Я жду, что Николь еще что-нибудь скажет о вчерашнем, но ей не до того: она, нахмурившись, смотрит в телефон.
– Я в таком стрессе! – порывисто восклицает она. – Я вся такая… Гормоны бурлят. Я должна встретиться с кем-нибудь.
– С чего бы это тебе быть в стрессе? – не слишком любезно спрашиваю я.
– Это все Дрю! Он заказал мне билет на двадцать третье. Типа я должна ехать в Абу-Даби. – Она изумленно смотрит на меня. – Типа он все оплатил.
– И что не так?
– Это пассивная агрессия! – Николь широко распахивает глаза. – Он пытается мной командовать! Знает, в каком стрессе я нахожусь, и все-таки меня дергает! Это как…
Она умолкает. Кажется, я теряю терпение.
– Я думала, стресс у тебя из-за того, что ты скучаешь по мужу, – напоминаю я. – Он купил тебе билет на самолет, чтобы ты к нему съездила. Чем не причина психовать поменьше?
– Ты не понимаешь! – Николь сердито косится на меня. – Умираю, кофе хочу. Фикси, приготовь мне кофе.
Я считаю до трех и отчетливо произношу:
– Сама приготовь.
Николь хлопает глазами.
– У нас есть кофеварка. – Я указываю на машину. – Вперед.
– Ты же знаешь, что я не умею! – тут же заявляет Николь таким тоном, как будто это закон природы.
– Учись. Я покажу как.
– Я не усваиваю такие вещи! – Николь морщит носик. – У меня их мозг блокирует. Ну, Фикси, давай. У тебя так круто получается!
И что-то в ее ленивом голосе выводит меня из себя.
– Хватит рассказывать мне, как я крута в том, что тебе самой делать не хочется! – ору я, и Николь дергается от изумления. – Прекрати отлынивать, прикидываясь неумехой!
– Что? – Николь таращится на меня так, словно впервые обнаружила, что я умею разговаривать и у меня вообще есть голос. Хотя, может, и правда впервые.
– Ты можешь освоить кофеварку! Просто не хочешь! Ты от всего увиливаешь, Николь, от всего! Даже от собственного мужа.
Черт. Не сдержалась: сорвалось с языка.
– Ты о чем? – Перепуганная Николь подносит руку к губам, и меня бросает в жар. Кажется, я зашла далековато. Или нет?
Я несколько раз судорожно сглатываю, лихорадочно обдумывая ситуацию. Можно пойти на попятный. Извиниться. Свернуть разговор. Но я не настроена ни отступать, ни просить прощения, ни останавливаться. Пора стать именно такими сестрами, какими нас хотела видеть мама. Такими, когда каждая знает о другой что-то важное.
– Я знаю, что это не мое дело, – уже спокойнее говорю я. – Но ты никогда не говоришь с ним по телефону. Тебе все равно, не заболел ли он. А теперь не хочешь ехать к нему в Абу-Даби. Николь… Ты правда любишь Дрю?
Повисает гробовая тишина. Николь стоит ко мне вполоборота, но я вижу, как напряжены уголки красиво очерченного рта. Пальцы нервно теребят пробковый пояс, и я замечаю, что ногти у нее обгрызены. А когда она наконец поворачивается, я с ужасом вижу слезы у нее в глазах.
– Не знаю! – шепчет она. – Ни черта я не знаю!
– Ясно. – Я пытаюсь справиться с шоком. – Но когда ты выходила за него, ты же его любила?
– Не знаю! – У Николь отчаянный вид. – Думала, что да. Но я могла совершить большую ошибку. Маме не говори!
Как будто ей пятнадцать лет, а я застукала ее с бутылкой водки! Я невольно прыскаю.
– Я-то думала, ты переживаешь из-за разлуки!
У Николь раздуваются ноздри.
– Я и переживала! – Передо мной снова прежняя капризная сестрица. – Инструктор по йоге говорит, что за меня беспокоится.
Я закатываю глаза. Кажется, Николь никогда не возьмется за ум. Но сейчас она хотя бы немного с облаков на землю спустилась.
– Но что пошло не так? – не удержавшись, спрашиваю я. – На свадьбе вы были такие счастливые.
– Свадьба была потрясающей. – Взгляд Николь смягчается при этом воспоминании. – И медовый месяц тоже. А потом я думаю: это что, все? Ничего больше не надо обдумывать, планировать, понимаешь? Весь азарт пропал. Все стало какое-то… скучное.
– А почему бы тебе сейчас не отправиться в Абу-Даби? – предлагаю я. – Сразу бы нашлось что планировать. И вообще, почему ты с ним не поехала? Только не говори мне, что там йогой не занимаются.
– Испугалась, – признается Николь. – Мы пару раз поругались, я и подумала: как мы с ним уживемся в другой стране в одной квартире? А вдруг что-то случится? Вдруг мы опять поссоримся? И я решила, что так будет спокойнее. Знаешь, будет…
И она опять умолкает.
– Ты решила, что лучше вообще не общаться с мужем, чем ссориться с ним. – Я смотрю на нее во все глаза. – Ничего себе. Тогда понятно.
– Это так напрягало! – оправдывается Николь. – И я решила, что лучше остаться в Англии и все наладить.
– Нельзя наладить отношения, спрятав голову в песок! – восклицаю я. – Любые отношения – это стресс. И ссоры у всех бывают. Ты любишь его?
Долго стоит тишина. Николь, отвернувшись, накручивает волосы на палец.
– Иногда мне кажется, что люблю, – произносит она. – А иногда смотрю на него и думаю… – По ее лицу пробегает судорога. – Но мы очень давно не виделись и…
Я жду продолжения, но она, видимо, уже все сказала. Ответ даже по меркам Николь более чем расплывчатый.
