ыглядел как человек, готовый сейчас выступить перед толпой. Лев Каменев, в строгом костюме, с интеллигентной манерой, казался спокойным, но его глаза внимательно следили за всеми. Николай Бухарин, был худощавый, с растрепанными волосами и бегающими глазами, листал свои заметки, словно студент перед экзаменом. Молотов и Каганович заняли места ближе к Сергею, а Орджоникидзе вошел следом, неся свои бумаги, его громкий голос эхом отдавался в зале.
Сергей сел во главе стола, чувствуя, как сердце колотится. Он был юристом, привыкшим к залам суда, где каждое слово могло решить исход дела. Здесь ставки были выше — судьба страны. Он должен был выиграть этот «процесс».
— Товарищи, — начал он. — Начнем. Первый вопрос — крестьянский. Николай Иванович, ваше слово.
Бухарин встал, его голос был почти вдохновенным, как у проповедника.
— Товарищи, крестьянский вопрос — основа нашей революции, — начал он, размахивая руками. — Без деревни мы не удержим власть. Я предлагаю развивать кооперативы, дать крестьянам кредиты, семена, технику. Нельзя давить на них, как при продразверстке. Мы должны показать, что партия — их защитник.
Сергей слушал, делая пометки чернильным пером. Бухарин был прав: крестьяне были основой страны, и их поддержка была необходима. Но он знал из книг, что кооперативы — лишь часть решения. Без индустриализации, без заводов, страна останется слабой. Он должен был поддержать Бухарина, но направить его идеи в нужное русло.
Зиновьев поднял руку.
— Николай Иванович прав, но мы не должны забывать о партии, — сказал он. — Без партийного контроля над деревней мы потеряем там дисциплину. Нужно укреплять парторганизации на местах, посылать туда наших людей.
Каменев кивнул, добавив своим спокойным, интеллигентным тоном:
— Согласен с Григорием Евсеевичем. Но контроль должен быть разумным. Крестьяне устали от реквизиций, от голода. Нам нужно показать, что партия работает для них.
Сергей кивнул, стараясь скрыть внутреннее напряжение. Зиновьев и Каменев были сильны, их речи звучали убедительно, как хорошо подготовленные аргументы в суде. Но он видел в их словах возможность: они делали ставку на партию, а он, как генсек, контролировал аппарат. Это был его козырь.
— Товарищи, — сказал он, выдерживая паузу. — Предложения Николая Ивановича дельные. Кооперативы — путь к укреплению деревни. Григорий Евсеевич и Лев Борисович правы: без партийного контроля мы не удержим единства. Я предлагаю создать комиссию: изучить, как дать крестьянам кредиты, технику, но под руководством партии. Лазарь Моисеевич, — он посмотрел на Кагановича, — подготовьте список кадров для этой комиссии.
Каганович кивнул, его лицо было сосредоточенным, словно он уже мысленно составлял список. Сергей почувствовал, что сделал правильный ход: он поддержал Бухарина, согласился с Зиновьевым и Каменевым, но оставил контроль за собой. Его юридический ум подсказывал: нужно держать баланс, не давая никому почувствовать угрозу.
Следующий вопрос был о Красной армии. Сергей взял доклад Троцкого, чувствуя, как напряжение в зале возрастает.
— Перейдем к армии, — сказал он. — Лев Давидович прислал доклад. Нехватка оружия, дисциплина, устаревшая техника. Это серьезно. Ваши предложения?
Зиновьев заговорил первым, его голос был резким, с ноткой раздражения.
— Армия — опора революции. Без нее мы не защитим страну. Но Троцкий слишком увлечен своими реформами. Нам нужно больше контроля партии над Реввоенсоветом.
Каменев добавил:
— Согласен. Армия должна быть подчинена партии. Но проблемы, которые поднял Лев Давидович, реальны. Нужно найти ресурсы, иначе мы останемся беззащитными.
Сергей слушал, анализируя, как адвокат на слушании. Зиновьев и Каменев хотели усилить контроль над армией, чтобы ограничить влияние Троцкого. Это был их ход против него, хотя они пока действовали заодно. Сергей знал, что не может открыто выступить против Троцкого — его авторитет был слишком велик. Но он мог использовать доклад, чтобы показать свою компетентность.
— Лев Давидович прав: армия нуждается в реформах, — сказал он, выдерживая паузу. — Но Григорий Евсеевич и Лев Борисович верно говорят: партия должна руководить и направлять. Я предлагаю поручить Вячеславу Михайловичу, — он посмотрел на Молотова, — собрать данные о ресурсах для армии. Григорий Константинович, — он повернулся к Орджоникидзе, — проверьте, что можно сделать с заводами в Закавказье для производства оружия.
Молотов кивнул, записывая что-то в блокнот. Орджоникидзе хлопнул ладонью по столу, его голос был полон энтузиазма:
— Сделаем, Иосиф Виссарионович! Заводы в Тифлисе можно поднять, если дать рабочих и сырье!
Зиновьев и Каменев переглянулись, но не возразили. Бухарин смотрел на Сергея с легким удивлением, словно пытаясь понять, что за этим стоит. Сергей почувствовал, что выиграл первый раунд. Он не сделал ничего революционного, но показал, что контролирует ситуацию. Его юридический подход — слушать, анализировать, предлагать компромиссы — сработал.
