то криминальный корреспондент еженедельника Иван Зарубин только что был госпитализирован с белой горячкой и вернется к своей ответственной работе лишь через три дня, в понедельник. Посетитель на удивление спокойно воспринял это возмутительное сообщение, деловито уточнив, когда можно будет в понедельник явиться к Зарубину – утром или днем. Марта милостиво разрешила являться с утра, причем пораньше, часикам к девяти, и, пока мы спускались с ней в лифте, я возмущенно выговаривал ей за эту гнусную выходку.
Марта только ухмылялась в ответ, а потом вдруг спросила, куда мы направляемся. Я, не раздумывая, брякнул:
– В ЛДМ поедем, – и только потом понял, что это действительно здравая идея. Во-первых, там можно не просто надраться, а еще и поиграть в разные подвижные игры вроде боулинга и бильярда, а во-вторых, мне очень хотелось побеседовать с ученым бомжом, свидетелем похищения. Если тот, конечно, в действительности существует и еще обретается в тамошних кустах. По случаю нашего неслыханного богатства на Петроградскую сторону мы решили ехать на машине, и я начал «голосовать» прямо на Невском. Из потока автомобилей к нам тут же направилось сразу несколько машин, но первой оказалась весьма приличного вида иномарка. Водитель, довольно молодой, спортивного вида парень, с короткой стрижкой темных волос, среди которых я углядел неожиданную седину, открыл нам дверь и задал лишь один вопрос:
– Куда?
Я подробно ответил и потом еще зачем-то бросил дурацкую фразу «деньгами не обижу», которую сам же очень не люблю.
Парень неожиданно улыбнулся на это, но потом снова посерьезнел и нажал на газ. Он ехал быстро, но без грубостей и рывков, заранее мягко притормаживая на красный и уверенно стартуя на зеленый.
У отеля мы оказались спустя пятнадцать минут, что в условиях пятничных пробок было просто потрясающим результатом. Я сказал об этом водителю и протянул ему триста рублей – вполне уместные для такой поездки деньги.
Парень, даже не взглянув на купюры, сказал:
– Не надо денег. Бывай.
Я не понял такого ответа и сначала решил было, что ему мало трех сотен. Но парень, чуть раздражаясь, опять сказал:
– Я не за деньги езжу. Просто подумать надо было. Денег у меня, тьфу-тьфу, хватает. Бывай, – добавил он с нажимом, и я решил не оставлять эти несчастные три сотни на «торпеде», как собирался. Кто его знает, еще драться полезет от неслыханной обиды.
Я вышел сам и помог выбраться Марте, и мы вместе смотрели, как иномарка, весьма престижная и дорогая, как я теперь увидел, легко разворачивается на стоянке перед гостиницей и выезжает оттуда на набережную. Пропуская поток машин, водитель бросил на нас последний взгляд и, улыбаясь совершенно детской, открытой улыбкой, показал мне большой палец да еще и подмигнул.
– Похоже, ты ему понравилась, – с неудовольствием заметил я, тут же взяв Марту под локоть, как будто у меня ее должны были сейчас отобрать.
Марта растянула губы в вялой усмешке и послушно пошла со мной под руку, с подозрительным смирением прижимаясь ко мне своим бедром, теплоту и упругость которого я чувствовал даже сквозь ее джинсы и пальто.
Впрочем, возле самого входа в отель мне пришлось оторваться от Марты. На лавочке, занесенной в кусты неведомыми хулиганами, сидел потертый жизнью мужичок в драном, зато ярко-красном пуховике. Мужичок ужинал пивом и какими-то невнятными кусками то ли пиццы, то ли пирогов.
– Подожди минутку, – бросил я Марте и оставил ее курить под навесом парадного входа, а сам почти побежал к бомжу, на ходу копаясь в карманах в поисках мелких денег.
Мужик не обратил на меня никакого внимания и продолжал трапезу, вдумчиво разглядывая каждый кусок, перед тем как укусить. Я молча смотрел на него, дожидаясь реакции на свой визит в гостиничные кустики.
– Бутылку не жди, самому нужна, – вдруг сказал он мне, с трудом проглатывая очередной кусок. – Или ты, черный брат, поссать сюда пришел? Так ссы, не стесняйся, мне по хрен, – разрешил он, принимаясь за следующий.
Я понял, что с этим типом незачем мудрить, и сказал:
– Ты, говорят, видел, как отсюда чукчу увозили? Неделю назад, в прошлую пятницу.
Бомж отложил недоеденный кусок и, показывая мне опустевшую бутылку, заявил:
– Информация нынче денег стоит, – повторил он киношный штамп. – Чего дашь?
Я вытащил из кармана сто рублей и протянул ему. Бомж быстро взял деньги, убрал их в карман и подвинулся на скамейке:
– Присаживайся, брат.
Я взглянул на эту скамейку и вдруг почувствовал, какой в этих кустах стоит тяжелый, просто убойный сортирный запах.
– Нет, садиться не буду. Ты мне скажи, какие такие ученые слова говорили те парни, которых ты видел?
Бомж ухмыльнулся и сказал:
– Ты таких слов не знаешь. Зачем тебе это?
Я сделал морду пострашнее и как мог грозно сказал ему:
– Ты че, козел, кидать меня надумал? Возвращай сотню, падла! – При этом я сделал шаг к скамейке, стараясь, однако, задержать дыхание, ибо волны невыносимой вони дошли уже не только до моего носа, но и глаз, так что глаза защипало.
