Когда окончательно стемнело, я услышал снаружи какое-то движение. Шарлотта и Отто сидели рядом со мной на полу. Она расчесывала гребнем его шерсть. Пес насторожился. Он не зарычал, но весь сжался и уставился в темноту, в направлении развалин. Я тронул Шарлотту за плечо и тихо произнес:
— Там кто-то есть.
Она напряглась и откинула подол юбки, чтобы показать мне, что пистолет лежит рядом с ней на камне. Я с трудом сдержал улыбку.
Из темноты вышел мужчина и ступил в тусклый круг света, который отбрасывал фонарь. Это был дряхлый старик, сгорбленный и скрюченный, с лицом, обветренным от многолетних трудов под палящим солнцем. Он тяжело опирался на посох, но, когда заговорил, голос его звучал твердо:
— Demain, dès l’aube, à l’heure où blanchit la catnpagne, je partirai.[27]
Шарлотта нахмурилась.
— Что он сказал? — Я в упор посмотрел на женщину.
— Какую-то бессмыслицу…
Я встал:
— Сэр, я…
— Оуэн? — Он сощурился и подошел ближе к свету.
— Его отец. — Я взглянул на Шарлотту.
— Son père.[28] — Поднявшись, она отряхнула платье, выслушала ответ старика и перевела его мне: — Он говорит, что сходство поразительное, вам следует быть осторожным. Если вас примут за сына, вам грозит опасность.
— Прошу вас! — поднявшись со скамьи, я пригласил его сесть.
Старик зашаркал ногами, посох гулко стучал по каменному полу. Он сел и, прежде чем положить обе узловатые ладони на крюк посоха, погладил Отто по голове. Затем кивнул в сторону Вильгельма и заговорил.
Моя спутница неуверенно посмотрела на раненого немца, а потом ответила. Они обменялись несколькими фразами, и Шарлотта обратилась ко мне:
— Его зовут Бенуа. Земля, на которой стоит церковь, принадлежит ему.
— Откуда он знает моего сына?
Пока они объяснялись, я глянул на Вильгельма. Глаза у него были закрыты. Я не понял, действительно он спит или притворяется. Отто подошел к нему и лег, положив подбородок хозяину на плечо.
— Он говорит, что Оуэн сам пришел к нему несколько лет назад и попросил разрешения использовать церковь. Это перевалочный пункт, место отдыха. Старик утверждает, что это место было частью подпольной сети, организованной вашим сыном еще в сорок втором году. Он сказал, что немцы ничего не подозревали и никогда не приходили к нему с расспросами. — Я видел, каких усилий ей стоит не смотреть в сторону ложа, устроенного в углу.
Его подпольная сеть…
— Спросите, почему так опасно быть похожим на моего сына и где мне его искать.
Шарлотта перевела мой вопрос.
— В свой последний визит сюда Оуэн сказал, что больше переправ не будет. Американцы наступают, и, как только немцев не станет, все изменится. Старик сказал, что ваш сын приезжал сюда в июне, и он рассчитывал увидеться с ним на обратном пути, но это должно было произойти несколько недель назад. Оуэн так и не вернулся, и старик опасается, что с ним что-то случилось.
— На обратном пути откуда? Знает ли Бенуа, куда он направлялся?
Выслушав Шарлотту, старик посмотрел мне в глаза:
— В Виши.
Утром Бенуа принес нам еду, топливо и однозарядную винтовку Лебеля образца 1886 года. Такие ружья использовались во время Первой мировой.
Старик мрачным тоном говорил, а Шарлотта переводила:
— Он хочет отдать вам это оружие. В предыдущей войне он потерял всех своих троих сыновей, а на этой — внука. Он считает Оуэна храбрецом, а вас — порядочным человеком, раз приехали в такую даль на поиски сына. Вы окажете ему честь, если возьмете его винтовку.
Его слова поразили меня.
— Я и сам сочту это за честь.
Они с Шарлоттой обменялись еще несколькими фразами.
— В Виши, в доме миссионеров, мы должны разыскать библиотекаря, и она нам поможет.
Из угла раздался стон, и мы трое устремили взгляды на устроенную там постель. Голова Вильгельма металась из стороны в сторону, но, по счастью, он не произнес ни звука. Посмотрев на меня исподлобья, Шарлотта спокойно ответила на расспросы Бенуа.
На прощание его натруженная рука крепко сжала мою. Когда он ушел, Шарлотта обернулась ко мне:
— Он интересовался, не ранен ли наш товарищ. Я сказала, что просто болен.
— Надо избавиться от формы.
Брюки не будут бросаться в глаза, но китель безошибочно выдаст немца. Я расстегнул четыре пуговицы и обнаружил под формой обычную нижнюю рубаху. Среднюю часть кителя разорвала пуля, которая прошла навылет.
Шарлотта присела рядом и уложила голову и плечи Вильгельма себе на колени, чтобы снять с него китель. Я взял нож и осторожно разрезал материю там, где запекшаяся кровь присохла к ране. Я не хотел разбередить ее и вызвать кровотечение.
Пока мы старательно убирали опознавательные элементы с униформы, офицер стонал. А Отто скулил, лежа у хозяина в ногах.
— Все хорошо, малыш, — приговаривал я, срезая рукава и вытаскивая китель из-под Вильгельма.
