– Йо-хо-о-о!
Мы оборачиваемся: Бриони машет, привлекая внимание Себа. Замечает меня – и лицо у нее каменеет.
– Помнишь Фикси? – беззаботно спрашивает Себ.
– Еще бы! Как дела? – Бриони ослепительно улыбается, и голос у нее такой едкий, что им впору краску растворять.
– Прекрасно, – отзываюсь я и машинально добавляю, обращаясь к Себу: – Я пойду.
– Постой! Хочешь покататься? – Он достает из кармана билет. – Я же на лед выйти не могу. Давай, попробуй!
Я молча смотрю на билет, и в голове у меня целая буря. Гремит музыка, мерцают огни, и Себ предлагает мне покататься.
Устоять невозможно.
– Конечно, – говорю я наконец. – Покатаюсь.
Первые круги – как будто настраиваешь старинный музыкальный инструмент. Медленно берешь ноту за нотой, ищешь помехи и изъяны. Я стала старше, но тело по-прежнему сильное и подтянутое. Мышечная память не подводит. Долгие тренировки не проходят даром.
Я мчусь по белоснежной поверхности. Не надо с тоской вспоминать свои верные коньки, пылящиеся дома. Что есть, то есть: толпа народу, непривычные коньки, лед, уже влажный от постоянных падений.
К черту. Я счастлива.
Я проношусь мимо Бриони, разворачиваюсь – и она разинув рот смотрит, как я лечу спиной вперед. Снова поворачиваюсь: места достаточно? Отлично: я делаю ласточку. Гибкость не та, это правда, но ноги все-таки слушаются, хотя им впору возопить: «Что-о? Ты серьезно? Мы же этим больше не занимаемся!»
Бедные мои ножки! Постарайтесь ради меня, а я вам потом горячую ванну сделаю.
Я выезжаю на середину катка. Простой поворот вокруг своей оси. Потом вращение все стремительнее, и плевать, что трясутся поджилки. Давайте, ноги, вы можете… И я впервые за все это время смотрю на Себа. У него рот так разинут от изумления, что я не могу сдержать смех. Еще несколько фигур… Как мне легко, как я счастлива!
И тут до меня доходит: я же выступаю! Я расцветаю. Потому что у меня есть перед кем выступать.
Люди на катке отступают к бортам, давая мне место, подталкивают друг друга, раздаются аплодисменты. Сотрудники сбились в кучку и совещаются: того и гляди турнут, хотя у меня и в мыслях нет заграбастать весь каток, это было бы невежливо! Но здесь достаточно места, чтобы я расправила крылья. Прыгнула. Во всю силу.
В динамиках гремит «Танцующая королева». Это не та музыка, под которую я отрабатывала свою юниорскую программу, но привычные фигуры вспоминаются сами собой. Сколько раз я повторяла этот сложный рисунок танца? Тысячу? Ноги скользят сами, независимо от мозга. Приближается момент прыжка. Я кружусь все стремительнее, собираюсь, вспоминаю спокойный голос своего тренера, Джимми.
Бедра горят, сердце колотится, пока я готовлюсь… И уже взлетая, думаю, что я сошла с ума и сейчас сломаю ногу или шею…
При повороте в воздухе на миг охватывает ужас. Вокруг наступает мертвая тишина. Я чувствую, как перехватывает дыхание у людей. Вижу, как неотрывно следит за мной персонал. И тут – о чудо! – я легко приземляюсь, и каток взрывается аплодисментами. Ноги дрожат, лодыжки словно из ваты, ноет каждый мускул… И все-таки я сделала это – пусть с опозданием на четырнадцать лет. Все хлопают, приветствуют меня… В жизни так не выпендривалась!
И никогда мне не было так хорошо.
Я делаю зрителям реверанс и еду к выходу, с блаженной улыбкой повторяя «спасибо!» в ответ на возгласы: «Молодец! Отлично!» И у выхода сталкиваюсь с Бриони, яростно вцепившейся в бортик.
– Красиво! – цедит она, пронзая меня взглядом. – Я и не знала, что вы такая специалистка.
Знаю, что не надо было, знаю! Но как тут удержаться?
– Что же. – Я возвращаю Бриони жалостливый взгляд, которым она наградила меня в больнице. – Наверное, если не умеете, не стоит и пытаться?
Глава восемнадцатая
Продолжая ощущать эйфорию, я возвращаю коньки, надеваю ботинки и отправляюсь на поиски Себа. Он встречает меня овациями и потрясенной улыбкой.
– Вот уж не ожидал! – восклицает он, когда я подхожу.
– Я не говорила, что немного катаюсь? – небрежно бросаю я.
Мы смотрим друг на друга и разражаемся хохотом. Я морщусь, потирая бедро.
– Весь день буду завтра за это расплачиваться!
– Могу костыли одолжить, – предлагает Себ.
Я улыбаюсь и беру свою щетку.
– Мне пора. И еще раз спасибо. Ты не представляешь, как я дорожила ею.
– Это что? – раздается знакомый, хорошо поставленный голос. К нам подходит Бриони. Наверное, кататься ей расхотелось. Она выхватывает у меня из рук щетку и разглядывает ее, скривившись.
– Что это такое?
– Подарок, о котором я тебе говорил, – отвечает Себ. – Благодарность для Фикси.
– Ты сказал про щетку для волос, я подумала, что это что-нибудь красивое. – Бриони морщится. – Где ты ее откопал, Себ, на благотворительной распродаже?
Значит, он не рассказал ей, в чем дело. Я уже открываю рот, чтобы объяснить, но тут Себ вскипает:
– Бриони, ты хоть раз в жизни можешь что-нибудь приятное сказать?