Угроза оказалась действенной – бомж тут же вежливо привстал в полупоклоне, отложил свои куски и бутылку на краешек лавки и, торопливо сглотнув, подобострастно спросил:
– Что вам рассказать?
Дальше было просто – он вспомнил только два словосочетания, достоверно услышанные от трех молодых людей, которые сначала, вяло переругиваясь, курили перед входом в ожидании телефонного звонка, а потом зашли в отель и уже молча вывели оттуда молодого чукотского юношу, которого и усадили в микроавтобус.
Пресловутые умные слова я не поленился записать: «рецессивная аллель» и «доминантный самец». Бомж и впрямь оказался бывшим преподавателем биологии.
Выбираясь из поганых кустов, больше всего я боялся не увидеть у входа Марту, но она, по счастью, там еще стояла, уже без сигареты, зато с невесть откуда взявшейся банкой пива в руках. Рядом с ней стояли две совсем молоденькие девушки в вызывающе пошлых нарядах – одна в плюшевом красном платье, не прикрывающем даже трусов, вторая – в шортах, больше похожих на бикини, и майке с нарисованными сосками. Несмотря на нежаркий вечер, девицам было не холодно – во всяком случае, вида они не показывали.
Когда одна из них увидела меня, то не преминула громко высказаться:
– Молодой человек, как вам не стыдно писать возле отеля! А еще гость из дальнего зарубежья! Безобразие!
Вторая тут же подхватила эстафету:
– Неужели вы у себя в Африке так же себя ведете? И куда только смотрит Гаагский трибунал!
Я подошел поближе, намереваясь молча забрать Марту и пойти с ней в один из ресторанов отеля, но она вдруг мягко остановила мою руку и, указав на девиц, сказала:
– Знакомься, Ваня. Вот это – Маша, а это – Даша.
Я кивнул, обеим шлюхам сразу, после чего снова потянул Марту в отель:
– Бросай свое пиво и пошли.
К моему несказанному удивлению, Марта отрицательно покачала головой:
– Мы поедем в гости, – сказала она твердо.
Я молча тянул ее в сторону отеля, стараясь не смотреть на девиц, испепеляющих меня откровенно неприязненными взглядами.
– Марта. – Я наконец обрел дар речи и принялся убеждать ее, лихорадочно подбирая аргументы, но по ее застывшему, холодному лицу уже понимая, что отговорить от этой затеи никого уже не получится. – Какие гости? Ты хоть в паспорта этих клофелинщиц заглядывала? Тебя в этих гостях обнесут и выкинут на помойку, и хорошо, если только этим и ограничатся!
– Ты чего несешь, баклан траурный! – возмутилась Маша.
– Ты сам-то кто? Гиббон замызганный, студентишка дешевый! – заголосила Даша.
Я, не обращая внимания на выкрики местных шлюх, продолжил убеждать Марту:
– Ну, Марта, ну послушай меня, ну на кой черт они тебе сдались?
– А на кой черт тебе сдалась я? – с неожиданной яростью вьжрикнула мне в лицо Марта и, дернув плечом, освободилась от моей руки.
– Поехали уже, – сказала она и повернулась к своим новоявленным подругам. – Где ваша машина?
Ей показали на машину, серебристую «Ладу» из последних моделей, и они пошли туда гуськом: впереди Даша с сиськами на футболке, потом Маша с трусами, торчащими из-под платья, а следом – Марта. Моя Марта.
Я с отчаянием смотрел им вслед, не понимая, что это вдруг на нее нашло, когда Марта вдруг обернулась, сделала пару шагов мне навстречу и, виновато разведя руками где-то в районе своих бедер, негромко сказала:
– Приперло, понимаешь? Нет, ты не поймешь. Ну, все равно, не дуйся, – и, тут же повернувшись, почти побежала к машине.
Я, чуть помедлив, тоже побежал за ней. Женщины успели расположиться в салоне, все трое – на задних сиденьях, но окна были опущены, и я крикнул туда в совершенной истерике:
– Адрес, бляди! Говорите адрес вашего блядского притона! Если что будет не так, я вас там всех на клочки порву!
В ответ я услышал тоже нервный, почти плачущий голос Марты:
– Скажите ему! А то он и впрямь не успокоится.
Одна из девиц, то ли Даша, то ли Маша, хрен их разберет, высунула свою искаженную злобой мордашку из машины и с нескрываемым презрением процедила мне:
– Антоненко, шесть, квартира восемь. И учти, Отелло хренов, для тебя там будет только повышенный тариф – от двухсот пятидесяти за час. Копи деньги, чудило.
Я успел заметить, с каким любопытством посмотрел на меня в зеркало пожилой водитель «Лады», а потом там, в салоне, закричали в три глотки «пошел!», и машина, взвизгнув шинами, рванула со стоянки.
Я, наверное, минут десять тупо смотрел вслед серебристым «Жигулям», пока не услышал за своей спиной осторожную возню. Я обернулся и увидел двух молоденьких девиц, пытающихся прикурить на холодном ветру. Они были вызывающе пошло и потому очень легко для осенней непогоды одеты, но совсем не показывали вида, что им холодно.
– Привет! Меня зовут Маша, – сказала та, что была одета в прозрачную сетку-маечку и юбку с разрезом от пупка.
– А я – Даша, – сказала другая, в блестящем обтягивающем платье, сквозь которое видно было не только выдающуюся грудь девицы, но и каждый небрежно бритый волосок ее промежности.