Марта с энтузиазмом откликнулась на мое предложение, захватив самую маленькую фотокамеру, чтобы не дразнить оперов.
Увы, когда кавалькада из трех милицейских машин прибыла по адресу, указанному в качестве рабочего места дизайнера Антона Ершова, мы обнаружили там котлован, который с необычайным рвением заливали бетоном смуглые рабочие в грязных оранжевых жилетках.
– Да, стоял тут клоповник шестиэтажный, офисы-фигофисы там были, – рассказал словоохотливый мужичок из местных жителей. – А сейчас вона какой домина строить взялись, – и мужик указал на грандиозный цветной плакат на заборе. Судя по проекту, дом и впрямь ожидался немаленький, этажей под сорок. Привет местному высотному регламенту в общем и архитектурной инспекции ЮНЕСКО в частности.
– В адрес поехали, – скомандовал Васильев, потрясая распечаткой из базы данных ЦАБ.
Но и по домашнему адресу Ершова нас ожидало жестокое разочарование – милая улыбчивая супруга дизайнера показала нам несколько фотографий сухощавого молодого человека, босого и голого, в одних только шортах, позирующего на фоне морских волн.
– В Майами мой Антошенька, на заработках, – объяснила эта женщина спокойно, внешне ничуть не выдавая беспокойства по поводу неожиданного визита целой оравы милиционеров.
– О, а у меня тоже кент знакомый в Америку подался, в Нью-Йорке сейчас живет, – откликнулся один из сержантов сопровождения, обводя присутствующих весьма реалистичным придурочным взглядом. – Звонил тут на днях. Говорит, в Америке столько идиотов развелось, что для них в каждом городе теперь резервации делают. Так и называются – даунтауны.
Я не понял, говорил ли это нам сержант всерьез или это была старая шутка из репертуара постсоветского КВН. Судя по усталым улыбкам его коллег, скорее второе.
Пока Валера по всем правилам заполнял протокол допроса свидетельницы Ершовой, я присмотрел на рабочем столе веб-дизайнера стопку визиток с латинским шрифтом. Визитки были одинаковыми, на имя Mr. Anton Ershov, websiter. Еще там был указан электронный адрес Ершова, американский, судя по окончанию адресной строки. Одну визитку я тихонечко присвоил, аккуратно зажав ее в своей ладони.
Дожидаться завершения всех формальностей мы не стали – Валера показал нам с Мартой, где следует расписаться, а затем мы откланялись.
На улице уже стемнело до ночной черноты, хотя было никак не больше шести часов вечера. Еще одну примету питерской осени – огромные лужи, непринужденно раскинувшиеся на большей части тротуаров и дорог, – нам удавалось преодолеть без особых потерь. Марта, указывая на отдельные, особо выдающиеся водоемы, возмутилась:
– Такое ощущение, что в Питере дороги проектируют ландшафтные дизайнеры. Эта лужа не просто была заложена в проекте – здесь еще где-то должны быть и лебеди, только их, похоже, как всегда, украли.
Совсем уже неподалеку от вожделенной станции метро пронесшийся по очередной рукотворной луже автомобиль окатил нас буквально с ног до головы. Лично мне вода попала даже за шиворот, и, обсыхая в вестибюле станции, мы с Мартой ругались, как футбольные фанаты после проигрыша любимой команды – злобно и бессодержательно. Все-таки ничто так не делит людей на первый и второй сорт, как брызги проезжающего мимо автомобиля, – огорчает не столько грязь, сколько вопиющая небрежность, с которой тебя публично помещают на полку с надписью «низший сорт».
– Получу от Камминг деньги, первым делом куплю машину, – сказала мне Марта, яростно стряхивая на мраморный пол вестибюля капли грязи с перчаток, сумочки и даже с самой своей коротко стриженной макушки.
Я согласно кивнул ей – сам собирался податься в автовладельцы, только мне, в отличие от Марты, еще надо было получить права.
– Хотела предложить тебе пропустить стаканчик в каком-нибудь кабачке. А куда я теперь пойду в таком виде? – расстроенно спросила меня Марта, с омерзением оглядывая серые пятна грязи на своем недавно бежевом пальто и покрытые сплошной серой коркой некогда блестящие лакированные сапожки.
– У меня денег нет, – ответил я ей, не задумываясь, после чего оставил безнадежные попытки отчиститься и просто стоял, разглядывая ее голые блестящие коленки, очень трогательно выглядывающие из-под грязного пальто.
Марта еще раз яростно тряхнула головой, разбрасывая вокруг комочки грязи, выпрямилась и расправила грудь, как солдат на параде, и, упрямо сжав губы, заявила мне:
– Мы все равно идем в кабак! А денег у меня куча – я еще пять сотен поменяла.
Я отрицательно покачал головой:
– Марта, у меня всего штука рублей, а еще надо домой купить всякой ерунды. В следующий раз, ладно?
Марта была хорошо осведомлена о существовании у меня довольно неудобного в жизни психологического комплекса – везде и всегда я оплачивал счета за двоих, если был с женщиной. Это шло еще со студенческих времен, когда с деньгами было, мягко говоря, по-разному, и имело совершенно неясную этиологию – то ли я перед окружающими выкобенивался, то ли себе что-то доказывал, но правило было незыблемым и не подлежало обсуждению.
