Ты – не «мясо». Ты предназначен для выполнения строго конфиденциальных, государственной важности заданий. Но говорить о них пока рано. «Я сам о них ничего не знаю, – признавался инструктор, – и не узнаю, да мне это и без надобности. Придёт время – сам всё узнаешь. А пока учись и лишних, ненужных вопросов никому не задавай – всё равно на них никто отвечать не будет».
Особо увлекательными оказались лекции о терроризме. Преподаватели начинали с истории вопроса. Оказывается, ещё в I веке нашей эры в Иудее действовала секта сикариев (сикой был кинжал или короткий меч), которая занималась целенаправленным уничтожением представителей еврейской знати, сотрудничавшей с римлянами. Фома Аквинский и отцы христианской церкви допускали идею убийства правителя, враждебного, по их мнению, народу.
В 1848 году немецкий радикал Карл Гейнцен доказывал, что запрет убийства недопустим в политической борьбе и что физическая ликвидация людей может быть оправданна исходя из «высших интересов» человечества. Гейнцен считал, что силе и дисциплине реакционных войск нужно противопоставить такое оружие, с помощью которого небольшая группа людей может создать максимальный хаос. Он, по сути, был отцом так называемой «философии бомбы».
За эту идею цепко ухватился и развил в «теорию разрушения» россиянин Михаил Бакунин. В своих работах он отстаивал мысль о признании лишь одного – разрушения и в качестве средств борьбы предлагал яд, нож и верёвку. Революционеры, считал Бакунин, должны быть глухи к стенаниям обречённых и не идти ни на какие компромиссы. Доктрина «пропаганды действием» была выдвинута анархистами в 70-х годах XIX века. Не слова, а только теракты могут побудить массы к оказанию давления на правительство. Эта же мысль позднее будет проходить красной нитью и в работах Кропоткина, где он определял анархизм как «постоянное возбуждение с помощью слова устного и письменного, ножа, винтовки и динамита». К концу XIX века особая роль в пропаганде террора в Европе и Америке перешла к Иоганну Мосту, который проповедовал «варварские средства борьбы с варварской системой».
До Первой мировой войны терроризм считался уделом левых. В XX веке террор был возвышен на государственный уровень. Вне зависимости от провозглашённого строя. При этом вовсе не обязательно использовать огнестрельное или холодное оружие. Во все времена люди успешно травили своих врагов и соперников. В некоторых случаях это средство было куда более эффективным, не оставляющим явных следов.
Преподаватели школы, разумеется, не вдавались в историю применения боевых отравляющих веществ (БОВ) органами НКВД. Лишь вскользь упоминали, что первая токсикологическая лаборатория была создана ещё в 1921 году по личному заданию Ленина. В основном речь шла о свойствах различных ядов, тех самых БОВ.
«Главное, – вдалбливали Богдану премудрые учителя, – пойми, что терроризм – это не выстрелы, не взрывы, не яды. Но и они, конечно, тоже. Это – инструмент. Инструмент войны в политической игре. Такой же, как и все прочие инструменты. Как плоскогубцы или молоток. Как лопата. Или ледоруб (хотя нет, про ледоруб – не надо, забудь, это случайно на язык попало). Усвой: инструмент никогда не виновен. Разве можно таить обиду на молоток, которым неумелый хозяин шандарахнул кого-то по пальцу? Виновен тот, кто держал в руках этот инструмент…»
Интересно проходили занятия по изучению архитектурных, ландшафтных, исторических, географических, климатических и прочих особенностей крупных немецких городов. Карты, местные газеты, фотоснимки, кинохроника, книги, увлекательные рассказы лекторов. Всё это пригодилось во время зачёта, когда Богдану попалось довольно сложное задание по ориентации в Мюнхене и Кёльне…
Получив «диплом» высококвалифицированного специалиста, Сташинский оказался в жестокой западне. Что возможно было предпринять в этих тисках? Подобно лисе, угодившей в капкан, отгрызть себе лапу и бежать без оглядки в никуда? Или смириться с пожизненным свирепым пленом? Третий вариант был прозрачно ясен и неотвратим, как гильотина: твоя собственная смерть.
Существовали особые принципы, по которым в эту команду подбирались исполнители. Прежде всего люди, напрочь лишённые биографии. Без родных и близких.
Без веры в вечные ценности и в существование таких понятий, как любовь, сострадание, жалость, надежда или просто счастье. Люди, потерявшие чувство боли. Трусоват? Ну что ж. Тут знали: самыми жестокими исполнителями, как правило, бывают именно самые отъявленные трусы.
Им внушали: человек боится смерти. Странно, конечно, потому что она неизбежна. Каждый прожитый день приближает тебя к могиле. Медленно, но верно. Каждый день рождения, который ты радостно празднуешь, – это ступенька чёрной лестницы, которая ведет «туда». Смерть – самое простое решение всех проблем. Самое лучшее решение. И самое распространённое.
