– Садитесь вот сюда.
Жан-Поль подал ему обильную порцию дымящейся лазаньи.
– Ешьте! В этом доме единственные этикетки, которые изучают внимательно, это этикетки на винных бутылках, – сказал он, накладывая себе такую же порцию.
– Гм, потрясающе, – проговорил Юло с полным ртом.
– А что я говорил? Вот вам доказательство. Знайте, что бы вам от меня ни потребовалось, я всегда говорю правду.
Эти слова послужили Никола Юло поводом изложить причину своего визита, и причина эта была куда горячее любого только что вынутого из духовки блюда.
– У вас был магазин грампластинок, верно? – спросил он, разламывая вилкой запеченную лазанью.
По выражению лица Жан-Поля он понял, что наступил на больную мозоль.
– Да. Я закрыл магазин семь лет назад. Хорошая музыка в этих краях никогда не приносила дохода…
Юло поостерегся передавать ему комментарий сына по этому поводу. Не стоило бередить рану ножом, который все еще торчал в ней. Этот человек ему нравился, и Юло был уверен, что не ошибется, если хотя бы отчасти введет его в курс дела.
– Месье Франсис, мы ищем в Монте-Карло одного убийцу…
– Разве в этом месте фильма герои не начинают обращаться друг к другу по имени и на «ты»? Меня зовут Жан-Поль.
– А меня Никола.
– Ты имеешь в виду того типа, который звонит на радио и которого все зовут Никто?
– Совершенно верно.
– Ну, не скрою, я тоже, наверное, как миллионы людей, слежу за этой историей. Когда слышишь его голос, мурашки бегут даже по коже обуви. Скольких он уже убил?
– Четверых. И потом, ты ведь знаешь, каким образом. Но самое ужасное, что у нас нет ни малейшего представления, как остановить его.
– Это человек хитер, как стая лисиц. Он слушает отвратительную музыку, но голова у него работает превосходно.
– Насчет головы я с тобой согласен. А что касается музыки, вот о ней-то я и пришел поговорить.
Никола порылся в кармане пиджака и достал распечатки, которые дал ему Гийом. Выбрал один лист и протянул Жан-Полю.
– Знакома эта пластинка?
Жан-Поль взял бумагу. Никола был уверен, что заметил, как тот побледнел. Он поднял на него свои голубые мальчишеские глаза, полные изумления.
– Откуда у тебя это?
– Долго рассказывать. Главное, что она принадлежит, по всей вероятности, убийце, и что была продана тут…
Юло протянул Жан-Полю другой лист, на котором можно было прочитать этикетку с названием его магазина. На этот раз бледность на лице Жан-Поля стала вполне очевидной. Он утратил дар речи.
– Но…
– Узнаешь эту пластинку? Можешь объяснить, что за ней скрывается? Кто такой Роберт Фултон?
Жан-Поль отодвинул тарелку и развел руками.
– Кто такой Роберт Фултон!? Да любой, кто любит джаз, кто идет дальше Луи Армстронга, знает его. И любой собиратель пластинок готов руку отдать, лишь бы заполучить одну из его пластинок.
– С чего бы вдруг?
– А с того, что на свете их существует всего десять штук, чтобы ты знал.
Тут уже побледнел Никола. Франсис налил себе вина и откинулся на спинку стула. Лазанья мадам Сивуар, казалось, вдруг утратила для него всякий интерес.
– Роберт Фултон – один из величайших трубачей в истории джаза. Настоящий гений, но сумасшедший, как дикий конь. Вечно норовил что-нибудь учудить, во всем шел наперекор. Например, ни в какую не соглашался записывать пластинки, мол, музыку нельзя заключать в тюрьму. По его мнению, музыкой можно наслаждаться только на концерте, вживую. Иными словами, музыка – это каждый раз совершенно новый опыт, и никто не имеет права фиксировать ее в статике, для вечности.
– В таком случае, откуда же взялась эта пластинка?
– Вот к этому я и веду. Летом шестидесятого года Фултон совершил короткое турне по Америке, играя в разных клубах с несколькими лучшими сессионными музыкантами. Историческое событие. В «Би-боп-кафе» в Нью-Йорке друзья с согласия фирм грамзаписи записали без его ведома один такой концерт и отштамповали пятьсот пластинок в надежде, что увидев их, Фултон изменит свое мнение.
– Вот откуда «Украденная музыка»…
– Ну, да. Именно украденная. Только друзья не предвидели, что случится. Фултон взъярился, как зверь, и в бешенстве уничтожил все пластинки, потребовал матрицы и пленки-исходники и их тоже уничтожил. История моментально облетела музыкальные круги и превратилась в легенду. Потом каждый повторял ее на свой лад. В общем, если откинуть шелуху, факт тот, что из всех пластинок удалось спасти ровно десять штук, и каждую продали коллекционерам на вес золота. Я был одним из этих десяти.
– Ты хочешь сказать, что эта пластинка до сих пор у тебя?
– Я сказал – «был». В трудную минуту, когда…
Франсис посмотрел на свои загорелые руки, покрытые темными пигментными пятнами. Явно не лучшие воспоминания посетили его в эту минуту.
