— К чему такие сложности? Почему тебе просто не прийти к нему в клинику?
— Это уже второй труп, и каждый раз я первым появляюсь на месте преступления. Представляешь, где я у Энглера в списке подозреваемых?
— Понимаю, — выдохнула Карина. Двери лифта открылись, и Карине пришлось побороть себя, чтобы не вернуться вниз, на первый этаж. Сейчас ей хотелось одного — просто исчезнуть.
— Поэтому я смылся до прибытия полиции. Но они узнают, что я снова нашел труп. Это лишь вопрос времени. У меня небольшое временное преимущество, и я хочу его использовать.
— Для чего?
Штерн глубоко выдохнул, прежде чем ответить, и Карине показалось, что она услышала недоверие в его голосе, пока открывала дверь палаты номер 217.
— У меня назначена еще одна встреча. С одним твоим другом.
В обычной ситуации Карина тут же спросила бы, на что он намекает. Но ей не хватило слов. Она знала, что в это время Симон всегда смотрит повтор своего любимого детективного сериала. Но сейчас телевизор работал впустую.
Кровать Симона была пуста.
9
— Значит, вы хотите его допросить?
Профессор Г. Й. Мюллер начеркал свою практически нечитаемую подпись под письмом коллеге, главному врачу в Майнце, и захлопнул папку с документами. Потом взял серебряный нож для вскрытия писем и удалил им голубую ворсинку из-под ногтя большого пальца.
— «Допросить» — абсолютно неверное слово в этом контексте. — Полицейский, который сел напротив, откашлялся. — Мы просто хотим задать ему пару вопросов.
«Как бы не так, — подумал Мюллер и принялся изучать мужчину, который представился ему как комиссар Брандман. — Вряд ли это будет обычным расспросом».
— Не знаю, могу ли дать согласие. Это вообще разрешено?
— Да, конечно.
Правда? Мюллер не мог себе представить, что для этого не нужно никакого особого разрешения. От начальника полиции или, на крайний случай, от прокурора.
— А где ваш напарник? — Мюллер посмотрел на еженедельник перед собой. — Моя секретарша называла господина Денглера, если я не ошибаюсь?
— Энглер, — поправил Брандман. — Мой коллега приносит извинения. Он вынужден был уехать на место преступления, которое, по всей видимости, находится в прямой взаимосвязи с этим делом.
— Понимаю. — Главврач поджал губы, что всегда делал во время осмотра больного. На короткое время тучный мужчина, сидящий перед ним на стуле, превратился из полицейского в пациента, которому Мюллер, кроме диеты, посоветовал бы обследование щитовидной железы: судя по выпирающему кадыку, это не помешает.
Он помотал головой и положил нож для вскрытия писем на рецептурные бланки.
— Нет. Мой ответ: нет. Я не хочу подвергать пациента ненужному стрессу. Я полагаю, вам известен его диагноз? — Мюллер переплел свои тонкие пальцы. — Симон Сакс страдает от СПНЭО, супратенториальной примитивной нейроэктодермальной опухоли головного мозга. Она разрастается из правой части мозга в левую. То есть уже затронула мозолистое тело. Я лично проводил биопсию и после вскрытия черепа счел опухоль неоперабельной. — Главврач постарался услужливо улыбнуться. — Или же позвольте мне выразить это доступным для неспециалиста языком: Симон тяжело болен.
— Именно поэтому мы хотим как можно скорее провести с ним данный тест. Это избавит его от множества надоедливых вопросов и сэкономит нам кучу времени. Насколько я знаю, мальчик уже чуть было не умер от воспаления легких.
Ага. Вот откуда ветер дует.
Ребенок был их самым главным свидетелем. Они хотят допросить его, пока это еще возможно.
После того как химио- и лучевая терапия спровоцировали смертельно опасную пневмонию, Мюллер вопреки советам коллег решил прекратить агрессивное лечение. Такая мера вряд ли продлит жизнь, но точно облегчит страдания пациента.
— Все верно, — ответил профессор. — В настоящий момент Симон принимает только кортизон против отека головного мозга и карбамазепин от приступов. Я направил его на дополнительное обследование, с помощью которого хочу выяснить, не стоит ли нам все же возобновить облучение, но вероятность, к сожалению, очень мала.
Невролог встал из-за стола и подошел к громоздкой кафедре рядом с окном.
— Насколько вы продвинулись с расследованием? Вы уже знаете, кто этот убитый, которого вы нашли вчера с помощью Симона?
— Давайте я скажу так… — Брандман, как черепаха, повернул морщинистую шею в сторону профессора. — Если в Симоне действительно кто-то реинкарнировался, то в прошлой жизни он сделал нам очень большое одолжение.
— Значит, убитый был преступник?
— Да. И еще какой отпетый. Гаральд Цукер бесследно исчез пятнадцать лет назад. С тех пор Интерпол подозревал его в причастности к ужасным преступлениям с пытками в Южной Америке. По всей видимости, ему все же не удалось скрыться.
— Цукер? — Мюллер машинально листал рукописные заметки к докладу, которые лежали на кафедре.
