Странное чувство поселилось во мне: будто от меня целого откололся ощутимый кусок, и теперь я, как в дыму или в толще воды, пробиваюсь наощупь, медленно, тяжело и превозмогая давление – одиночество впервые окутало с тех пор, как познакомился с Зои. Я уже и забыл это пугающее и наполняющее пустотой чувство, снедающее в последний год учебы. Если бы не работа и не снурр, то я, наверное, свихнулся. Первая отвлекала от тяжелых мыслей, второй – от полного одиночества. Когда я приходил домой, Торик сидел перед изображением Зои и вглядывался в показания, лишь с моим приходом он позволял себе расслабиться и составить мне компанию, но все же, как и я, напряженно поглядывал иногда на монитор. Мне даже стало казаться, что зверь все понимает. И не только, что Зои плохо, а и значение цифр, бегущих рядом.
Потом я мотал головой, и наваждение проходило, и вновь прижимал к себе диковинного, ставшего домашним зверька из глубин космоса, который волей случая оказался нашим питомцем. А он благодарно мурлыкал, прямо как кошка, вибрируя всем телом. Когда же я забывался беспокойным сном, то снурр возвращался к монитору, опускал голову на передние лапы и смотрел на неподвижную Зои. Это я видел, когда выныривал из кошмаров, которые заканчивались всякий раз какой-нибудь бедой с моей любимой, и видя неустанно бдящего перед экраном Торика, я успокаивался. Как будто животное, пусть и инопланетное, могло знать, что с ней происходит.
А что мы знали о снуррах? Совсем ничего! Частный коллекционер, у которого мы забрали умирающее животное, на вопрос что это за зверь, лишь пожал плечами и промычал что-то себе под нос. Оказалось, его выловили контрабандисты на малоизученной планете в единственном экземпляре – естественно коллекционер не сказал «контрабандисты», но мы-то разумные люди… Как обращались все это время с животным, пока он летел на Землю, не известно: но не самым лучшим образом. Контрабанду прятали в тайниках, чтобы пройти многочисленные досмотры в портах, а тайники вряд ли были оборудованы для содержания животных. В итоге мы забрали у коллекционера изможденного, умирающего зверька, за которым не известно как ухаживать. Он был единственным в своем роде, но печальные янтарные глаза пленили нас с Зои. Она прижала бело-рыжую зверушку к себе и больше не отпускала. Кормила молоком из пипетки, брала с собой в постель и прижимала дрожащее тельце, заглядывала в глаза и долгими часами разговаривала с животным. И терапия любовью возымела свое действие. Снурр окреп, повеселел и прочно занял место в нашей жизни.
Тем не менее, я очень удивился, когда зверь разбудил меня. Снурр был неестественно оживлен и не находил себе места, мечась по кровати. Он разразился неслыханной до этого трелью, и лишь сообразив, что с монитора на меня смотрит жена, я сорвался с постели, запутавшись в синтетическом одеяле и растянувшись на полу.
Мне надо было срочно прибыть в больницу…
– Андрей, могу я вас так называть? – врач – единственный человек в этом механическом стерильном царстве – пристально заглянул в глаза. И, получив согласие, продолжил. – Прежде чем что-либо говорить о вашей жене, позвольте поинтересоваться… Как вы относитесь к смерти?
– Что? – я не мог понять, куда он клонит. И не хотел. – О какой смерти вы говорите? В наш век…
– Спокойнее, молодой человек. Спокойнее, – осадил доктор. – Я лишь задал риторический вопрос.
– Риторический? – по-моему в моём голосе прорезались истерические нотки. – Вам не кажется, что больница не место для таких расспросов? Может, сразу скажете, что и хотели?
– Хорошо, – вдруг слишком легко согласился врач. – Ваша жена больна. Очень…
– Но, Вениамин Абрамович, – так звали специалиста, – разве медицина не шагнула далеко вперед? – прервал я. – Разве сейчас не вылечивают от всех болезней? В том числе и генетических?
– По большей части – да, но…
– Но? Что «но»?
– Но, увы, не все. Часть болезней, очень маленький процент, до сих пор не поддается лечению.
– То есть… моя жена… моя Зои… умирает? – я не мог поверить, в что говорю. – Но это же чушь! Она же молода и здорова! Ведь так доктор?
– Выслушайте, молодой человек, – начал он, но увидев мое состояние, вдруг тряхнул за плечи и довольно громко и жёстко прикрикнул: – А ну успокойтесь! Возьмите себя в руки, наконец! Вы мужчина или нет? Выслушайте и примите правду!
Это подействовало. Словно окатили из ушата холодной водой. Я притих и молча уставился на Вениамина Абрамовича, ожидая продолжения.
– Ретроцеребеллярная киста головного мозга. Находится в толще мозга, из-за чего не операбельна: очень трудно добраться, не задев серое вещество. – Каждое слово ложилось на плечи тяжелой гирей. – Право на риск есть только у пациента, то есть, согласие на операцию мы должны получить от Зои. Но… успешность операции всего тридцать процентов – есть риск повредить мозг.
– И… долго она проживет, если не оперировать?
– Тут будет зависеть от кисты. Может месяц, а может и несколько лет. Я гарантий дать не могу.