Через два года, к июлю 1954 года, он уже знал, кем станет завтра, – Йозефом Леманом, круглым сиротой, тем, кто на самом деле уже покоился в сырой немецкой земле.Я постепенно убеждался в правильности советского режима и всё больше проникался мнением, что я всё это делаю на благо советского народа… Я был убеждённым коммунистом, я всё делал по политическим убеждениям…
Из протокола допроса Б. Сташинского в ходе дознания. Сентябрь 1962 г.
«Святая троица» и «двойкари»
После гибели верного друга и соратника Романа Шухевича Степан Андреевич чувствовал себя неуверенно и одиноко. «Молодая поросль» сумела протащить на вакантное место представителя Провода на украинских землях своего человека Васыля Кука, который стал в определённом смысле противовесом главному Проводнику. Бандера ощущал, что его постепенно оставляли старые товарищи, с которыми связывали годы борьбы, подполья, судебные процессы, тюрьмы. Отошёл от политической деятельности и занялся исключительно литературным трудом и издательским бизнесом первый Проводник Краевой экзекутивы Богдан Кравцив. Наукой увлёкся видный оуновец Владимир Янив. И даже один из ближайших друзей Степана Андреевича, бывший его заместитель Мыкола Лебедь перебрался в Америку и основал в Нью-Йорке «Исследовательско-издательское бюро „Пролог”», которое занималось сбором и анализом всевозможной информации об Украине. Главное – они безнадежно пали духом, разочаровались, осознавая бесперспективность бесконечной войны. Их даже перестали интересовать теоретические воззрения вождя!
А ведь Степан Андреевич в своей очередной работе «Перспективы украинской революции» ставил вполне конкретные цели и задачи на годы вперёд: «Украинский национализм категорически отбрасывает и борется как с московским большевизмом, коммунизмом, так и с любым устремлением возвратить состояние национально-политического и общественно-экономического угнетения белой или какой угодно другой Россией или другими оккупантами. Те социальные отношения, которые были навязаны Украине прежними оккупантами, как и любая попытка их возобновить, находят в украинском национализме непримиримого врага. Наша цель есть построение в Украинском Государстве своего собственного общественного строя, в соответствии с потребностями и желаниями всего украинского народа, что обеспечит украинской нации наилучшее развитие, всем гражданам Украины – полную свободу, справедливость и благополучие. Тут украинский национализм идёт собственным путём, беря за основу решающие критерии: украинский народ, украинская семья, природные данные, жизненные условия и потребности Украины. Из чужих примеров и достижений украинский национализм берёт лишь то, что отвечает интересам украинского народа. Из прошлого берёт он те ценности, которые создавал сам украинский народ в свободном своём развитии и которые отвечают современной жизни и её уровню. А всё то, что навязано ему чужим господством против его воли и устремлений на протяжении целого исторического развития, как ранее, так и в последнюю четверть века, отбрасывается…»
В зреющем конфликте оппозиционеры, прежде всего, не соглашались с вождём в двух вопросах. Это – идеология освободительной борьбы, а также будущее социальное устройство украинской державы. Перспективы «несогласные» видели в воплощении… Марксовой идеи о создании бесклассового общества, в котором будет ликвидирована всякая частная собственность, почти как при коммунизме. Дескать, ныне на Украине всё нормально, хорошо, беда только в том, что верховодят москали, а не украинцы. Достаточно только сбросить диктат Кремля, московского Хрущёва заменить на украинского Хруща, и жизнь станет прекрасной и удивительной.
Подобные «марксистско-ленинские» постулаты предлагалось внедрить и в идеологической сфере. Оппозиция требовала отбросить идеалистическое мировоззрение и признать материализм высшим достижением философской мысли, полностью отлучить политическое движение и всю общественную жизнь от религии и добиться равного распространения атеизма наряду с обучением религиозным догмам.
На деле своё наступление раскольники повели по-оппортунистически. Украинцам на чужбине твердили, что провозглашаемые ими идеи – это современные политико-программные позиции украинского революционно-освободительного движения на родных землях, а потому эмиграция непременно должна принять их как свои, если желает сохранить духовное единение с родиной. Оставшимся на порабощённой Украине единоверцам внушали, что именно их взгляды на сегодня являются самыми передовыми во всём западном мире и большинство эмигрантских кругов ОУН принимает их.
Бандера понимал, что подобные «телодвижения» грозят полным разложением всего движения, поэтому жёстко пресекал любые попытки «идейного перерождения и инакомыслия». Он напоминал, что «ОУН стремится к благополучию целого украинского народа и всех граждан Украины, а не какой-то одной части, общественного слоя и так далее… Внутриукраинская политика ОУН есть и всегда должна быть освободительной, а не партийной…».
В конце концов конфликт между Проводником и оппозицией был вынесен на рассмотрение конференции Заграничных частей ОУН, которая состоялась всё в том же Миттенвальде. Более искушёный в оргвопросах Степан Бандера блестяще подготовился к этому мероприятию, и большинством голосов деятельность оппозиционеров была гневно осуждена. Им предложили возвратиться на верный путь и «проявлять дисциплинированность в рамках Организации».