Кажется, он сам от себя не ожидал, что у него такое с языка сорвется.
– Приятное? – набрасывается на него Бриони. – А что тут можно сказать приятного? Это же уродство!
– Никакое это не уродство!
Так, теперь и я не выдерживаю.
Лицо Себа каменеет и становится почти белым.
– Это уже слишком. Бриони, по-моему, ты должна извиниться перед Фикси.
– Извиниться? – Бриони в ступоре. – Перед ней? Совсем спятил?
Тяжело дыша, она вплотную надвигается на Себа. Лицо у нее пылает, и она сейчас по-настоящему красива.
– Знаешь что, Себ? Не знаю, что это за девица и как она пролезла в твою жизнь, но проваливал бы ты к ней! Наслаждайтесь!
Сопроводив свои слова подчеркнуто пренебрежительным жестом, она круто разворачивается на каблуках.
Черт. Она и правда уходит. С концами.
– Извини, пожалуйста, – говорит Себ, когда Бриони исчезает. – Это так…
– Все в порядке, – быстро говорю я.
Себ хмурится.
– Ты видела ее с худшей стороны. Она с норовом… Но она действительно бывает забавной и веселой. Умная и благотворительностью иногда занимается по работе…
– Все хорошо, – перебиваю я его. – Правда.
Я прекрасно вижу, что происходит: Себ инстинктивно оправдывается за то, что он с Бриони. Или за то, что был с ней. Но мне действительно неинтересен перечень ее скрытых добродетелей.
– Так что же, – произношу я наконец, – вы двое…
Как ни стараюсь, не могу произнести слово «расстались», хотя оно буквально висит в воздухе.
– Похоже, мне дали от ворот поворот, – криво усмехается Себ. – Не находишь?
Я закусываю губу.
– Да. – И добавляю: – Прости. Это из-за меня.
– Нет. Ничуть. – Он энергично мотает головой. – Я бы и так ушел.
– Ну да, – бросаю я как можно более равнодушно. Худшая глупость, которую сейчас можно сделать, – это ругать Бриони.
Некоторое время мы в молчании следим за людьми, скользящими по льду. Наконец Себ глубоко вздыхает.
– Странно, – произносит он, глядя вдаль. – Завязываешь с кем-то отношения. Знаешь, что у партнера есть изъяны, – они у всех есть. И привыкаешь к ним настолько, что забываешь: все может быть иначе. Фикси, прости, я несу что-то нелепое…
– Ничуть! – с чувством возражаю я: Себ точно описывает случившееся между нами с Райаном. – Вечно прощаешь, находишь оправдания и не помнишь…
– …что вокруг есть другие люди, – мягко договаривает Себ.
Он заглядывает мне в глаза, и у меня все сжимается внутри. Другие люди. О ком это он? Обо мне?
Фикси, не будь дурой! Нет, конечно. Он, наверное, про «Тиндер» или еще какой-нибудь сайт знакомств.
– На «Тиндере»? – бухаю я как последняя идиотка, и у Себа в глазах мелькают искорки смеха.
– Об этом я не думал.
Каре-зеленые глаза вопросительно вглядываются в мое лицо. Я беспомощно хлопаю глазами, горло перехватывает, мысли путаются в голове: это… это… стойте… это оно?
Внезапно гудит мобильник Себа, и мы оба машинально смотрим на экран. Высвечивается имя Бриони, и меня охватывает страх. Вдруг она хочет извиниться и все наладить?
– Может, ты… – Я смущенно киваю на телефон. – Вдруг она… Не обращай на меня внимания.
Не говоря ни слова, Себ открывает сообщение и читает его. Оно длинное и сплошь из капслока и восклицательных знаков.
– Так и есть, – сухо констатирует Себ. – Меня послали окончательно и бесповоротно.
– Извини… – повторяю я. – Правда.
Пытаюсь говорить искренне, но, судя по усмешке Себа, мне это не очень-то удается. Он убирает телефон, молчит секунду. А потом говорит:
– Вот я думаю… Может, поужинаем как-нибудь?
Глава девятнадцатая
Сорок восемь часов спустя мы с Себом сидим в итальянском ресторане, и я не очень понимаю, как продержалась эти два дня. Я вкалывала в магазине, начала рождественские покупки и починила сломавшийся унитаз (папа нас еще в детстве обучил простейшим сантехническим работам). С виду я держусь нормально. Даже кажусь спокойной. А про себя только об одном и думаю: ужин с Себом… о господи!..
Иногда наоборот: я психую из-за того, что он мне вдруг разонравится. Но вот наконец мы сидим за столом, в золотистом сиянии ламп, и я не могу отвести от Себа глаз. Он тоже неотрывно смотрит на меня. И то, о чем мы оба думаем, настолько очевидно, что я сама удивляюсь своим сомнениям. Мы заказали лигвини с морепродуктами, поболтали о вине и погоде, но это лишь фон для безмолвной, куда более глубокой возникшей между нами связи.
Приносят вино, и Себ становится общительнее.
– Расскажи о себе, – просит он, когда удаляется официант. – Расскажи про Фикси.
Он поднимает бокал, я чокаюсь с ним и отпиваю глоток. Вино изысканное, терпкое, и сразу кажется, словно я уже выпила достаточно.
– А что ты хочешь знать? – смеюсь я, а про себя перебираю то, что обычно готова открыть из своей жизни.
– Все, – с ударением произносит Себ. – Абсолютно. Для начала очевидно, что ты олимпийская чемпионка по фигурному катанию. Семья тобой наверняка гордится.