– Что требуется от меня? – спросил потухшим голосом. Мечты о долгой и счастливой жизни рухнули в мгновение ока. Надежды на будущее развеялись, словно их и не было. Я прекрасно осознавал, что если не лечить, Зои рано или поздно умрет, а если оперировать, то может не дожить до окончания операции… Как можно выбирать в этом случае? Дать жить, умирая, или убить, пытаясь спасти…
– Вам надо поговорить с женой.
Как я мог с ней об этом говорить? Как сказать любимому человеку, что он вот-вот умрет? Но это сделала Зои, сняв тяжесть решения с моих плеч.
– Спасибо.
– За что? – удивился я.
– Что вызвал скорую, – Зои слабо улыбнулась, прижимая снурра к груди. Зверек льнул к жене, ласкаясь словно котёнок. Мои брови полезли вверх – еле смог их удержать на месте, и сохранить невозмутимый вид: я-то знаю, что не вызывал неотложку… А если не жена, то кто? Я подозрительно уставился на Торика: на мгновение мелькнула дурацкая мысль, что зверек не так прост, как кажется. Но жена прервала размышления, и подозрения тут же развеялись.
– Андрей, я умираю? – грусть на лице, печаль в глазах, понимающих все без докторов.
– Нет милая! Нет!
– Не ври мне. Я чувствую, что что-то не так… Что говорит врач?
– Врач… – слова дались с огромным трудом, но в голове забрезжила бредовая мысль. – Он говорит… Он… Милая, а хочешь я подарю тебе звезду?
– Звезду? – она слабо улыбнулась. – Ты шутишь? Как тогда… на крыше? Неужели я не понимаю, что это невозможно? Андрюш, не надо меня успокаивать…
– Но это возможно! – горячо воскликнул я, и, может быть, вера в глазах настолько сильна, что Зои притихла. – Любимая! Это возможно!
***
Кто дал мне право распоряжаться чужой жизнью и вселять в любимую надежду? Жестоко? Ничуть! Я хотел исполнить ее мечту и свои обещания, которые давал ей раньше, когда все у нас еще было впереди. И еще меня грела надежда на межзвездные путешествия, вернее, на камеры гибернетического сна, которые продлят наше время. В организм вводится специальное вещество, которое замедляет считывание и копирование генетической информации, что приводит к глубокому сну, а камера помогает человеку выдерживать невероятные нагрузки. И поскольку, благодаря Свиридову такой шанс у нас появился, я предложил его Зои, и она не отказалась.
– Как красиво! – усталый голос жены выдавал слабость от полета. Мы успешно долетели до базы «Вселенная» в созвездии Лебедя, проведя в состоянии анабиоза всего год. Первые полгода на разгон, остальные – на торможение. Остальное расстояние корабль покрыл почти мгновенно, нырнув в червоточину.
– Тут совсем другие звезды! – радовалась она. Обзорный экран ресторана «Млечный путь» будто вел прямо в космос. На фоне двойного солнца – поляризаторы делали их свет безопасным – пояс астероидов, переливающийся множеством ярчайших искр, и гигантская верфь звездного флота, вокруг которой сновали корабли всевозможных размеров и форм. Млечный путь, намного ярче видимый, чем с Земли, распростерся слева направо, оттеняя все это великолепие. Снурр сидел рядом на стуле и не отрываясь смотрел в космос, словно помнил, откуда его доставили.
– Я очень рад, что счастлива, дорогая.
– Очень, Андрюш! Очень! Это просто невероятно! И ты сдержал обещание! – я улыбнулся. Меня очень радовал ее светящийся и счастливый вид. Что ни говори, но это путешествие стоило унылого прозябания на Земле, где неизбежность быстрее съела бы мою Зои.
– Но как ты это организовал?
– Это Свиридов Семен Викторович, – не было смысла скрывать цель и планы этого путешествия. – Он подарил нам Звезду.
– Что? Это разве возможно?
– Видишь ли, дорогая. Он один из первых покорителей космоса. А тогда существовала целая программа по освоению. Астронавты могли выбрать себе звезду в долгосрочных планах. И когда техника позволит – лететь на планеты, окружающие ее, и осваивать. Несколько таких программ и сейчас успешно проводятся. Наградой человеку, решившемуся на это, служил бы целый мир, и часть его богатств. И сейчас проводится полное исследование космоса, но кадров катастрофически не хватает. И вот отставникам и предлагают собственный мир. Дают в пользование автономный жилой модуль, который занимается терраформированием, а они в это время спокойно спят в гибернетических капсулах. А когда приходит время и планета становится пригодной для жизни, автоматика их будит. И целая планета готова послужить людям, а ты – герой, не побоявшийся послужить всему человечеству. Целый мир, Зои! Я, ты и звезды!
– А почему Свиридов не полетел?
– Ему не с кем, – я пожал плечами. – Из-за длительных полетов он так и не нашел свою любовь.
– Как печально, – Зои отвернулась от еды и надолго всмотрелась в млечный путь, пересекающий обзорный экран позади двух притушенных светил. Потом посмотрела на меня и улыбнулась. – Ну и какая из звезд наша?
Я тоже улыбнулся, встал и подошел к жене, потом указал на ту часть галактики, где приборы обозначили мне звездную систему.