– Николь, ты должна поехать в Абу-Даби, – твердо говорю я. – Может, тогда разберешься, любишь ты Дрю или нет.
– Да, – неуверенно мямлит Николь. – Пожалуй.
– Ты должна, – наседаю я. – Вы должны побыть вместе. Должны во всем разобраться. А то ведь вы даже не знаете, надо ли вам было жениться.
– Может быть. А вдруг я туда приеду и… – Николь по своей дурацкой привычке умолкает, но в кои-то веки я понимаю, что она хочет сказать. «И вдруг окажется, что я не люблю Дрю». И она до смерти этого боится.
Еще бы. Я бы тоже боялась.
– Думаю, к этому стоит быть готовой, – произношу я с сочувствием, которого до сих пор не испытывала к Николь. – А что еще остается делать? У тебя есть какой-нибудь план?
– Не знаю! Я думала… – Она грызет ногти. – Вдруг Дрю там кого-нибудь встретит, и тогда все решится само собой.
Услышав такое, я не могу удержаться от смеха.
Николь тут же хмурится, прикидывает, не обидеться ли, – и тоже расплывается в улыбке. Я улыбаюсь в ответ. Впервые за всю жизнь между нами установлена настоящая связь. А то мы смахивали на сломанный электроприбор, которому один путь – в корзину. Но теперь лампочка снова мигает. Есть надежда.
– Я всегда считала Дрю отличным парнем, – говорю я. – Но это не имеет значения, важно, чтобы он подходил именно тебе.
– Что ж, или мы остаемся в браке, или разводимся, – отвечает Николь, проявляя редкое для нее чувство юмора. – Или-или.
И она корчит такую гримасу, что я невольно смеюсь. И теперь, когда наша связь возникла, я должна сказать ей кое-что, причем сию минуту.
– Николь, надо поговорить еще кое о чем, – выпаливаю я. – Это о другом, но тоже очень важно. Вчера вечером я говорила серьезно. Надо заканчивать с занятиями йогой. Нужно вернуть все в прежнее русло. Иначе Морэг уволится, «Фаррз» разорится, мы потеряем дом, и мама с нами никогда больше словом не обмолвится.
– Фикси, вечно ты преувеличиваешь. – Николь закатывает глаза.
– К сожалению, нет. У нас серьезные проблемы! Боб сказал, – добавляю я для пущей весомости. – Вчера.
Слегка приврала: Боб не говорил, что мы в беде. Но его все уважают. У Николь встревоженный вид.
– Что, так и сказал?
– Да.
– А точнее?
– Сказал… – Я скрещиваю пальцы за спиной. – У вас проблемы, сказал. И это правда! Мы развалили весь магазин, пока мамы не было, и теперь надо все исправлять.
– Я ничего не разваливала, – величественно бросает Николь. – Ты видела страницу в Инстаграме?
Она откидывает волосы назад и смотрится в зеркало в кухонном шкафу.
– Там все преобразилось! Сверх всяких ожиданий. Снимки изумительные!
– Но там же только твои фотографии! – с отчаянием восклицаю я. – И все комментарии – это парни тебе свидание назначают.
– У нас просмотры растут! – тут же возражает Николь. Защищается! Жмем дальше.
– На Рождество нам нужен подъем, – говорю я. – Идеи у меня есть, но понадобится твоя помощь. Обычная помощь в магазине.
– Я не смогу, – немедленно объявляет она. – Я буду недоступна. Я лечу в Абу-Даби.
Она серьезно?
– Ты летишь двадцать третьего, – сурово отвечаю я. – А до тех пор ты свободна. И ты мне помогаешь. И делаешь так, как я скажу. Ясно? Это нужно для «Фаррз», – добавляю я, заметив, как у нее перехватило дыхание. – Для мамы. И для меня.
Некоторое время Николь молчит, глаза у нее сужены. Я смотрю на нее не мигая. Впервые в жизни в споре с ней я настояла на своем.
– Отлично! – Она с шумом выдыхает. – Но таскать я ничего не буду. Инструктор по йоге говорит, что мне нельзя поднимать тяжести. У меня слишком тонкие руки.
– Учту! – Я воздеваю глаза к небу. – А теперь добро пожаловать к кофеварке, твоей новой лучшей подруге!
Испепелив меня взглядом, Николь подходит к кофеварке и разглядывает ее с опаской.
– Она такая… сложная.
– Да, – соглашаюсь я. – И что с того?
Николь осторожно тычет пальцем в дисплей и подскакивает, когда на нем зажигаются лампочки. Потом она поворачивается и подозрительно косится на меня.
– Ты очень изменилась, Фикси.
– Да, – небрежно бросаю я. – Есть немного.
– А как твой новый парень? – Ее лицо светлеет: она считает, что докопалась до причины перемен.
– Никак, – кратко отвечаю я. – Разбежались.
– О, черт… – Николь сочувственно морщит лоб. – Недолго вы продержались.
– Недолго, и ладно, – пожимаю я плечами.
Мы молча смотрим друг на друга. Кажется, впервые в жизни у нас столько общего. Каждая встретила парня, влюбилась, и все шло прекрасно. Пока не рухнуло.
Щиплет глаза. Сдавливает горло. Я что есть сил моргаю, пытаясь сдержать слезы, но поздно: Николь заметила. Она смотрит на меня без всякого выражения – и вдруг протягивает руки. Сначала я не понимаю: что это она? А потом до меня доходит. Слезы обжигают глаза, и я, почти ничего не соображая, кидаюсь к ней.