— Иди сюда! Говнюк! Трус! Я тебя размажу…
Его ругань доносилась через задний двор до самого леса, где, видимо, и скрылся посыльный.
«Любовь — это… — Штерн раскрыл открытку, — когда друг другу можно обо всем рассказать», — гласил незатейливый печатный текст. Под ним от руки было написано печатными буквами: «ЧТО НОВОГО?»
— Ну как, вам понравился мой небольшой знак внимания?
Все время, пока они бежали вниз к входу для персонала, Штерн не отнимал телефон от уха, чтобы не упустить ни одного слова Голоса. Теперь тот снова заговорил с ним.
— К чему весь этот спектакль? — с отвращением выплевывал Штерн слова в трубку. Только теперь он заметил, насколько заразительна оказалась вспышка гнева Борхерта. Наверное, не лучшая идея кричать на своего потенциального убийцу. А может, ему все равно уже нечего терять. — Вы просто больной.
— Ну, это как взглянуть.
Несмотря на искажение, низкий голос казался таким же пронзительным, как басы на рок-концерте.
— Первый день вашего ультиматума подошел к концу. Меня интересует, что вам уже удалось выяснить.
В трубке помимо голоса послышался далекий гудок грузовика.
— Почему вы меня спрашиваете? Вы и так уже все знаете. Мужчина в холодильнике. Голова ребенка на кладбище. Господи, вы даже сами там находитесь! Что еще я должен вам рассказать?
— Что-нибудь, что приведет меня к убийце Гаральда Цукера и Самюэля Пробтесцки. Подумайте. Что еще рассказал вам сегодня мальчик?
— Не много. — Штерн сглотнул.
Он столько говорил сегодня, что даже охрип. Конечно, он мог и простудиться в такую мерзкую погоду.
— Сам не знаю, что и думать, — нерешительно начал он. — Симон сказал, что еще не закончил. Он снова хочет убивать.
Пауза. Впервые у Штерна было ощущение, что он на шаг впереди собеседника, хотя сам не знал, на каком вообще игровом поле они перемещаются.
— Дайте ему трубку.
— Мальчику?
— Да, я хочу с ним поговорить.
Штерн поднял глаза. Он совсем не смотрел, куда шел за Кариной и Борхертом во время телефонного разговора. Сейчас они снова стояли на первом этаже, на краю танцплощадки. Айпод Симона замолчал, но сладковатый запах сухого льда все еще висел в воздухе — а помещение и без того скоро задымят три тысячи гостей.
— Не получится. — Штерн посмотрел в сторону Симона. Мальчик устроился у бара с шампанским и крутился на кожаном табурете.
— Это была не просьба. — С каждым словом голос звучал все настойчивее. — Позовите мальчика к телефону. Я хочу с ним поговорить. Немедленно! Или еще раз показать вам видео с близнецами? Вы ведь не хотите, чтобы девочки закончили как Тифензее?
Штерн закрыл глаза и так крепко сомкнул веки, что в темноте замелькали яркие вспышки. При мысли о том, как придется сейчас поступить с Симоном, Штерна затошнило.
7
— Да, алло?
— Привет, Симон.
Мальчик удивился непривычному звучанию голоса.
— Вы странно говорите. А откуда вы знаете, как меня зовут?
— Роберт сказал мне.
— А, понятно. А вас как зовут?
— У меня нет имени.
— Э-э-э… Как это? У каждого есть имя.
— Нет. Не у каждого. Вот Бог, например. У Него тоже нет имени.
— Но вы же не Бог.
— Нет, но похож на Него.
— Почему?
— Потому что иногда я убиваю людей. Просто так. Ты меня понимаешь? Людей, как Карина и Роберт. Ты ведь их любишь?
Симон сжимал и разжимал левый кулак. В руке началось покалывание и пощипывание, и он знал, что это означает. Врачи всегда делали обеспокоенное лицо, когда он рассказывал им об этом. Они тут же начинали проводить с ним какие-то тесты и пропускали импульсы тока через его пальцы. До сегодняшнего момента он так и не понял, почему нервы в левой части его тела работали как сумасшедшие, хотя опухоль находилась в правом полушарии головного мозга.
— Вы пугаете меня, — прошептал Симон и ухватился за блестящий хромированный декоративный рейлинг, который тянулся вдоль нержавеющей барной стойки с шампанским. Со стула Симон предусмотрительно слез, как будто у него закружилась голова.
— Я перестану, если ты ответишь мне на один-единственный вопрос.
— Тогда вы им ничего не сделаете?
— Честное слово. Но для этого мне кое-что нужно у тебя узнать.
— Что?
— Роберт сказал, что ты хочешь убить кого-то еще. Это правда?
— Нет. Я этого не хочу. Но знаю, что это случится.
— Хорошо. Ты это знаешь. А кто это? Кого ты хочешь убить?
— Я не знаю его имени.
— Как он выглядит?
— Тоже не знаю.
— Подумай о Роберте и Карине. Еще раз очень внимательно посмотри на них. Ты же не хочешь, чтобы они умерли?
Симон последовал указаниям Голоса и повернул голову. Карина и Роберт стояли по обе стороны от него у барной стойки. Спутниковый телефон не имел функции громкой связи, и поэтому они прижались как можно ближе к нему, чтобы разобрать хотя бы обрывки слов этого ужасного диалога.