Впрочем, даже зная о моих дурацких комплексах, Марта любила меня дразнить – то ли на прочность испытывала, то ли просто развлекалась. Вот и сейчас она лишь ухмыльнулась и, скользнув рукой во внутренний карман пальто, вытащила оттуда увесистую пачку пятисотенных купюр:
– Ваня, пожалуйста, не лишай меня последних радостей жизни, – попросила она и, нагло глядя мне в глаза, подчеркнуто сексуально облизнула свои сочные, чувственные губы.
– Дрянь ты последняя, девка ты распутная, да еще и пьяница горькая, – укоризненно сказал я Марте, и она тут же радостно кивнула, легко соглашаясь с каждым моим ужасным определением.
Я задумчиво посмотрел по сторонам, вспоминая, что в этом городском районе есть недорогого и приличного, но из этого набора вспомнилась мне только круглосуточная пиццерия в двух остановках метро отсюда. Кстати, до дома Марты от той пиццерии – два шага.
– Так и быть, – сказал я строго. – Мы сейчас проедем в одно заведение. Но плачу все равно я. Поэтому пьем мы из расчета пятьсот рублей на все про все. Еще пятьсот я оставляю детям. Понятно?
Марта кивнула в ответ с таким энтузиазмом, что на меня полетело еще несколько комочков грязи. Я цепко взял ее за руку и повел в подземку, бережно прикрывая от кошмарных метрополитеновских дверей и осатанело толкающихся вечерних пассажиров часа пик.
На входе, а особенно на эскалаторе уже было видно, что в сегодняшний темный, холодный ноябрьский вечер все петербуржцы решили воспользоваться именно этой станцией метро, – народу было столько, что, когда эскалатор вынес нас на перрон, я не сразу нашел место, куда можно поставить ногу.
Через минуту плотный и жесткий поток пассажиров внес нас с Мартой в вагон метро и угнездил у дверей с противоположной стороны, где можно было стоять недвижимо, не отвлекаясь на пропускание пробивающихся к выходу пассажиров.
Марту я установил в самом углу вагона, закрыв ее своим телом от пассажиров, а она обняла меня за талию и положила голову мне на плечо.
– Папа, а почему мне дядя место не уступит? – послышался вдруг бодрый детский голосок, и я с любопытством повернул голову назад.
Совсем рядом с нами стояла девчонка лет пяти, держась за папу – молодого человека лет тридцати, при обязательной кожаной барсетке, а также в золоченых очках и аккуратном, даже манерном кашемировом пальто.
– Папа, ну почему же этот дядя не уступает место ребенку? – гневно повторила свой вопрос девчонка, быстро окинув взглядом пассажиров рядом в поисках поддержки.
Вагон настороженно замер, разглядывая коротко стриженного парня, сидящего точно напротив девочки. Парень грыз семечки, деликатно сплевывая себе в руку, а потом непринужденно выбрасывал шкурки куда-то под ноги пассажирам.
– Наверное, этот мужчина не джентльмен! – решительно сказал очкарик, глядя мимо стриженого парня на стенку вагона с рекламным постером какого-то телевизионного боевика. Там симпатичный мачо одним ударом ноги размазывал об асфальт сразу двух противных негодяев.
Пассажиры вокруг, судя по лицам, напряглись в ожидании неминуемой развязки. Мне тоже показалось, что очкарику кранты, – уж больно отмороженным и тупым выглядел рассевшийся на сиденье парень.
– Этот мужчина не джентльмен, – повторил очкарик и закусил губу, переведя взгляд на сиденье перед собой, откуда на его блестящие, идеально вычищенные туфли снова высыпалось немного кожуры от семечек.
– Дядя не джентльмен? А по-моему, этот дядя просто охуел! – отозвалась девочка и тяжело вздохнула, строго глядя в глаза сидящему напротив отморозку.
Парень подавился очередной семечкой и тут же гулко закашлялся, сложившись надвое. Потом он встал, и я увидел, какое у него стало красное лицо.
– Да садись ты уже, коза! Задолбала, понимаешь, тут галдеть! – сказал он девочке расстроенно и пошел толкаться к выходу, пряча глаза от пассажиров.
Вагон в ответ грохнул неожиданным и дружным смехом, и в нем сразу стало как-то свободнее и легче.
Марта с видимым удовольствием досмотрела сценку из-за моего плеча, потом обняла меня покрепче и сказала, мечтательно улыбаясь:
– Какие прикольные бывают девчонки, да?
Я с недоумением таращился на нее, осторожно растягивая губы в вежливой гримасе ответной улыбки.
Дети действительно бывают очень интересными, но при чем тут Марта, хотел бы я знать?
Глава двадцать девятая
Каким образом Татьяна Выхвын раздобыла мой номер мобильного телефона, я так и не понял, но она позвонила мне на мобильный в шесть утра и сказала, взволнованно сопя в микрофон:
– Мы хотим украсть еще несколько депутатов. Не подскажете, какие сейчас самые ценные? Нам говорят, что коммунисты дороже всех, потому что независимые, но как мы можем это проверить?
Я аккуратно сполз на пол с низкой кровати, стараясь не задеть мирно сопящую рядом Катьку. Потом я накинул на плечи один из двух зеленых халатов, валявшихся на полу, и опять, в который уже раз, не угадал – это оказался Катькин халат, который мне ровно по пупок.