– Семен, – подсказал бармен.
– Послушай, Семен, я тут не был десять лет. Многое забыл. Но кое-кого помню и хочу навестить. Тут раньше жила девушка по имени Анна.
– Анна? – Бармен озадаченно приподнял белесые брови. – Какая конкретно? У нас в Лучах их несколько.
– М-м… – Максим задумался, припоминая фамилию. – Анна… Черт, забыл. Она жила по соседству от теть Клавы. Прямо за заборчиком.
– Не Родимова? – уточнил бармен. – Ведьмина внучка?
– Точно! – кивнул Максим. – Родимова. Она еще тут, в поселке?
– Тут. Куда ж ей деться? Работает в больнице медсестрой.
– Медсестрой? – удивился Максим. – Простой медсестрой?
– Ну да.
– Забавно. Мне казалось, она далеко пойдет.
Он отпил еще пива. Задумчиво повертел в руках кружку, потом спросил:
– Значит, она, как ее бабушка? Лечит травами и заговорами?
– Да нет. Просто работает в больнице. Но люди все равно ее побаиваются.
– Это почему же?
– Говорят, старая ведьма не может умереть, пока не передаст свой дар молодой ведьме.
– А что, ее бабушка умерла?
Бармен хмыкнул:
– Вроде того.
– Что значит «вроде»? – не понял Максим.
– Говорят, она ушла в лес и не вернулась. Должно быть, волки загрызли. Или медведь задрал. В наших лесах хищной живности много.
– Вот как… – неопределенно проговорил Максим. И надолго задумался.
– Послушай, – спросил он наконец, – а эта Анна… Она живет все там же? Рядом с домом тети Клавы?
– Да нет. Давно уж там не живет.
– Ясно, – Максим усмехнулся. – Наверное, вышла замуж и переехала к мужу. Верно?
– Нет, – сказал бармен. – Не верно. Она не замужем. Да и не найдется в поселке дурака, который бы взял ее в жены.
– А что так? Неужели растолстела?
– Да нет. Девка она красивая. Но кому охота связываться с ведьмой? Да к тому же подпорченной… – он усмехнулся и весело взглянул на Максима, как бы приглашая его посмеяться над удачной шуткой.
Максим машинально улыбнулся, хотя не понял, что тут смешного.
– Так где она живет? – вновь спросил он у бармена.
– Да на окраине, – ответил тот. – За оврагом. Возле самого леса.
– Возле ле-еса? – протянул Максим. – А чего так? У нее же был большой красивый дом. В центре поселка, как я понимаю.
– Так выжили ее.
– То есть?
– То и есть. Обзывали, дразнили. Ребятишки грязью вслед кидали. А пару раз даже стекла ночью разбили. Ведьм в наших краях не жалуют.
Максим хотел что-то сказать, но передумал. Достал из кармана кошелек, расплатился и поднял с пола сумку.
– Пиво не допили, – сказал бармен. – Не понравилось?
– Третий сорт не брак, – ответил Максим, повернулся и вышел из кафе.
Санитар осторожно направил на операционное поле бестеневую лампу. Писк сердечного монитора звучал часто и монотонно. «Пи. Пи. Пи».
– Все готовы?! – спросил доктор.
– Да, Яков Степанович! – ответили ему.
– Анестезиологи, можно?
– Можно!
– Разрез!
Яков Степанович склонился над лежащим на операционном столе человеком. Через вскрытую брюшину выплеснулась застоявшаяся кровь. Зашумели и забулькали два отсоса.
Писк сердечного монитора участился.
– Давление падает! – сообщил анестезиолог.
– Вася, прижми вот тут большим тампоном! – приказал доктор ассистенту. – Дави сильнее! Молодец. Зажим! Не этот, длиннее!
Получив зажим, Яков Степанович снова склонился над пациентом.
– Зажим наложен! Ножницы! Так… А теперь перевязать!
Под зажим легла толстая лигатура.
– Молодцы, ребята, – похвалил доктор.
Писк монитора стал реже.
– Ну, все нормально, – доктор выпрямился. – Вася, заканчивайте тут без меня.
– Хорошо, Яков Степанович!
Доктор вышел из операционной. В коридоре, на стареньком дерматиновом диванчике, сидела стройная красивая женщина в белом халате. Лицо ее было абсолютно лишено косметики, светло-русые волосы зачесаны назад и собраны в пучок.
Доктор снял маску и сел рядом.
– Ну как? – пытаясь скрыть волнение, спросила она.
– Все в порядке, Ань, – Яков Степанович улыбнулся. – Парень будет жить. А его дочки не останутся сиротами. И все это благодаря тебе. Спасибо тебе, Аня!
Он приобнял медсестру за хрупкие плечи и поцеловал в щеку.
– Хорошо, что я не стал никого слушать и принял тебя на работу! Ты диагност от Бога!
– Люди считают меня ведьмой, – с горькой усмешкой заметила Анна.
– Ну, во-первых, не все, – возразил Яков Степанович. – А во-вторых, не обращай внимания.
Он ободряюще ей улыбнулся. Анна слабо улыбнулась в ответ.
– Я стараюсь, Яков Степанович. Очень.
Доктор вздохнул и посмотрел в сторону операционной.
– Н-да. Ума не приложу, как ты нашла у него эту бяку. Ведь даже рентген ничего не показал. Ну да ладно, – он снова перевел взгляд на медсестру. – Анечка, мне странно, что я это говорю, но тебе нужно уехать. У тебя талант, ты должна учиться. Получить образование, стать врачом…
– Яков Степанович, мне двадцать восемь лет. Я уже старовата для учения.