— Нет, я не хочу, чтобы они умирали.
— Хорошо. Ты должен знать только одно. Выживут они или нет — это зависит только от тебя. От тебя одного.
Покалывание в руке Симона накатывало волнами. Как раз сейчас был прилив.
— Но что я должен сказать? Я знаю только дату, когда это случится.
— Когда?
— Послезавтра.
— Первого ноября?
— Да. В шесть часов утра.
— А где?
— Понятия не имею. Я встречу мужчину. На мосту.
Симон отстранил телефон от уха: мерзкое хихиканье в трубке становилось все громче.
8
— Все, хватит.
Штерн забрал телефон. Сначала показалось, что Голос на другом конце зашелся в астматическом припадке. Но потом Роберт понял, что над ним просто смеются.
— Что такого смешного вам рассказал Симон?
— Ничего. Всего вам хорошего.
Бух.
Штерну показалось, что внутри его захлопнулась дверь. Потом он похолодел.
— Что это значит? Что мне сейчас делать?
— Ничего.
— А когда… — Растерявшись, он снова начал запинаться. — Когда вы снова со мной свяжетесь?
— Больше никогда.
Бух.
Дверь заперли и окончательно отрезали ему доступ ко всему, что здесь только что произошло.
— Но… я не понимаю. Я же еще не назвал вам никакого имени. — Краем глаза Штерн зафиксировал Симона, который как раз упал навзничь на диван.
— Да, и поэтому наша сделка на этом расторгнута.
— Вы мне не скажете, что вам известно о Феликсе?
— Нет.
— Но почему? Что я сделал не так?
— Ничего.
— Тогда дайте мне время, о котором договорились в самом начале. Вы сказали, у меня есть пять дней. Сегодня всего лишь вечер воскресенья. Я выясню для вас имя убийцы, а вы скажете мне, кто тот мальчик с родимым пятном.
Штерн отметил удивленный взгляд Карины, который она бросила в его сторону издалека. Он и сам знал, что еще никогда не говорил таким умоляющим голосом.
— О, это я могу раскрыть вам уже сегодня. Это ваш сын Феликс. И он живет в чудесном месте у приемных родителей.
— Что? Где?
— Почему я должен вам это говорить?
— Потому что я тоже придерживаюсь уговора. Я приведу вас к убийце. Обещаю вам это.
— Боюсь, это больше не нужно.
— Но почему?
— Вы сами подумайте: мужчина послезавтра на мосту — это я.
— Не понимаю.
— Еще как понимаете. Это у меня послезавтра в шесть встреча. Это меня хочет убить Симон. Вы только что это выяснили, и этого предупреждения мне вполне достаточно. От вас мне больше не нужна никакая информация. Всего хорошего, господин адвокат.
Штерну показалось, что он услышал легкое чмоканье губ — наподобие поцелуя, — прежде чем трубку положили.
9
Широкопрофильные шины автомобиля скользили по влажному асфальту автострады. Штерн расположился на заднем сиденье рядом с Симоном и пытался заглянуть в квартиры серых домов, мимо которых они проезжали. Он хотел увидеть что-нибудь реальное, настоящее. Не людей, которые открывают гробы или снимают повешенных с потолка. А просто нормальные семьи, у которых работает телевизор, которые как раз сейчас готовят ужин или принимают гостей. Но огни повседневной будничной жизни проносились мимо него слишком быстро.
Почти так же быстро, как его спутанные мысли.
— Преступники. Одни из самых жестоких. Убийства, изнасилования, проституция, пытки. Они специализировались на самых тяжких преступлениях.
— О чем ты? — спросила Карина с переднего сиденья.
Она как раз собрала свои густые волосы в конский хвост. Штерн даже не заметил, что думал вслух.
— Если Энглер говорит правду, то убитые славились своей жестокостью.
«За ними по всей стране тянулся кровавый след. Мы просто не успевали».
— Пока не появился тот, кто уничтожил убийц, — чавкая, вклинился в разговор Борхерт. Он жевал уже третью жвачку с тех пор, как они выехали в сторону Берлина, и обнаружил неприятную привычку приклеивать старые жвачки перед собой на приборную панель.
— Да. Мститель, если верить Симону. Он расправился со всеми ними по очереди. Кроме одного. — Штерн наклонился вперед. — Вероятно, Голос даже главарь банды.
Он положил руку себе на затылок. Мышцы были твердыми, как кости.
— Это объясняет упорную и циничную охоту за убийцей его дружков. — Борхерт посмотрел в зеркало заднего вида. — Судя по масштабам, тут что-то личное.
«Это также может означать, что самый главный психопат — единственный человек, который что-то знает о Феликсе. Или даже имеет над ним власть». Штерн решил пока оставить эти мысли при себе, хотя знал, что они и без того уже вертелись в чувствительной голове Карины.
— Я обязан продолжать, — тихо сказал он, больше самому себе, чем другим. — Я не могу сейчас остановиться.
Он знал, что его решение опирается на два сумасшедших предположения. Отчасти он исходил из того, что видение Симона об убийстве в будущем так же подтвердится, как и его воспоминания о прошлом. Отчасти он верил Голосу, что его сын еще жив. И то и другое было невозможно, хотя уже существовали объективные доказательства: Голос знал о мосте и у него была назначена встреча!