Мы можем предложить им символический жест: отправить делегацию наших армейских командиров среднего звена, прямо сейчас в Париж для «обмена опытом». Это покажет нашу готовность. И я подготовил письмо Чилстону: намёк на торговлю оружием, но без конкретики. Если показать его французам, они зашевелятся. Что до Польши, наш человек в Варшаве встретился с их дипломатом. Бек боится Гитлера, но не хочет с нами связываться. Я предложил ему встречу в Москве, но он уклоняется. Я считаю, что поляки сами надеются на помощь французов и британцев.
Сергей кивнул, его пальцы пробежали по карте, останавливаясь на Берлине. Он знал, что Гитлер не остановится: его танки, его самолёты, его речи — всё указывало на войну. Франция была нужна, но не как хозяин, а как партнёр, которого можно контролировать. Молотов, с его умением играть на страхах и сомнениях, был идеальным инструментом.
— Хорошо, — сказал Сергей. — Франсуа-Понсе должен уехать с декларацией, но без наших секретов. Упомяни Польшу, но тонко, чтобы он запаниковал. И… что с Америкой? Они готовы признать наше правительство. Можем ли мы рассчитывать на их технологии?
Молотов взял новую папку, его пальцы быстро листали страницы, пока он не нашёл нужный отчёт.
— США — это дальний план, — сказал он. — Их посол в Москве, Уильям Буллит, намекал на поставки станков, но они хотят гарантий стабильности. Я подготовлю письмо для их торгового представителя, но это займёт время. Франция — это сейчас наш главный приоритет.
— Хорошо, Вячеслав, — сказал он. — Франция так Франция. Но подготовь план для связей с Америкой. Мы не можем зависеть от Европы.
Молотов кивнул, его перо снова заскользило по бумаге, фиксируя последние указания.
Сергей сидел в своём кабинете, глядя на карту Европы. Он думал о других союзниках. Британия, с её чопорными дипломатами, могла стать запасным планом, но их посол Чилстон был скользким, как угорь, готовый предать ради выгоды. Польша, напуганная Гитлером, но ненавидящая СССР, была ненадёжным партнёром. Америка, далёкая и прагматичная, могла дать технологии, но её цена была высока. Сергей знал, что должен держать всех в напряжении, не давая ни одной стороне преимущества. Молотов, с его умением читать между строк и играть на противоречиях, был ключом к успеху. Сергей доверял ему, но проверял каждое слово, каждый шаг.
Сергей знал, что дипломатия — это битва, где каждый ход мог стать последним. Он должен был выиграть время, чтобы подготовить страну к войне, которая была неизбежна.
Глава 33
Георгиевский зал Кремля был огромным и величественным: хрустальные люстры отбрасывали резкие блики на мраморный пол, красные знамёна с золотыми серпами и молотами висели вдоль стен, а длинный стол, покрытый тяжёлой скатертью, разделял Сергея и французскую делегацию.
Сергей разглядывал приехавших гостей. Напротив, расположились Андре Франсуа, посол с аккуратно подстриженными усами, и его помощник Жан Дюпон, чьи пальцы нервно теребили папку с документами. Рядом с Сергеем сидели Молотов и переводчик.
Франсуа-Понсе начал говорить первым.
— Господин Сталин, — сказал он через переводчика, — Франция высоко ценит ваше стремление к мирному сосуществованию с нашей страной. Приход канцлера Гитлера к власти встревожил Париж. Мы готовы к сотрудничеству, но военный союз — это сложный шаг, требующий доверия, времени и согласия нашего народа. Наш министр, Жозеф Поль-Бонкур, предлагает пакт о ненападении и взаимной помощи, но не военной. Это укрепит наши позиции против Германии, не связывая нас обязательствами, которые могут быть… преждевременными.
Сергей нахмурился, его пальцы постукивали по столу, выдавая раздражение. Пакт был малозначимой бумагой, а «взаимная помощь» — пустым звуком. Он знал, что Франция боится Гитлера, но её армия в 600 тысяч солдат и укрепления на линии Мажино создавали иллюзию неуязвимости. Они хотели держать СССР подальше от себя, не рискуя проиграть выборы местным коммунистам, которые непременно укрепятся, если страна станет союзником СССР.
— Господин посол, — сказал Сергей. — Гитлер не будет ждать, пока ваша страна решится на настоящий союз с нами. Его танки уже на полигонах, его самолёты летают и отрабатывают бомбардировки на учениях, готовясь к войне. Вы предлагаете пакт, который не остановит его, а лишь даст ему время. Это только подтолкнет его еще быстрее готовится. СССР готов к настоящему союзу, а не к пустым словам. Или Париж думает, что Гитлер остановится на Рейне?
Франсуа-Понсе побледнел, его пальцы сжали ручку, но он быстро овладел собой. Он взглянул на Дюпона, который передал ему папку с проектом пакта, испещрённым аккуратными строчками.
— Господин Сталин, — продолжил посол, — мы предлагаем кредит в 100 миллионов франков и поставки станков для ваших заводов. Так же, наш парламент требует гарантий по нашему военному пакту: данные о численности вашей армии, допуск наблюдателей на ваши заводы. Это укрепит доверие между нашими странами.
Молотов поднял взгляд.
