуюсь у зама по АХЧ планами на косметический ремонт моего кабинета… Меня сразу пошлют, припомнив эпопею с портретами великих писателей, или есть шанс выйти живой из кабинета повелителя хозяйственной части одной конкретной школы?
- Шолохова! – мне по голове прилетело стопкой детских журналов, лежавших с краю стола. И я только чудом сохранила равновесие и не грохнулась на пол от неожиданности.
- Строкова, ты понимаешь, что немотивированная, беспричинная агрессия к ближнему своему, это первый признак способности человека к осознанному насилию, а? – потерев пострадавшую макушку, я схватила исчёрканный лист бумаги, смяла в комок и бросила им в подругу. – Чего тебе от меня надобно, старче? Нет, чтобы утешить подругу, обнять там… Кофе опять-таки поделиться из своих стратегических тайных запасов в платяном шкафчике…
- О, боже, - театрально вздохнув, Ленка спрыгнула с подоконника и выставила на первую парту ближайшего ряда чайник, упаковку потрясающего кофе прямо в чашку, сахар и конфетницу.
После чего сощурилась, уперев руки в бока:
- Шолохова, ты же понимаешь, что это взятка должностному лицу при исполнении, да? – вредная блондинка заварила порцию своего напитка богов в смешную, пузатую кружку с енотом и поставила её передо мной. – Я надеюсь, твои сплетни… В смысле, новости стоят того. Ну? Колись! Зачем тебя на ковер таскали, а?
А я чего? Я ничего. Я сделала один глоток терпкого, с привкусом сливочного ликера кофе и выдала, невинно пожав плечами:
- Да ничего особенного. Так… Учеников бью, буллингом занимаюсь, в соцсетях фотки неприличные размещаю… Что там ещё? А, совращаю несовершеннолетних и ломаю их неокрепшую, нежную психику. В общем, Ленка, сейчас ты общаешься с опасным рецидивистом, по которому не то что ссылка… Расстрел рыдает! Ох уж этот мораторий на смертную казнь…