Неожиданно раздался стук. Дверь открылась до того, как он успел сказать «войдите». Первым Мюллер узнал медбрата, которого все в больнице называли Пикассо, хотя ничто в грубой внешности мужчины не напоминало Мюллеру об искусстве. Правая рука Пикассо лежала на плече маленького мальчика и, казалось, слегка подталкивала его в кабинет.
— Привет, Симон. — Брандман поднялся со стула и поздоровался с малышом, как со старым знакомым. Симон лишь робко кивнул. На нем были светло-голубые джинсы с накладными карманами, вельветовая куртка и новехонькие белые теннисные туфли. На шее болтались наушники от MP3-плеера.
— Как ты себя сегодня чувствуешь? — спросил главврач и вышел из-за кафедры.
Мальчик выглядел хорошо, но, возможно, все дело в парике, который немного отвлекал от бледной кожи.
— Неплохо, я только немного устал.
— Хорошо. — Мюллер потянулся, пытаясь компенсировать очевидное превосходство комиссара в росте.
— Это господин из уголовной полиции, и он хочет расспросить тебя о вчерашних событиях. Точнее, он хочет провести с тобой один тест, а я не уверен, готов ли ты к этому.
— Что за тест?
Брандман откашлялся и изо всех сил постарался изобразить подкупающую улыбку.
— Симон, ты знаешь, что такое детектор лжи?
10
В окрестностях Хакского рынка свободное парковочное место спонтанно появляется только в плохих фильмах, поэтому, доехав до частной клиники на Розенталерштрассе, Борхерт на своем джипе просто встал во втором ряду. Во время поездки от Моабита[2] до Митте[3] Штерн сделал несколько телефонных звонков, и между всех прочих в справочное бюро, где ему сразу дали информацию относительно доктора Йоханна Тифензее. К удивлению Штерна, этот человек был не только психолог, но и психиатр, то есть дипломированный врач, и даже якобы приват-доцент на кафедре медицинского гипноза в Университете имени Гумбольдта.
— Подожди-ка, Роберт.
Штерн почувствовал, как рука Борхерта сомкнулась вокруг его запястья, когда Штерн хотел отстегнуть ремень безопасности.
— Ты можешь обманывать девчонку, эту Карину, но я на такое не поведусь.
— Я тебя не понимаю.
Штерн хотел высвободить руку, но ничего не вышло.
— Почему ты играешь в могильщика? Адвокат, которого я знаю, покидает свою виллу, только если может выставить кому-то за это счет. И ни за что не будет работать с невменяемыми детьми. Подожди, дай мне сказать.
Штерн ощущал, как немеет его рука, настолько сильно Анди сжал пальцы. Сигнальные гудки проезжающих мимо машин Борхерт просто игнорировал.
— Я не идиот. Адвокаты, как ты, не бегут от полиции без причины. Так что скажи мне, почему мы не дождались фараонов в логистической компании.
— Я просто хотел избежать проблем с Энглером.
— Бред. Твои проблемы удвоятся или даже утроятся, если старик Гизбах все разболтает. Итак, что происходит?
Роберт смотрел сквозь тонированное стекло пассажирской дверцы на широкий тротуар оживленной улицы. Был только конец октября, но в витрине кафе на углу уже стоял Санта-Клаус.
— Ты прав, — наконец вздохнул Штерн. Он расстегнул куртку онемевшими пальцами, когда снова смог двигать рукой.
Борхерт поднял брови, когда Штерн сунул ему под нос DVD.
— Это лежало вчера в моем почтовом ящике.
— Что на нем?
Вместо ответа, Роберт вставил диск в прорезь CD-плеера, и маленький экран навигатора загорелся.
— Сам посмотри.
Он закрыл глаза и ждал, что жуткий голос, как ядовитый газ, начнет поступать в салон машины через динамики. Но вместо этого послышался треск и хруст.
— Ты хочешь меня развести, Роберт?
Сбитый с толку, Штерн открыл глаза и посмотрел на экран в красных пятнах.
— Не понимаю. — Он нажал на кнопку, торопливо извлек DVD из плеера и проверил, нет ли на диске царапин. — Он, должно быть, сломан! Вчера еще на нем всё было.
Или признаки износа ему все же не померещились?
— Что всё? — спросил Анди.
— Ну, всё. Голос, отделение новорожденных… — Штерн занервничал и почувствовал, как внутри нарастает паника. — Кадры с Феликсом. И этот маленький мальчик, который выглядит как мой сын.
Он повторил все еще раз, когда увидел недоумение на лице Анди, и, как мог, объяснил ему, с каким шокирующим видео вчера столкнулся.
— Я не могу пойти в полицию. Тогда он убьет близняшек. Так что я должен сам выяснить, откуда Симон знает об убийствах. У меня осталось еще четыре дня, — заключил Штерн и вдруг сам себе показался глупым. Расскажи ему кто-нибудь два дня назад такую невероятную историю, он бы высмеял его и послал к черту.
Анди без комментариев взял DVD у Штерна и включил свет в салоне. Снаружи из-за непрекращающего моросящего дождика было тускло, как в турецкой бане.
— Что ты думаешь? — осторожно спросил Роберт, так как Борхерт долго ничего не говорил.
— Я тебе верю, — наконец ответил он и вернул серебристый диск.
— Правда?
— Я имею в виду, верю, что еще вчера на нем что-то было записано. Эта штука называется саморазрушающийся диск.