Сергей взял папки, его пальцы медленно развязали верёвки. Страницы были исписаны отчётами: списки имён, содержание шифрованных писем, копии банковских переводов, поддельные контракты. Он снова увидел знакомые имена — чиновник Минторга, который отвечал за экспорт, инженер, работавший над проектами заводов, бухгалтер, отвечавший за закупки. Один отчёт описывал, как курьер в Одессе передал французам доклад о нефтяных поставках в разные страны, другой — как в Москве посредник получил 3 тысячи долларов за чертежи необходимой техники. Ещё один — о встрече в кафе, где чиновник наркомата торговли передал папку с данными о пятилетке немецкому агенту, замаскированному под журналиста. Шпионы были как паутина, опутывающая страну, и он знал, что Запад использует их, чтобы ослабить его.
— Генрих, — сказал он. — Продолжай держать все под контролем: перехватывай письма, читайте их и аккуратно упаковав доставляйте адресату, проверяй счета, которые фигурирую в переводах. Отследи в какие банки поступают средства, выведенные из страны и что общего между этими банками. Следи за каждым сотрудником, кто имеет доступ к данным, которые могут кого-либо заинтересовать. Я хочу знать имена всех иностранных связных, их связи с нашими гражданами, как давно они общаются, где их могли завербовать или через кого. Но мне нужны неопровержимые доказательства, чтобы оппозиция в своих пасквилях не могла обвинить нас в том, что мы сажаем невиновных.
Ягода кивнул.
— Будет сделано, — сказал он, — но их связи оказались больше, чем мы думали. Мы нашли агента в наркомате тяжёлой промышленности — он передавал чертежи туркам через контрабандиста в Батуми. Ещё один в Москве встречался с англичанином, передал отчёт о заводских мощностях. Если мы их не арестуем, они продолжат. Если арестуем, наркоматы за протестуют, они и так говорят, что ОГПУ хватает без разбора их людей.
И… — Он замялся, его голос стал ещё тише. — Надежда Сергеевна под охраной, как вы приказали. Мы усилили меры безопасности: четыре агента в доме, глаз с нее не сводят, мои люди изъяли всё, что может быть опасным. Она… сопротивляется, говорит, что это тюрьма. Её родители требуют объяснений, дети напуганы. Светлана плачет, Василий кричит на агентов. Но она в безопасности, Иосиф Виссарионович. Мы следим, чтобы с ними было все хорошо.
Сергей вздохнул. Он знал, что Надежда ненавидит контроль, что она чувствует себя в клетке, но он знал, по истории, что Надежда покончила жизнь самоубийством, и он решил изменить ее судьбу. Он видел её депрессию, её слёзы по ночам, её дневники, полные отчаяния. Он не мог её потерять. Ведь он уже не зря тут, с его знаниями о судьбах, о событиях. Он должен быть чем-то полезен. И если, у него не получилось сделать ее счастливой, то он хотя бы, должен был не допустить ее смерти.
— Контроль, — повторил он. — Подкиньте им ложные сведения, но так, чтобы они не догадались, пусть передают дезинформацию. И пусть твои люди, следят за каждым чиновником в наркоматах. Но, заранее, не показывай, что ты на кого-то вышел. Найди главарей шпионов, их связи, их планы. И… что касается Надежды. У нее не должно быть шанса как-то навредить себе. Ты лично будешь ответственен, если с ней что-то случится.
Ягода кивнул, его лицо было неподвижным, но в глазах мелькнула тень страха. Он ушёл, оставив Сергея с его мыслями о Надежде и том, что ему надо будет как-то распутывать этот клубок проблем, но не скатится к репрессиям.
Днем Сергей собрал Микояна, Шверника и Орджоникидзе, чтобы обсудить происходящие события. Иногда он собирал не все Политбюро, а только узкий круг, обсуждая те проблемы, которые беспокоили его больше всего. Кабинет пропах запахом табака и сваренного кофе. Он начал заседание.
— Товарищи, — сказал он. — Мы выполнили первую пятилетку удачно, а ведь нам многие в нас не верили. Запад ошеломлен нашими успехами и поэтому, он будет стараться не допустить нашего ускоренного развития. Что мы с вами сейчас и наблюдаем. Они стали совать нам палки в колеса с усиленным рвением. Только посмотрите, что происходит: мы продаём им наши стратегически важные ресурсы, чтобы купить у них оборудование, но Запад снижает цены, а банки стали отказывать в кредитах. И это в то время, когда у них самих кризис, и они нуждаются в сотрудничестве не меньше, чем мы.
Кроме того, они активизировали целую шпионскую сеть в нашем государстве. И это не просто рядовые шпионы, они умудрились проникнуть даже в наши наркоматы. Они проводят тихий саботаж, срывают экспорт, передают важные данные врагам.
Перед нами стоят несколько важных задач: мы должны иметь дополнительные рынки сбыта, чтобы Запад не мог нас шантажировать, мы так же должны усилить контроль за исполнением всех поручений в наркоматах, чтобы не допускать срывов поставок и планов. А еще, разобраться со шпионажем. Нам мало просто арестовать шпионов, ведь мы пока не знаем точно, насколько разрослась их сеть. Возможно взяв одних, мы только спугнем остальных, они затаятся и станут еще более опасными. Я хочу знать, что вы об этом думаете и главное, что вы предлагаете?
