– Да ведь я и говорю конкретно: идиоты кругом! Задолбали, – объяснил мой собеседник, раздражаясь моей непонятливости.
– Вы от меня лицензию на отстрел кретинов хотите получить? – Я глубоко вдохнул и решил, что на счет десять просто повешу трубку.
На счет пять мой абонент наконец разродился конкретной информацией:
– Я директор НИИ «Тяжмашвторчермет». У нас перед институтом памятник стоит, Ивану Александровичу Козлову, ну, тому самому, знаменитому российскому металлургу, который до революции еще возглавлял «Русское общественное движение против алкоголя». А вокруг памятника Козлову, на площади, расплодились пивные ларьки – в результате там, сами понимаете, что творится.
Я деликатно кашлянул в трубку:
– Это, конечно, очень интересная проблема, но я занимаюсь криминалом, а не…
– Подождите, я еще не все рассказал, – перебил меня директор. – Мы вчера обратились в районную администрацию с просьбой решить проблему, облагородить, так сказать, территорию, а сегодня на площадь прибыли бульдозер, подъемный кран и бригада рабочих.
– Ну и отлично, демонтируют, значит, ваши ненавистные пивные ларьки…
– Какие ларьки! – вскричал директор как зарезанный. – Они памятник приехали демонтировать. Я же говорю – идиоты!
Я не удержался и хрюкнул в трубку пару раз. Действительно, идиоты.
– Вам смешно, а мы тут всерьез с утра оборону держим, отгоняем рабочих от памятника, – возмутился директор.
Я попросил его не отключаться и пошел к Софье. У главного редактора было полно народу, и, разумеется, помимо прочих, там тусовалась культурная Аня – она никогда не упускала случая потереться возле начальства.
– Софья Андреевна, я буду делать материал, в котором намереваюсь жестко стебать районных чиновников, – честно предупредил я начальство, едва войдя в кабинет.
Гомон десятка одновременно разговаривающих людей стих, а Софья, посуровев лицом, спросила:
– Какой район?
– Красногвардейский, – ответил я и замер в ожидании вердикта.
– В Красногвардейском у нас уже работает один газетный ларек и еще два к зиме в администрации оформить обещали, – откликнулся Вова, озабоченно поджав и без того тонкие бледные губы.
Софья неожиданно резко одернула его:
– И что, мы теперь им пожизненно пятки лизать должны?
Она посмотрела на меня удивительно свежим и даже дерзким взглядом:
– У вас настоящая информация или так, просто банальное бухтенье озабоченных читателей?
– Я проверю. Но похоже, все настоящее, можно ноги вытирать об чиновников, – успокоил я ее, с интересом ожидая приговора. Софья, когда захочет, умеет зажигать и совершать отважные поступки.
– Если все настоящее, делайте! – сказала она решительно, и я поспешил выйти, хотя вслед неслись крики Вовы о необходимости «подождать», «поговорить с главой района приватно» и даже «разрулить ситуацию ко всеобщей выгоде».
Я вернулся к себе, поднял трубку и договорился с директором о встрече и интервью. Директор с готовностью принял предложение самому явиться в редакцию ровно через три часа. Потом я позвонил Марте, и она, конечно, согласилась подъехать к институту и сделать снимки на площади. Она тоже очень не любит идиотов и, если видит возможность хотя бы чуть-чуть уменьшить их количество, всегда соглашается поработать, пусть и за гроши.
Затем я резонно решил, что ближайшие три часа принадлежат исключительно мне одному, и выключил редакционный телефон, а потом еще, на всякий случай, прикрыл дверь кабинета.
Выполнив все эти необходимые манипуляции, я наконец снова взглянул на монитор. Заголовок «Для журнала „Интершум“. Поле чудес. Третий выпуск» по-прежнему украшал пустой экран, и я начал нервно чесаться, предвкушая неминуемый скандал.
Дело в том, что за третий разворот я успел получить не только аванс, но и весь гонорар целиком, – Миша, видя мое, мягко говоря, не самое рабочее настроение, решил вопрос кардинально, выплатив все деньги авансом вперед, и теперь мне просто некуда было деваться. Эти двести долларов тут же ушли на всякие неотложные нужды, и потому мне надо было обязательно сделать ту работу, за которую я уже получил гонорар. Не подарками же возвращать, подумал я, оглядывая книжную полку, заваленную тупыми от рождения сувенирами.
И тут меня, как водится, осенило. Я треснул для разгона пару раз по клавише «ввод» и принялся строчить:
«Три года назад москвич Петр Шмаков открыл свое дело и сегодня уже не очень обижается, когда его называют самым циничным бизнесменом столицы. Не обижается, потому что привык.
– Раньше я работал гидом в „Интуристе“, – рассказывает он. – Вы не представляете, какую редкостную хрень мне дарили „на память“ вместо нормальных хрустящих бумажек. Картонные драконы, фарфоровые плевательницы, зажигалки в виде фаллоса, килограммы брелков и центнеры заколок для галстуков. За несколько лет работы моя квартира превратилась в склад сувенирного магазина, и я подумал – а почему бы не открыть сам магазин?
