Наркоманы наркоманить, естественно, от этого меньше не стали, а обычных граждан этот ебанутый закон толкал на переход на темную сторону – на покупку электролита для аккумуляторов у несунов с заводов.
Поскольку на обычные пути приобретения кислоты у меня не было времени, я решил обратиться к напрямую к основным потребителям кислоты в Москве. К наркодилерам. Точнее, к Уолтеру Уайту российского розлива – не продавцу, но производителю известного во всем мире снежка (амфетамина) «Белый Тезис», моей однокласснице Лилии, которая, окончив Химический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, с красным дипломом, так и не смогла устроиться в России на работу по специальности.
Сменив несколько профессий, от мерчендайзера до крупье, Лилия настолько озверела от безденежья, что была готова пуститься во все тяжкие. И случай быстро представился – один из владельцев казино, оставшись без дел, после того как Вова, запретив азартные игры, заставил все игровые точки поменять владельцев на прокуроров, решил сменить вид деятельности на наркоторговлю. После чего бесследно растворился в одной из емкостей на своем наркозаводике – наркоторговлю в России курировало МВД, которому новоявленные конкуренты были поперек горла.
Лилию растворять не стали – налаженное производство никто закрывать не собирался, обеспечив заводику новый рынок сбыта – Европу. После этих событий заводик еще несколько раз переходил из рук в руки, так что кто именно сейчас курировал производство: МВД, ФСБ или уже сам Кремль, я не знал. Не уверен, что это знала и сама Лилия. В её задачу входило синтезировать заданный перечень веществ, а что с ними происходит в дальнейшем, её не интересовало. Собственно, поэтому она и была жива.
Производство располагалось в одной из промзон Москвы, куда я тоже дошёл пешком. На проходной меня встретила сама Лилия, которой я отписался еще из дому, через защищённый шифрованием чат телеграмма. За её судьбу можно было не волноваться – какой бы цирк не устроили расследующие моё дело агенты, посягать на этот бизнес им никто не позволит.
Мы поднялись в её кабинет, который, в лучших традициях голливудских фильмов, больше напоминал химическую лабораторию, чем обычная химическая лаборатория. Правда, он и был химической лабораторией – помимо руководства заводиком, Лилия работала над синтезом новых веществ. Оглядев женщину, которая с момента нашей предыдущей встречи, стала еще более худой, и сейчас напоминала одетый в белый лабораторный халат скелет, я вздохнул.
Судя по всему, Лилия, как хорошая повариха, регулярно снимала пробу со своего варева.
Пришлось делать вид, что не замечаю её состояния. Всё равно, что-то изменить в этой ситуации было не в моих силах. Лилия, сильная, волевая женщина, сама выбирала свой путь. И сама шла по нему в пропасть.
Я чмокнул Лилию в щеку, и мы мило поболтали о текущих делах за чашечкой необычайно крепкого и бодрящего кофе. Настолько бодрящего, что я выразительно посмотрел на Лилию.
– Ну вот еще, – правильно истолковала мой взгляд Лилия, – обычный это кофе. Без добавок. Просто я его в автоклаве варю. Он так крепче.
Я встал и подойдя к лабораторному столу, на котором высился, сверкая медными боками, обвешанная манометрами выполняющий роль кофеварки автоклав. Рядом, в соседнем устройстве, заметно больших размеров, как в лавалампе взымались и опадали бесформенные сгустки вещества.
– Синтезируешь человека неудовлетворенно желудочно? – спросил я, вспомнив читанную в детстве книжку.
– Нет, это клейпучка.
Я поморщился. Слово было смутно знакомое. Где-то я определённо его слышал.
– Полимер это. Специальный, – пришла мне на помощь Лилия, – у меня на производстве кто-то из сотрудников начал конечный продукт тырить. Вот я и сварила клейпучку. Чтоб сор из избы не выносить. А то у этих, – Лилия выразительно посмотрела вверх, – на все случаи одна отработанная схема решения проблем. А мне потом замену коллективу искать, – затянувшись сигаретой добавила она, – нет желания. В общем, если взболтать клейпучку хорошенько, а потом положить в спокойное, тихое место, то она от любого движения полимеризуется.
С этими словами она взяла со стола матово черную реторту, взболтала, потом резким щелчком большим пальцем откинула притертую крышку и опрокинула над столом. Оттуда, с неторопливостью ленивца, выкатилась здоровенная капля тягучей, янтарной жидкости, которая, упав на стол, за доли секунды сменила цвет на травянисто зеленый и…
*БДЫЩ*
От удивления я подскочил в воздух на полметра. Капля взорвалась. Но это меня бы не удивило, собственно говоря, я ожидал от клейпучки чего-то подобного. Удивительно было другое – взорвавшись, капля выстрелила во все стороны белыми лучиками дыма, сделавшись похожей на одуванчик. И эти струйки дыма не пропали после взрыва, а как-то даже уплотнились, превратившись в пластиковые нити, связавшие стол, потолок, оба автоклава, и… видимо меня. Одна из нитей, вытянувшись на два метра, ударилась мне в рукав куртки.
Я попробовал отойти. И не смог. Тонкая, белая сопля клейпучки немного растягивалась, но не отпускала. Стоящая сзади Лилия коснулась её сигаретой, и только тогда белесое щупальце клейпучки, как бы нехотя, отцепилось от куртки и свернувшись колечком, на манер тещиного языка, успокоилось на столе.