Анастас Микоян заговорил первым.
— Иосиф Виссарионович, — сказал он, — Запад давно играет против нас, но ведь, и мы можем их перехитрить. Я уже говорил с турками — они хотят наш лес и нашу нефть, но они требуют скидок. Персия готова торговать с нами, если дадим технику. Китай —там, у них, политическая обстановка сложнее, но их рынок огромен, я видел их порты и есть люди, с которыми можно говорить. Что касается шпионов, то да, такая проблема есть. Я считаю, что в нашем наркомате нужны аресты. Торговля очень важна и срывы недопустимы.
Николай Шверник нахмурился.
— Анастас торопится, — сказал он. — Я продолжаю настаивать, что новые рынки — это риск. Надо торговать с Западом, они хоть и снижают цену, но хотя бы платят. А здесь у нас начнут просить в долг или требовать большие скидки, нам это невыгодно.
В наркомате тяжелой промышленности тоже процветает шпионаж. ОГПУ задержали нашего сотрудника за то, что передавал информацию французской разведке. Я сомневаюсь, что они подкупили только одного сотрудника, зная, что ОГПУ быстро выйдет на его след. Думаю, есть еще кроты. Надо усилить чистки.
Григорий Орджоникидзе заговорил следующим.
— Иосиф, — сказал он, — я хочу сказать, что ситуация с продовольствием затянулась. Мое мнение таково, что нам надо вдоволь накормить людей. Год, два, но уже прошло 4 года как мы отменили НЭП, люди устали. Мы выполнили первую пятилетку, можно сделать небольшие послабления и направить средства на внутренний рынок. Запад слишком много у нас купил. Я читал их прессу, в Штатах тоже многие голодают, но они закупили у нас товаров впрок и скидывают цены. Но у нас свои люди тоже голодные. Я лучше накормлю своих. А если мы сейчас начнем поставлять еще в Турцию и Персию, то что останется у нас?
Микоян ударил ладонью по столу, его голос стал резче.
— Серго, ты не понимаешь! — сказал он. — Никто не против, чтобы люди были сыты. Но если бы мы тогда слушали тебя, то пятилетку бы мы не выполнили. Турция и Персия нам нужны, чтобы Запад увидел альтернативу и начал договариваться. Ты упомянул, что у них тоже голод, так вот мы и начнем продавать зерно в другие страны и тогда они снова обратятся к нам и начнут покупать по нормальной цене. Тогда у нас будет больше денег, а значит больше техники и больше сытых людей.
Шверник покачал головой.
— Микоян, ты гонишься за миражом, — сказал он. — Рабочие не выдержат. Сейчас мы продаем товар Западу, но мы не сможем продолжать продавать им и открыть еще новые рынки. Нам уже нечего вывозить. Хлеба мало не только в селах, но и в городах. Не то у нас положение, чтобы играть в такие игры.
Сергей дал всем выговорится. Он был арбитром над всеми.
— Товарищи, — сказал он, — мы отгрузим продовольствие в рамках действующих контрактов, и дадим понять, что со следующего квартала они либо идут на наши условия, либо мы заключаем контракт с турками и персами. Они видят, что мы уже не такие зависимые как 4 года назад. У нас уже есть заводы, есть подготовленные кадры, пусть и не в том количестве что хотелось бы, но уже не голое поле. Поэтому, мы не позволим обращаться с нами как с рабами. Пока они в кризисе, мы должны на них нажать. Так же я поручу Ягоде усилить контроль за шпионами и как только мы вскроем всю сеть, мы совершим облаву и арестуем всех.
Присутствующие согласно закивали. Сергей завершил заседание и все разошлись.
После отъезда Надежды с детьми, Сергею было вечерами одиноко. Яков звонил совсем редко. Он продолжал жить в Ленинграде, перестал так много пить и даже разговаривал с отцом, но это было нечасто. Но все же, даже небольшое потепление между ними радовало Сергея.
Надя иногда приезжала с детьми, и они жили с ним по несколько дней, а потом уезжали к ее родителям. Жизнь на два дома стала для нее привычной. Сергея стало это даже устраивать. да, ему было скучно без них, но он понимал, что он редко появляется дома раньше, чем ночью и если они будут жить вместе, то она снова будет злится, что его постоянно нет. А так, они видятся реже и поэтому почти перестали ругаться.
Когда они приехали в очередной раз, он был дома.
Он опустился на колени перед Светланой, его рука коснулась её щеки, и на этот раз она не отстранилась. Её глаза блестели, голос был тонкий и ласковый.
— Папа, — сказала она, — ты будешь дома? Я хочу, чтобы ты читал мне сказки.
Сергей улыбнулся, его горло сжалось от слёз, которые он сдерживал.
— Буду, Света, — сказал он. — Я буду читать тебе сказки каждый вечер.
Он посмотрел на Василия, чьи кулаки были сжаты, но глаза уже не пылали гневом. Его голос был тихим, но в нём была надежда.
— Василий, — сказал он, — я знаю, ты злишься. Я был плохим отцом, но я хочу исправиться. Скажи, что тебе нужно, я слушаю.
Василий пожал плечами.
— Просто будь дома, — сказал он.
Сергей кивнул. Он посмотрел на Надежду, её лицо было всё ещё холодным, но в её глазах была искра веры. Он взял её руку, и на этот раз она не отстранилась.