– Жена заболела раком, потом умерла. Магазин не приносил никакого дохода. Ну, то есть совсем никакого. Мне нужны были деньги на врачей, а эта пластинка стоила целое состояние, вот почему…
У него вырвался вздох, сдерживаемый, наверное, долгие годы.
– Безумно жаль было продавать пластинку, и я наклеил на нее этикетку магазина, словно для того, чтобы не расстаться с нею насовсем. Кроме жены и сына, мне была дорога в жизни только эта пластинка.
Сердце Никола Юло стучало, как поршень в цилиндре мощного мотора. Отчетливо произнося каждое слово, он задал вопрос, боясь услышать долгожданный ответ.
– Ты помнишь, кому продал ее, Жан-Поль?
– Прошло уже лет пятнадцать, Никола. Помню, что это был какой-то странный тип, примерно моих лет. Он приходил в магазин и покупал у меня пластинки, редкие, коллекционные. Похоже, с деньгами у него не проблем не было, поэтому, признаюсь тебе, порой я даже немного завышал цену. Узнав, что у меня есть «Украденная музыка», он несколько месяцев упрашивал уступить ее. И так подступал, и эдак. Я отказывал… Но необходимость превращает человека в вора или в продавца. Иногда и в того и другого одновременно.
– Не припомнишь имя?
– Я человек, а не компьютер. Пластинку я не забыл бы, проживи хоть тысячу лет. А все остальное…
Он провел рукой по седым волосам, поднял голову и посмотрел в потолок. Никола облокотился о стол и потянулся к нему.
– Надо ли тебе объяснять, как это важно, Жан-Поль. Возможно, от этого зависит жизнь многих людей.
А про себя Юло подумал, сколько еще раз придется ему повторять эти слова, прежде чем вся эта история закончится.
– Может быть…
– Может быть, что?
– Пойдем со мной. Посмотрим, насколько ты везучий.
Юло двинулся следом за Жан-Полем в кухню, глядя на его прямые, не по возрасту, плечи, и седовласый затылок, ощущая легкий запах дезодоранта. В прихожей они свернули на лестницу, ведущую в подвал. Спустились ступенек на десять и оказались в помещении, похожем на кладовку. У одной стены находились стиральная машина и раковина, над ними висел женский велосипед, и тут же стоял верстак с тисками и инструментами для работы с деревом и металлом.
Вдоль другой стены размещались металлические стеллажи с консервными банками и винными бутылками. Часть полок была отведена для папок и картонных коробок разной величины и цвета.
– Я – человек, живущий воспоминаниями. Коллекционер. А почти все коллекционеры глупо тоскуют по вчерашнему дню, кроме тех, кто коллекционирует деньги.
Жан-Поль Франсис остановился перед стеллажом, растерянно оглядывая его.
– Гм, посмотрим…
Он снял с самой верхней полки объемистую картонную коробку. На ее крышке была наклеена золотистая этикетка старого магазина грампластинок «Диски и риски». Старик поставил ее на верстак возле тисков и включил верхний свет.
– Это все, что осталось от моей торговли и целого куска жизни. Маловато, тебе не кажется?
Иногда это даже слишком много, – подумал Никола. Некоторым людям в конце жизни не нужно никакой коробки, ни большой, ни маленькой. Бывает, не нужно даже карманов.
Жан-Поль открыл коробку и начал рыться в ней, доставая разные бумаги – старые торговые лицензии, программы концертов, объявления о выставках-продажах коллекционных пластинок.
Вдруг он извлек плотный голубой листок, сложенный пополам, развернул его и, посмотрев, что там написано, протянул Никола.
– Держи. Сегодня твой день. Эту записку собственноручно написал покупатель «Украденной музыки». Он оставил номер телефона, когда узнал, что у меня есть эта пластинка. Теперь припоминаю, что, купив ее, он приходил еще пару раз, а потом я больше не видел его…
Никола прочитал записку. Решительным и четким почерком были обозначены имя и номер телефона.
Легран 04/4221545
Юло показалось странным, что после стольких волнений, неудач, обезображенных тел, безвестных отпечатков пальцев, бесшумных шагов, после стольких теней без лица, и стольких лиц без определенных черт, он наконец-то держал в руках что-то реальное – самое банальное, что только может быть на свете: записку с именем и номером телефона.
Он посмотрел на Жан-Поля, а тот, подавленный, просто не знал, что сказать. Наконец старик-коллекционер, возможный спаситель многих невинных жертв, улыбнулся.
– Судя по всему, записка тебя заинтриговала. Будь мы сейчас в каком-нибудь фильме, как я уже говорил, наверняка в этот момент зазвучала бы многозначительная музыка.
– Заинтриговала – не то слово, Жан-Поль! Захватила!
Он достал мобильник, но Жан-Поль предупредил:
– Тут не берет, надо выйти.
Они поднялись наверх. Между тем мысли в голове Никола Юло неслись со скоростью сто километров в час. А Франсис тем временем припомнил еще кое-что.
– Он жил где-то недалеко, мне помнится, в районе Кассиса. Такой крепкий человек, высокий, но не слишком. Почему-то складывалось впечатление, будто он обладает недюжинной физической силой. Не знаю, почему, но я подумал, что он военный. Наверное, дело было в его глазах, они запоминались. Казалось, сами они смотрят, но не позволяют их видеть. Помню, я еще удивился, что подобный тип увлекается джазовой музыкой…