– Кислород воздуха постепенно насыщает полимер и заставляет клейпучку принять первоначальную форму капли, – сказала, голосом Дроздова Лилия. – При этом, захваченные псевдопсевдоподиями предметы притягиваются и фиксируются клейкими нитями.
Наблюдая как диковинный пластиковый цветок, который сейчас, втягивая свои щупальца подтягивал к себе всё, на что попали его клейкие нити, я уважительно поцокал языком.
– А это вообще не опасно? – спросил я, наблюдая как тонкая ложноложноножка тащит к столу здоровенную кадку с фикусом. – Что будет, если она на кожу попадет?
– Ничего страшного. Просто приклеится, а потом отвалится, когда засохнет, – ответила Лилия, прижигая сигаретой вцепившиеся в опасно наклонившийся автоклав нити клейпучки, заставляя их отпустить добычу. – Дней через шесть, при обычной температуре. Зимой дольше. Главное, при попадании на кожу дергаться поменьше. Отцепить всё равно не получится, ты её только разомнешь, и заставишь съёживаться сильнее.
– Задушит? – Испуганно спросил я.
– Неа. А вот зафиксирует – любо-дорого смотреть, – сказала Лилия, медленно выпуская струйкой сигаретный дым. В её голосе появилась какая-то задумчивая мечтательность. Я поёжился, представляя себе судьбу хорошо зафиксированного воришки.
В лаборатории повисло неловкая тишина, нарушаемая только скрипом ветвей затаскиваемого неутомимой клейпучкой на стол фикуса.
– Шикарная штука, – сказал я преувеличенно бодрым голосом. – Отольешь немного? – добавил я после минутной паузы.
– Отолью, отсыплю, отрежу… сколько надо. Мне для друзей ничего не жалко, – бодро ответила Лилия. – Может тебе еще чего-нибудь надо, этакого? – с этими словами она неопределённо помахала в воздухе пальцами.
– Неа, ты же знаешь, я не по этой части.
– У меня и пиво есть, если хочешь. – С этими словами Лилия взяла лабораторный мерный стакан, и подойдя к стоящему на холодильнике перегонному кубу, нацедила мне стакан прозрачной пенистой жидкости, добавив пару кусочков сухого льда из дьюара.
Я сделал глоток. Пиво было изумительное. Легкое, бодрящее, прохладное, с приятной горечью, и неуловим оттенком чего-то совершенно летнего.
– Нравится? – Спросила Лилия с таким же стаканом пива в руке. – В этот раз, я помимо томатной пасты добавила…
– Стоп, стоп, стоп, – наученный горьким опытом пробормотал я, затыкая уши. – Не надо подробностей, Лилия. Я не желаю знать из какого сора, растут стихи, не ведая стыда.
– Тогда переходим к делу?
Нехотя повернувшись, я посмотрел на Лилию. Предчувствие меня не обмануло. Пока я наслаждался напитком, химик сняла халат, под которым ничего не было и стоя около кожаного диванчика, призывно похлопывала рукой по спинке.
Ну, да, ну да. Лилия где-то вычитала, что секс важен для поддержания женского здоровья, и она, будучи женщиной рациональной, не могла не пропустить столь важную оздоровительную процедуру, тщательно следя, что её организм получал необходимую для нормального функционирования тела порцию массажа. Я знаком с Лилией не первый год, и догадывался, чем закончится наша встреча.
Тем же самым, что и все предыдущие – механическим совокуплением – назвать это сексом у меня не поднималась рука.
И вовсе не потому, что Лиля была не красивая. Я внимательно оглядел стоящую перед до мной женщину, пытаясь вызвать романтическое настроение. Обнаженная Лилия уже не походила на скелет, напоминая, скорее, манекенщицу или фотомодель. В смысле, была такая-же поджарая, тонкая и звонкая, с блестящей копной густых и блестящих (спасибо химии) золотистых волос и белым, словно напудренным холеным телом. Ева, с рисунка Босха.
Я в очередной раз поразился, насколько сильно отличается мужское восприятие одетой и раздетой женщины. Был в моей жизни интересный социальный эксперимент, который полностью подтверждал эту теорию – как-то раз, валяясь на нудистском пляже в еще украинском Коктебеле, я познакомился с харьковской студенткой, которая, так же как и я, отдыхала на этом пляже «как есть» – в тапках и верёвочке для волос.
Несколько дней мы мило общались на пляже, приходя и уходя в разное время, а потом, в попытке развить наши отношения дальше, договорились вместе сходить на дискотеку в городе. И я, прямо скажем, был нимало огорошен, впервые увидев свою спутницу в одежде. Из красивой, миниатюрной, хорошо сложенной девушки, с точеной фигуркой, небольшой, но красивой грудью, она превратилась, одевшись, в невыразительную серую мышь в мешковатом балахоне. Магия ушла.
Сейчас магии не вообще. Я аккуратно, как на медосмотре разделся, складывая одежду на стул, и, подойдя к дивану, обнял женщину, проведя руками по гибкой спине. Маслянистая кожа слегка пахла грушей. Хотя нет, поправил я себя, какой грушей? Женщина химик может пахнуть только изоамиловым эфиром уксусной кислоты. Но запах, смешиваясь с запахом табака, был на удивление приятным. Я об