– Может, присядешь? – Меня ее суета слегка нервирует. Но Ханна занята своими мыслями и ничего не слышит.
– Что сталось с «воспроизведением и взращиванием потомства»? – спрашивает она вдруг. – Куда все делось?
– Что? – Я хлопаю глазами.
– Это с нашей свадьбы, – нетерпеливо отмахивается Ханна. – Брак нужен «для воспроизведения и взращивания потомства». Это я Тиму говорила. Тим, спрашиваю, ты меня вообще слушал?
– Ты цитировала брачный обет? – недоверчиво спрашиваю я.
– Надо же как-то до него достучаться! Что с ним случилось? – Наконец Ханна плюхается за стол. – Повтори еще раз, что он сказал.
– Кажется, он очень нервничает, – осторожно говорю я. – Немного сбит с толку. Он сказал, что завести ребенка – это… это…
Только не ляпнуть про «кошмар».
– Что? – требует Ханна.
– Трудно, – помолчав, выкручиваюсь я. – Тим думает, что будет тяжело.
– Надо полагать! – горестно отзывается Ханна. – Но разве ребенок этого не стоит?
– Пожалуй, стоит. – Я закусываю губу, вспомнив затравленный взгляд Тима. – Кстати, что такое «Ла Мас»?
– Что?
– Или «Ла Марс».
– «Ламаз»! – осеняет Ханну. – Это целая система. Подготовка к родам, игрушки…
– Отлично. А Аннабель Кармель – это кто?
– Это гуру детского питания! – тут же сообщает Ханна. – Надо начинать с полугодовалого возраста. Лотки для льда.
Опять белиберда. На черта ей лотки для льда, что она несет?
– Ханна, – осторожно говорю я. – Ты еще не забеременела. Зачем сейчас говорить о том, что понадобится, когда ребенку будет полгода?
– Я все продумываю заранее! – Ханна удивлена, что я не понимаю очевидного. – Надо подготовиться!
– Но не настолько же! Не надо решать проблемы до того, как они появились!
– Ничего подобного! – мотает головой Ханна. – Нужен четкий план. Надо все собрать. Составить списки необходимого.
Списки? Во множественном числе?
– И сколько уже у тебя списков? – как бы между делом спрашиваю я.
– Семь.
– Семь?!
Кофейная чашка со стуком выскальзывает у меня из пальцев.
– Ханна, на фига тебе семь списков необходимого для ребенка, который еще даже не зачат? Ты совсем сбрендила?
– Ничего я не сбрендила! – защищается Ханна. – Ты же знаешь, я люблю, чтобы во всем был порядок.
– Ну-ка, дай их сюда, – требую я. – Хочу посмотреть.
– Хорошо, – после паузы говорит Ханна. – Они наверху.
Мы поднимаемся по сверкающей чистотой лестнице в комнату, отведенную под детскую. На пороге я зажимаю рот рукой. Охренеть.
Комната смахивает на штаб руководства криминального расследования. Массивная доска на стене увешана карточками-напоминалками типа: «Найти курс йоги для детей», «Второе имя, если будет мальчик» или «Узнать про риски эпидуральной анестезии». Рядом прилеплены густо исписанные листы бумаги: «Послеродовой период – надо», «Образование – надо», «Медосмотр – надо».
– Главное, конечно, в компьютере, – объясняет Ханна, включая свет. – Это так… Дополнительно.
– Главное – в компьютере? – слабым голосом повторяю я.
Ничего удивительного, что у Тима крыша поехала. Мне и то нехорошо стало. Я, конечно, в детях не разбираюсь, но это явно ни в какие ворота.
– Ханна… – начинаю я и умолкаю. Черт, как бы это сказать? – Ханна… А зачем?
– Что зачем? – с несвойственной ей резкостью огрызается Ханна. Ее наконец проняло.
Я беру ее за руки и держу, пока она не поднимает на меня глаза. Какой у нее усталый вид. И измотанный. Моя сильная, спокойная умница-подруга так уязвима. Когда она смеялась последний раз?
– Ты не составила список всего, что понадобится, пока у ребенка не будет отдельного дома? – мягко поддразниваю я. – Ничего из праздников не забыла? Смотри! А совершеннолетие где? Ну-ка, пошли, погуглим, что там нужно!
Щеки Ханны слегка розовеют.
– Ты же знаешь, я люблю все дела расписывать, – бормочет она.
– Знаю, – киваю я. – Ты на этом сдвинута.
– Ничего я не сдвинута! – Ханна до глубины души потрясена таким словом. На лице у нее написано: «Я профессионал с мебелью от Джона Льюиса! На чем я могу быть сдвинута?!»
– Немного все-таки есть, – не отступаю я. – И тебе это не идет на пользу. И Тиму тоже.
Я выпускаю ее руки и указываю на комнату.
– И уж точно это не на пользу ребенку, потому что при таком размахе он никогда не родится.
– Я же просто… готовлюсь к трудностям. – Поникшая Ханна опускается на кровать. – Не понимаю, как это у других получается!
– Веками получалось. – Я подсаживаюсь к ней. – Обходились же как-то без списков в каменном веке?
– А если не обходились? – Глаза Ханны вспыхивают. – А вдруг наскальные рисунки – это и есть списки? Раздобыть ужин. Убить мамонта. Разделать медвежью шкуру.
Я фыркаю, и некоторое время мы сидим молча. Потом я поднимаю глаза.
– Ханна, а у кого-нибудь из твоих друзей есть ребенок?
– Ну… Вроде нет, – признается Ханна после раздумья. – Хотя у пары человек на работе, кажется, есть. И однажды я держала его на руках.