Петр Николаевич открыл сначала ларек, в котором собственноручно принимал на комиссию идиотские подарки у таких же горемык, как и он сам. Через пару месяцев, под очередной Новый год, клиентов – и покупателей, и продавцов – прорвало, и Петр арендовал помещение под настоящий магазин по торговле подарками б/у.
Уже через год у Петра появились постоянные экспонаты, которые с удивительным упорством покупают дарители и потом не менее упорно несут на продажу облагодетельствованные господа.
– Вот это медвежье чучело я запускаю в оборот четвертый раз, – с гордостью показывает Петр на жуткого вида животное с ценником „999“ в разинутой пасти. – Чучело изначально плохо обработали, и от него исходит ужасная вонь, которую не перебить никаким дезодорантом. В магазине не чувствуется, а вот если оставить в квартире на денек, мало не покажется.
На косолапом Петр уже сделал 10 000 % прибыли и уверен, что мишка будет кормить его и дальше. А вот на чудном сувенирчике под кодовым наименованием „мортира Жанны д’Арк“ заработать удалось пока лишь раз. Для хрупких женских ручек сувенир явно тяжеловат – 250 кг чугуна самой мортиры и три ядра по 50 кг в придачу.
– Первый раз мортиру привезла команда грузчиков в сопровождении девушки с утомленным лицом и перевязанными эластичным бинтом руками, – рассказывает Петр. – Девица плакала от счастья, когда я подтвердил, что готов избавить ее от подарочка всего за 20 % комиссионных.
Мортиру ей подарил дружок, полагающий себя очень остроумным. За два дня, пока чудо средневековой техники находилось в квартире, все домочадцы успели заработать по шишке, а остроумный друг сломал голеностоп, уронив ядро себе на ногу.
Мортиру у Петра купили в тот же день – братки сделали подарок боссу. Босс пока не звонил, но Петр надежды не теряет.
Поскриптум для самых недогадливых – в каждом предмете, выставленном на продажу в магазине Петра, в укромном месте спрятано лаконичное обращение: „Уважаемый(ая)! Если вы не собираетесь мучиться с этой вещицей всю свою жизнь, позвоните по указанному телефону. О цене договоримся. Благодетель“.
Петр гордо заявляет, что телефон не умолкает даже ночью».
Я закончил писать этот текст к четырем часам дня, а в пять должен был явиться директор, утомленный придурками от власти. Поэтому еще несколько минут я размышлял, стоит ли начинать выписывать второй сюжет, ибо все равно не успею его закончить, или следует подумать о какой-нибудь мелочевке, на которую хватит оставшегося часа.
Пока я думал, дверь кабинета распахнулась и Аня с порога заорала страшным голосом:
– Суки продали все, что могли, и теперь торгуют нашим честным именем!
Мне пришлось собственноручно налить ей кофе и вручить пару окаменевших пряников, после чего она присела и рассказала последние новости:
– В редакцию явился некий хмырь по имени Владимир Тупченков, новый генеральный директор, назначенный «Медиагазнефтью». Этот эффективный менеджер привел с собой десять бессмысленных рыл, каждому из которых положили оклад в тысячу долларов из редакционного фонда. Кстати, смешливый сучонок со стразами, которого ты уже видел, получает полторы и ходит к нам только за зарплатой. Но числится заместителем редактора.
Я поднял брови, ибо не поверил – ведь даже мне, склочному и противному, но, увы, необходимому винтику еженедельника, платили всего четыре сотни. Как можно платить по тысяче сразу десятку непрофессионалов, это же нерационально?
– Можно-можно, – уверенно заявила Анечка. – Деньги-то не их, деньги новый владелец платит, газовый концерн. А там думают, что это инвестиции в газету. На самом деле – эффективные менеджеры наш гонорарный фонд пилят, суки.
– А давай я об этом напишу?
– Где? – не поняла Анечка.
– У нас, разумеется. На криминальной полосе, – потихоньку распаляясь, ответил я. – Почему про других жуликов, каких-нибудь чиновников из администрации, мы писать можем, а про своих собственных, родных казнокрадов – нет?
Она с негодованием отставила чашку с недопитым кофе и встала:
– Ты что, Зарубин, идиот? – Анечка высунулась в коридор, тревожно огляделась там и вернулась, после чего, понизив голос, сказала: – Я тебе ничего не говорила, понял? С тебя, идиота, станется, ты ведь напишешь, – и она вышла, тихонько затворив за собою дверь.
Я хмуро уставился на эту облезлую дверь с неработающими от рождения замками, обломанной в двух местах ручкой и обгрызенными неведомою силою углами и начал тихо наливаться бешенством.
Как же так, думал я, ведь газету делают журналисты, а не менеджеры. Как может новый генеральный не понимать этого? Зачем разбазаривать гонорарный фонд, если на эти деньги можно нанять хороших журналистов, сделать лучшую в городе газету, в которую, в результате, сами понесут деньги все местные рекламисты и подписчики?
В дверь постучали, но не успел я сказать «да», как она отворилась и вошел фиолетовый от злости Жора Ляпин.
– Где у тебя водка? – сказал он вместо приветствия.