– Двадцать восемь, – он улыбнулся. – Вы только ее послушайте – «старовата»! Да мне бы мои сорок вернуть – я бы мир перевернул!
– А разве вам больше? – удивилась Анна.
Врач улыбнулся:
– Спасибо за комплимент. Хотя, конечно, выгляжу я на свои пятьдесят три, и с этим уже ничего не поделаешь. Слушай, Ань, а может, выйдешь за меня замуж? Пятьдесят три – это ведь не семьдесят. Увезу тебя в город, помогу поступить в медицинский. Мы можем стать хорошими супругами.
– Можем, – улыбнулась Анна. – Но можем и не стать. Лучше не пробовать.
– Ты права. Еще рассоримся, разойдемся, а потом будем ненавидеть друг друга. Лучше уж оставаться друзьями.
Анна засмеялась, Яков Степанович тоже.
– Ладно, – доктор поднялся. – Пойду проверю, как там у них дела. А ты иди домой. Скоро утро. Тебе, наверное, сына надо в школу собрать?
– Да, – Анна встала. – Он у меня не может без завтрака, – с улыбкой сказала она. – И куда в него столько лезет? Худющий.
– Растет, куда ж еще, – улыбнулся доктор. – Ну, удачи! А над предложением моим подумай.
– О замужестве? Или о переезде в город?
– Об обоих, – иронично ответил Яков Степанович, кивнул Ане на прощанье и, сунув руки в карманы белого халата, направился в операционную.
Анна вышла на улицу. С вечера были заморозки. А сейчас, к утру, сильный ветер шумно ворошил бурую опавшую листву. Шагая по безлюдному поселку, Анна думала о бабушке Мауле. Шрам под левой грудью легонько заныл – то ли от этих мыслей, то ли из-за меняющейся погоды. Анна вспомнила, как лежала на больничной койке, и как бабушка Маула сидела рядом, наклонившись к самому ее уху, и шептала-шептала… Но не заговоры.
Она что-то рассказывала Ане, торопливо, словно понимая, что другого шанса уже не будет, но Аня мало что тогда расслышала. Хотя кое-что она все же сумела запомнить. Всего несколько фраз, которые и сейчас чудились ей в накатах северного ветра, теребящего умирающую листву.
– Оно спит… Просыпается… Просыпается… Просыпается… Раз в сто лет… Хочет насытиться… Но нельзя… Не позволять… Загнать… Обратно…
И затем совсем уж странное:
– Ты ему нужна, Аня…
Анна вздохнула, подняла воротник пальто и пробормотала:
– Зачем, бабушка? Зачем я ему нужна? Почему ты мне не сказала?
Новый порыв ветра швырнул к ее ногам гроздь грязных жухлых листьев. И Анна, непонятно почему, вспомнила другие слова старой Маулы, сказанные очень давно, еще в те времена, когда Аня была девочкой-подростком.
– Мир лежит во зле, Аня, – твердила Маула, не уставая толочь в ступе какие-то лечебные смеси. – Все доброе в нем погибает. Каждый человек проклят с рождения. И этого не изменить. Каждый из нас заслуживает смерти, но не каждый это понимает.
– И как тогда жить? – спросила тогда Аня. – Бабушка, я должна стать такой же, как другие?
Маула прервала работу, вытерла кончиком платка вспотевший морщинистый лоб и сказала, посмотрев на внучку странным взглядом, полным горечи и безнадежности:
– Ты и есть такая, как другие. Мы все одинаковые, Анна. Твоя душа выглядит чистой и невинной, но под нежным слоем этой чистоты находится такая страшная и мрачная бездна, что лучше в нее не заглядывать.
– Бездна, – задумчиво повторила Анна, шагая по темной улице. – Каждый заслуживает смерти…
– НО НЕ КАЖДЫЙ ЭТО ПОНИМАЕТ!
Анна остановилась как вкопанная, прислушиваясь к завыванию северного ветра. Что это было? Произнесенные кем-то слова? Галлюцинация?
– НО ТЫ ПОЙМЕШЬ, – снова прошелестел ветер. – ПОЙМЕШЬ, КОГДА Я ПЕРЕГРЫЗУ ТЕБЕ ГЛОТКУ!
И вдруг Анна ощутила, что за спиной у нее кто-то стоит. Она медленно обернулась. И увидела темную бесформенную фигуру, вроде бы человеческую, стоящую во мраке, возле старого дровяного сарая, и глядящую на нее мерцающими желтоватыми глазами.
– Я СНОВА ЗДЕСЬ!
«Только теперь? – пронеслось в голове у Анны. – Ведь прошло уже десять лет!»
Существо тихо и угрожающе зарычало. И Анна поняла, что перед ней вовсе не человек, а животное. Волк? Или собака?
– Пошел прочь! – крикнула она зверю. – Я тебя не боюсь!
Зверь снова зарычал.
– Напрасно! Меня НАДО бояться!
Краем глаза Анна увидела валяющуюся у дороги палку. Она быстро нагнулась, схватила палку и выпрямилась, готовая вступить со зверем в схватку. Но возле дровяного сарая уже никого не было. Ни человека, ни зверя.
«Должно быть, это было видение, – подумала Анна. – Кошмар наяву после тяжелой бессонной ночи. Нужно выспаться. Хорошенько выспаться, и кошмары отступят». Она отбросила палку и торопливо зашагала домой.
«Вновь пришла осень, – крутилось у нее в голове. – Вновь пришла осень».
И в этом году вместе с осенью в поселок Лучи вернулось чудовище.
Максим проснулся рано, часов в семь утра. Он почувствовал себя отдохнувшим и бодрым. А главное – быть может, впервые за последние несколько лет – он почувствовал себя в безопасности.