– Ты однажды держала на руках ребенка? – не веря ушам, переспрашиваю я. – А это все ты откуда откопала?
Я указываю на карточки.
– В Интернете. И в книжках. У меня есть это в списках – познакомиться с настоящими мамами, – защищается Ханна.
– Отлично, – говорю я. – У Николь полно подружек с детьми. Давай ты поговоришь с кем-нибудь из них, узнаешь, что нужно на самом деле? Заодно Тима с собой захватишь. Может, тогда у вас появится ребенок, а не список дел.
– Да, – отзывается Ханна.
Вдруг у нее вырывается тяжелый вздох. Она оглядывает комнату так, словно видит ее впервые в жизни.
– Да, – повторяет она. – Было бы хорошо. И вообще прекрасно. Спасибо, Фикси. Я позвоню Николь.
– Хочешь, я с ней поговорю? – вызываюсь я. – Тебе так легче будет?
– Нет, я сама.
Узнаю Ханну. Она вроде меня: что-то нужно – делай сама.
– Вот и хорошо. – Я притягиваю ее к себе и крепко обнимаю. – Вам с Тимом обоим станет легче.
– А ты? – Ханна смотрит на меня. – Я ведь так и не спросила…
– Да пустяки, – поспешно перебиваю я. – Даже рассказывать не о чем. Все прошло.
Минуло почти две недели с тех пор, как я отличилась в «Фолдс Плейс». Джейка с Лейлой я видела только на следующее утро, а о Райане и вовсе не было ни слуху ни духу.
– Ты знаешь, что я по этому поводу думаю, – говорит Ханна.
И я киваю: знаю. Мы уже все сказали друг другу.
Тим должен вскоре вернуться с работы, и скорее всего, им с Ханной предстоит долгий разговор. Поэтому лучше мне откланяться, хотя подруга и предлагает остаться на ужин. Я выхожу из ее дома на такой холод, что у меня перехватывает дыхание. Выдался рекордно холодный октябрь, даже снег обещают.
Грег в восторге. То и дело выходит на улицу, любуется серым небом и щеголяет выражением «снежный апокалипсис». Бо́льшую часть дня я отбиваюсь от предложений закупить балаклавы, санки и бутылочки для мочи (это еще что?!) из его любимого спортивного каталога.
– Ты погоди! – твердит он по двадцать раз в день. – Увидишь, какой спрос будет.
Чем больше Грег наседает, тем сильнее я упираюсь: не бывать у нас бутылкам для мочи, никогда в жизни. Пусть хоть грянет снежный апокалипсис. И пусть этими бутылками пользуются в полярных экспедициях – знать ничего не хочу.
Хотя должна признаться: я задумалась, а бывают ли дамские. И я бы спросила Грега, но боюсь, что получу откровенный и честный ответ, который никогда не сотрется из памяти.
Я бодро шагаю по Хаммерсмит, и на подходе к метро раздается звонок от Дрю. Тысячу лет его слышно не было.
– Дрю! – кричу я. – Как ты?
– Я-то хорошо, спасибо. – Голос у него озабоченный. – Николь случайно не с тобой?
– Нет, – с удивлением отвечаю я.
– Пытаюсь до нее дозвониться, но она не отвечает.
– Может, телефон сломался, – осторожно говорю я. – Или еще что-нибудь.
– Да, может быть. – Дрю вздыхает, и наступает пауза. Довольно дорогая: он звонит из Абу-Даби.
– Дрю, – набравшись решимости, говорю я. – Точно все хорошо?
– Не совсем, – выдавливает он. – Тут такая штука. Николь все обещает приехать в Абу-Даби и меня навестить. Обещает билеты на самолеты купить. Но не покупает. Ты не в курсе, у нее какие планы?
– Нет, – признаюсь я. – Мы вообще редко общаемся.
– Я понимаю, что она по уши в делах, – продолжает Дрю. – Лицо «Фаррз», йога, все такое. Поверь, Фикси, я уважаю Николь. И горжусь ею. Но когда я сюда приехал, мы договаривались, что она меня навестит. Уже сколько месяцев прошло!
– Может, планы у нее есть, просто она со мной еще не делилась, – увиливаю я.
– Резонно, – вздыхает Дрю. – Ладно, извини, что побеспокоил.
Он отсоединяется, а я, нахмурившись, плетусь дальше. Николь никогда не заикалась об Абу-Даби. И если вдуматься, то это странно. В чем проблема – съездить к мужу, по которому так тоскуешь?
Я напоминаю себе, что чужая душа – потемки и лучше в отношения других людей не лезть, но тут мой телефон гудит снова: пришло сообщение. Наверное, от Ханны или Дрю? Но нет, это он. Себ. И всего одно слово:
Помоги.
Помоги?!
Я ошарашенно перечитываю сообщение, а потом нажимаю вызов. Гудок следует за гудком, и вот-вот включится автоответчик, когда Себ отвечает:
– Привет! – Голос у него напряженный и озадаченный. – Не ждал от тебя звонка. Ты извини, но я сейчас немного…
– Ты в порядке? – в смятении спрашиваю я. – Ты мне написал «Помоги».
– Я – тебе? – У него вырывается крепкое словцо. – Извини, я писал Фреду, своему ассистенту. Наверное, ошибся номером. Прости, надеюсь, я не причинил беспокойства.
– Нет, конечно. – Но я снова хмурюсь. Зачем звать на помощь своего ассистента? И я добавляю, повинуясь порыву: – Ты точно в порядке?
– Ну… Получше… – после заминки отвечает Себ, и голос у него звучит прерывисто. – На меня тут напали. Я сам виноват: знал, что на аллее возле «Горизонта» неспокойно, и все-таки срезал угол.