Заседание длилось еще два часа, обсуждая вопросы Коминтерна, партийной дисциплины и распределения ресурсов. Сергей говорил мало, но каждый раз, когда он открывал рот, старался быть точным, как в зале суда. Он чувствовал взгляды Зиновьева и Каменева, но держался уверенно. Молотов, Каганович и Орджоникидзе были рядом, их поддержка придавала ему силы. Когда заседание закончилось, он вышел из зала с чувством, что справился. Не идеально, но справился.
Глава 4
Сергей закрыл тяжелую дубовую дверь своего кремлевского кабинета и опустился в старое деревянное кресло, которое скрипнуло под его весом. Заседание Политбюро, его первое серьезное испытание, осталось позади, но напряжение не отпускало. Он справился лучше, чем ожидал, но понимал, что это лишь начало. Зиновьев, Каменев и Бухарин пока не видели в нем угрозы, но их цепкие взгляды, которыми они обменивались за столом, выдавали их настороженность. Они оценивали его, как шахматисты — соперника перед решающей партией. Сергей знал, что должен укрепить свои позиции, пока их союз, еще хрупкий, не стал для него непреодолимой преградой. Он был юристом из 2025 года, привыкшим к залам суда, где каждое слово могло переломить ход дела. Здесь, в Кремле, ставки были неизмеримо выше — судьба целой страны.
Кабинет был завален бумагами: стопки докладов, письма, списки, исписанные мелким почерком. На массивном деревянном столе, потемневшем от времени, лежал отчет Молотова о партийных кадрах, предложения Кагановича по Закавказью и заметки Орджоникидзе о состоянии заводов. Эти люди были его опорой, но их лояльность нужно было заслужить. Сергей, как юрист, привык выстраивать доверие с клиентами: выслушивать их, предлагать решения, демонстрировать компетентность. Здесь правила были жестче, но принципы оставались теми же.
Он взял перо, обмакнул его в чернильницу и начал писать план. Его юридический ум требовал четкой структуры: конкретные шаги, анализ рисков, запасные варианты. Первое — укрепить контроль над партийным аппаратом. Как генеральный секретарь, он имел доступ к назначениям, и это был его главный козырь. Второе — найти подход к Бухарину. Его идеи о крестьянстве могли завоевать поддержку масс, но их нужно было направить в русло индустриализации, без которой страна останется слабой. Третье — ограничить влияние Зиновьева и Каменева, не вступая в открытый конфликт. Их тандем был силен, но Сергей знал из книг, что их амбиции сделают их союз нестабильным. И, наконец, разобраться с Троцким. Его авторитет в армии и партии был огромен, но его резкость и высокомерие отталкивали многих. Знания Сергея о будущем — о расколах в партии, о борьбе за власть, о грядущих вызовах, включая Великую Отечественную войну, — давали ему преимущество, но использовать его нужно было с ювелирной точностью, чтобы не вызвать подозрений.
Раздался стук в дверь. Сергей поднял голову, поправляя ворот грубой шерстяной гимнастерки, которая все еще казалась ему чужой.
— Войдите, — сказал он.
В кабинет вошел Лазарь Каганович
— Иосиф Виссарионович, — начал он, — вот список кадров для комиссии по крестьянскому вопросу, как вы просили. Надежные люди, проверенные. Я включил товарищей из Украины, Поволжья, Сибири и Центральной России. Они знают деревню, понимают, о чем говорят крестьяне.
Сергей кивнул, раскрывая папку и пробегая глазами аккуратно составленный список. Имена были незнакомыми, но он доверял чутью Кагановича. Этот человек был исполнителем, готовым брать на себя любую задачу, и его энергия могла стать мотором для многих начинаний. Сергей решил, что Каганович станет его правой рукой в организационных вопросах.
— Хорошо, Лазарь Моисеевич, — сказал он, постукивая пером по столу. — Добавьте к списку людей из Закавказья. Григорий Константинович упоминал проблемы с дисциплиной в местных парторганизациях. Нам нужны те, кто сможет навести там порядок. И еще — соберите данные о партийных организациях в Ленинграде. Кто там верен Зиновьеву, а кто может работать с нами. Действуйте тихо, без шума.
Каганович посмотрел на него с легким удивлением, его брови приподнялись, но он тут же кивнул, записывая указание в потрепанный блокнот. Сергей понял, что его просьба была необычной — Сталин, которого знал Каганович, редко вникал в такие детали так глубоко. Но Сергей не мог позволить себе быть просто Сталиным. Он должен был использовать свои знания из будущего, чтобы предвидеть ходы противников и выстраивать свою стратегию.
После ухода Кагановича Сергей вернулся к бумагам. Отчет Молотова о партийных кадрах был подробным: списки секретарей губкомов, их характеристики, связи, слабости. Сергей отметил несколько имен — людей, которые, судя по отчету, были лояльны ему или могли стать таковыми при правильном подходе. Он знал, что партийный аппарат — это машина, которая может работать на него, если он правильно расставит рычаги. Его юридический опыт подсказывал: в любой сложной системе есть точки давления, и их нужно найти. Он сделал пометку: встретиться с Молотовым завтра и обсудить, как усилить контроль над региональными парторганизациями, не вызывая подозрений у Зиновьева.