Глаза немца открылись, но я не думаю, что он видел нас. Он взглянул на Шарлотту и улыбнулся:
— Анализе, liebchen, engelchen.[29]
Вильгельм повторял эти слова, призывая свою возлюбленную.
Шарлотта держалась напряженно, но когда по его виску скатилась слеза, она вытерла ее. Рука моей спутницы дрогнула, а потом она положила ладонь немцу на щеку.
— Ш-ш, — прошептала она. — Не надо. — Он сразу затих и успокоился. Шарлотта подняла на меня потухший и растерянный взгляд. — Надо сжечь китель.
Мы решили закопать его в осыпавшихся камнях нефа. Вильгельм расслабился и, пока мы переносили его в грузовик и укладывали на носилках, не издал ни звука.
Я хотел было спрятать винтовку в наших припасах, однако передумал и засунул ее между спинкой водительского сиденья и запаской. Там она не бросалась в глаза, но оставалась в пределах досягаемости для меня. Пока Шарлотта возвращала на место запчасть от двигателя, я наполнил топливом баки, достал карту и разложил ее на полу в кузове. Молодая женщина присоединилась ко мне.
Она провела пальцем по карте:
— Тут проходила демаркационная линия. До Мулена мы будем следовать вдоль реки, хотя не представляю, что нас там ждет. Так далеко на юг я не забиралась с начала войны.
— Мы можем повстречать союзников. Но и немцы будут отступать по этой же дороге.
Мы оба посмотрели на распростертую фигуру раненого.
— Пока он с нами, — заметила Шарлотта, — думаю, стоит избегать деревень. Он все чаще бредит, и если кто-нибудь услышит, какой говорит по-немецки…
— В этом случае мы скажем, что обнаружили его и везем, чтобы сдать властям.
— Нас спросят, почему мы попросту не пристрелили его на месте.
— Ну и пусть. Он все равно уже покойник.
Она кивнула и склонилась над картой:
— Думаю, до ночи мы доберемся вот сюда. На восточную окраину Буржа на Луаре.
Отто успел выпрыгнуть из кузова. Шарлотта заперла на задвижку левую дверцу и прикрыла правую. Пес последовал за ней до кабины.
Я сложил карту, запихнул ее в саквояж и, убрав ступеньки, тоже двинулся к кабине. Отто устроился между нами, я потрепал его за уши, и он посмотрел на меня, высунув язык и радостно оскалив пасть.
Час спустя мы выехали из леса. На юг простиралась плоская пустынная равнина с разбросанными по ней редкими деревушками и небольшими рощицами.
Челюсть моя болела уже меньше, но от яркого солнца начинало пульсировать в висках. Когда светило достигло зенита, я понял, что дымка, повисшая в небе на западе, — отнюдь не мираж, вызванный жарой. Это было облако пыли.
Я потянулся и достал спрятанную винтовку.
Шарлотта глянула на меня и озадаченно сдвинула брови, увидев «Лебель» у меня на коленях:
— Что такое?
— Посмотрите на запад.
Она крепче сжала руль.
— Это не гроза собирается. Что-то приближается к нам.
— Причем очень большое.
Она переключила скорость, и машина замедлила ход.
— Мне стоит…
— Не останавливайтесь. Мы… — Я прислушался к нараставшему гулу и вгляделся в небо. — Съезжайте с дороги. Сейчас же. — Я открыл дверцу и вытолкнул Отто в кузов.
— Держитесь!
Я вцепился в дверную раму, Шарлотта переключила скорость и вывернула руль. Мы соскочили с дороги на прилегавшее поле и помчались, подскакивая на ухабах. Мы спешили укрыться в рощице посреди поля.
Гул нарастал. Прямо на нас, с грохотом пронзая дымное облако, летели четыре истребителя-бомбардировщика.
VI
12 ноября 1940 года
Дорогой отец!
Вчера по Елисейским полям прошли маршем тысячи студентов.
Немцы жестоко разогнали их.
Но французы наконец обрели свой голос.
Мы ворвались под защиту деревьев, с треском ломая молодую поросль. Истребители пронеслись у нас над головами. Подскочив, мы встали на месте. Из кузова послышался вой Отто.
Я выпрыгнул наружу.
— Рис!
— Оставайтесь в машине! — прокричал я, устремляясь к краю рощицы. Я приложил ладонь козырьком к глазам, всмотрелся в небо и даже пошатнулся от облегчения. — Выезжайте из-под деревьев! Это американцы. Они не станут стрелять по машине, когда увидят крест.
Самолеты кружили над нами, группируясь. Моя спутница завела мотор грузовика.
— Быстрей, Шарлотта!
— Мы застряли! Что-то попало под днище.
— Coc oen![30] — Я рванул обратно к грузовику, на ходу бросив винтовку Шарлотте; подставил плечо под металлическую решетку радиатора и, не обращая внимания на жар, ухватился за буксирную балку, толкнув ее что было силы. — Газуйте! — заорал я, перекрикивая рев надвигавшихся истребителей.
Раздался стон металла, и машина с жутким скрежетом дернулась назад, да так внезапно, что я упал на колени.
— Давайте! Давайте! Давайте!
Шарлотта включила задний ход и выехала из зарослей на открытую местность. Это случилось как раз в тот момент, когда истребители уже нависали над нами. Все четыре самолета резко развернулись и взмыли в небо, улетая прочь.