— Господин Франсуа-Понсе, — сказал он, — вы просите наших секретов, но не раскрываете своих. Мы готовы к пакту, но без наблюдателей на наших предприятиях. Предлагаю совместные учения во Франции, чтобы показать нашу силу Германии. И увеличьте кредит до 150 миллионов франков — это укрепит доверие больше, чем ваши инспекции.
Сергей кивнул, одобряя слова Молотова. Франсуа-Понсе замялся, Дюпон шепнул что-то на ухо, но посол отмахнулся, его лицо напряглось. Он знал, что Париж не готов к военному союзу: банкиры боялись убытков, генералы спорили о стратегии, а политики искали выгоду. Пакт был максимумом, на который они были готовы, и Сергей чувствовал, что выжать больше будет трудно.
— Мы рассмотрим ваше предложение про учения во Франции, — сказал Франсуа-Понсе, его голос стал тише, почти примирительным. — Кредит… обсудим с министром финансов в Париже. Пакт о ненападении и не военной помощи — это наш шаг к миру с вашим государством. Можем ли мы подписать его здесь, в Москве?
Сергей молчал, его взгляд буравил посла, словно пытаясь прочесть его мысли. Пакт был полумерой, слабой нитью, которая могла порваться при первом ударе Гитлера. Но отказываться нельзя: Франция, пусть и ненадёжная, была нужна как показатель того, что СССР не одинок. Он кивнул Молотову, давая понять, что соглашение будет подписано, но на его условиях.
— Подготовьте текст, Вячеслав, — сказал Сергей. — Никаких наблюдателей, никаких предприятий. Учения — только во Франции. И 150 миллионов франков, не меньше.
Франсуа-Понсе кивнул, но его глаза выдавали тревогу. Он понимал, что Париж будет недоволен, но выбора не было. Молотов взял перо, его рука заскользила по бумаге, фиксируя условия с максимальной точностью.
Сергей вызвал к себе Максима Литвинова, наркома иностранных дел. Литвинов сидел напротив Сергея, рядом с Молотовым, чья каменная маска резко контрастировала с той энергией, которая бурлила внутри этого человека.
Признание СССР Соединёнными Штатами открывало путь к инвестициям, которые могли спасти промышленность от валютного кризиса, но Сергей знал, что американцы — прагматики, их банкиры и промышленники требовали не только прибыли, но и контроля. Он поручил Молотову и Литвинову разработать план переговоров, но их разногласия уже всплыли на поверхность: Литвинов верил в широкие жесты и сотрудничество, Молотов настаивал на жёсткой линии, не доверяя капиталистам.
— Максим, Вячеслав, — сказал Сергей. — Америка признала нас. Их станки, их технологии — это наш шанс выйти из кризиса. Но они не дадут ничего даром. Они хотят наши нефть, лес, зерно. Что вы думаете о торговле с ними?
Литвинов начал первым, его голос был энергичным, почти восторженным, но Сергей видел в нём опасную веру в добрую волю американцев.
— Иосиф Виссарионович, — сказал Литвинов, — Уильям Буллит, их посол в Москве, готов к серьёзным переговорам. Я встречался с ним два дня назад: он сказал, что Форд, Дженерал Электрик и Стандард Ойл хотят строить заводы в СССР. Они предлагают 500 миллионов долларов инвестиций, кредиты на станки и приезд их инженеров.
Их условия таковы: они хотят концессии — контроль над заводами на 10 лет, доступ к нефтяным месторождениям в Баку и лесным угодьям в Сибири. Я считаю, мы можем согласиться на совместные советско-американские предприятия, но с нашим контролем — 51% акций будет у нас. Буллит также намекнул на поставки военных грузов, если мы гарантируем политическую стабильность. Я подготовил пока только черновик проекта соглашения: инвестиции в обмен на поставки нефти и леса, но без доступа к нашим важным данным. Это покажет наше стремление к сотрудничеству и откроет путь к новым сделкам.
Молотов нахмурился, его пальцы сжали перо так, что костяшки побелели.
— Максим, ты слишком щедр, — сказал он. — Американцы хотят наши ресурсы, но не дадут технологий без контроля, со своей стороны. Их банки заморозят кредиты при первом удобном случае — я видел, как они поступили с Мексикой. Я говорил с их торговым атташе на прошлой неделе: они требуют полные данные о нашей промышленности, включая мощности заводов и запасов сырья. Мы не можем раскрывать наши тайны , потому что Гитлер все узнает через свою разведку. Пусть платят за нефть и лес, но не лезут в наши дела. И никаких военных поставок — их «стабильность» — это значит подчинение Вашингтону.
Сергей слушал, его взгляд метался между ними. Литвинов был идеалистом, верящим в дипломатию, но его открытость американцам могла стать ловушкой для страны. Молотов был прагматиком, его холодный расчёт защищал суверенитет СССР, но слишком жесткий отпор мог отпугнуть американцев. Сергей знал, что валютный кризис не оставляет времени на споры: без денег и станков промышленность не справится с военными заказами.
— Товарищи, хватит спорить, — сказал Сергей. — Максим, твои совместные предприятия не подходят для нас, американцы будут диктовать условия, ведь у них деньги, а значит и решающий голос, несмотря на наш 51%. Вячеслав, твоя позиция очень жесткая и принципиальная, так мы можем отпугнуть их.