Я почувствовал, как Шарлотта коснулась меня со спины. Отто следовал за ней. Она смотрела вниз по течению реки.
— Они все разрушены, — прошептала она.
Я проследил за ее взглядом и увидел взорванные мосты Соны. Они напоминали ребра, сломанные мощным ударом. Конструкции, обрушившиеся по центру, наполовину поглотил поток. Переправиться на другой берег здесь было невозможно.
— Это немцы сделали при отступлении, — сказал я.
— Должен быть какой-то окружной путь. — Шарлотта вернулась назад по мосту, Отто не отставал от нее. На улице она догнала женщину с тачкой.
Я же добрался до развороченного провала и заглянул в текущие внизу воды. Словно в попытке загладить зияющую рану, река пенилась вокруг утопленных секций взорванной центральной арки моста. К горлу подступила тошнота.
Услышав, что Шарлотта зовет меня, я с трудом оторвал взгляд от руин и отступил от провала.
— Она сказала, что ниже по реке американцы с утра восстанавливают мост.
Мы двинулись на юг вдоль берега Соны, огибавшей полуостров в центральной части города, до точки, где она сливалась с Роной. Место встречи двух рек было отмечено большим скоплением народа. Люди заполонили набережную вплоть до баррикад, возведенных большим полукругом, за которым на берегу стояли американские войска. Мы прорывались через толпу, наш грузовичок вгрызался в нее, будто острые ножницы в зимнюю шерсть овец. Потратив целый час, нам удалось наконец добраться до временного ограждения, которое американцы соорудили, чтобы толпа не опрокинула их в реку.
Солдат, заприметивший нашу скорую, поднял руку.
— Нас прислали из Парижа! — крикнула ему Шарлотта.
Он махнул нам и открыл заграждение, чтобы мы могли проехать.
— Рядовой Коул, мисс, тридцать шестая пехотная дивизия. — Юноша говорил, растягивая слова, его голос звучал так, словно он щипал струну скрипки.
— Рядовой, удастся ли нам пересечь реку?
— Да, мисс! — Он указал на мужчин, трудившихся в середине Роны. — Они уже заканчивают восстанавливать мост.
Я вылез из грузовика, чтобы понаблюдать за процессом. Шарлотта встала рядом, заслоняясь ладонью от солнечных лучей. Буксирный катер доставил последний плот с тремя понтонами. Как только его приладили в ряд с остальными частями плавучего моста, солдаты принялись за боковую обшивку понтона.
— И что, по нему можно проехать на машине?
— Да, сэр. «Эм-четыре» выдерживают вес танка, — ответил рядовой, поглаживая Отто по голове.
Строительством моста руководил низкорослый коренастый мужчина. Когда прикрепили последнюю балку, он прошел по всему мосту, проверяя каждый понтон. Он обернулся к западному берегу, наш рядовой поднял руку. Мужчина направился к нам, его шаги гулким эхом разносились над мостом.
Рядовой отдал честь.
— Полковник, эту скорую прислали из Парижа.
За рекой затрещали выстрелы, и я невольно потянулся к люгеру, спрятанному под рубашкой.
Полковник покачал головой:
— Нам понадобится не одна скорая. Тут прямо революция на улицах.
— Немцы? — спросила Шарлотта.
— Нет, мэм. Чертовы бойцы «Свободной Франции». Стреляют по всему, что движется. Так что будьте осторожны.
— Полковник! — привлек его внимание военный, бежавший по мосту.
— В чем дело, сержант?
— Они обстреляли больницу трассирующими пулями, якобы там засели немцы, — сообщил сержант, отдавая честь старшему по званию. — Здание загорелось, внутри есть раненые.
— Проклятые лягушатники! — выругался полковник. — Сержант, вы и рядовой останетесь здесь и организуете движение по мосту.
Моя спутница уже садилась за руль скорой.
— Кузов свободен. Можем подобрать людей по дороге.
Полковник открыл дверцы кузова и стоял на складных ступеньках, пока мы проезжали мост. Шарлотта осторожно миновала стыки, а я не спускал глаз с воды. Как и обещал рядовой, мост не дрогнул под тяжестью машины, хотя меня и смущали некоторые неровности. Я понял, что всю дорогу сдерживал дыхание, только когда наконец выдохнул, оказавшись на другом берегу.
Из самого центра Лиона долетали звуки стрельбы. Шарлотта прокладывала нам путь по улицам, полковник на ходу выкрикивал команды солдатам. Они запрыгивали в кузов, когда машина приостанавливалась.
Подавшись вперед, я присмотрелся к горизонту сквозь пробитое пулями лобовое стекло.
— Вон там! — Я указал на клубы дыма.
Когда мы подъехали, верхний этаж больницы был объят пламенем. Медсестры и солдаты метались туда-сюда, эвакуируя раненых.
— Господи… — выдохнула Шарлотта.
Отто заскулил.
Я спрыгнул на землю, как только грузовик остановился.
— Вы оба помогайте тут, снаружи.
Шарлотта вцепилась в загривок пуделя.
— Рис, если вы не вернетесь, мы пойдем за вами.
— Вернусь. — Вытащив из кармана письмо, я протянул его молодой женщине: — Вот, сохраните его для меня.
Она бережно приняла конверт и кивнула. Я снял с себя рубашку и обмотал ее вокруг рта и носа.
— Нам нужна цистерна с водой! — крикнул я полковнику и, не дожидаясь ответа, бросился в горящее здание.
Передо мной, шатаясь и заходясь в кашле, шла медсестра. Я схватил ее за руку и развернул к выходу.
— Наверху! Там, наверху, есть люди? — спросил я, подкрепляя слова жестами.
Она энергично закивала и указала на лестницу. В здание вошли солдаты, и я подтолкнул медсестру к одному из них:
— Выведите ее отсюда. Остальные — за мной!
Мы взбежали по ступенькам, и я послал половину солдат проверить второй этаж. Другие последовали за мной на третий. Огонь уже пожирал крышу, пламя ревело, словно дикий зверь. Густой черный дым душил и ослеплял.
Мы с солдатами звали, но никто не откликался.
— Все назад, вниз! — приказал я. — Здание вот-вот обрушится. Все наружу!
Солдаты побежали по лестнице впереди меня. Как только я начал спускаться, до меня долетел чей-то голос.
— Есть кто-нибудь? — заорал я и закашлялся: едкий дым проник через импровизированную маску.
— Aidez… aidez-moi![44]
Голос был слабый, я едва различал его за ревом пламени.
— Не молчите! Где вы?
— S’il vous plait! Aidez-moi![45]
Пригнувшись, я пошел на звук, не выпуская из виду потолок.
— Я иду к вам!
Сначала я продолжал вслепую искать его, но потом понял, что это не один человек, а два. Мужчина с ампутированными по колено ногами прополз через весь этаж, ведя за собой второго, с забинтованной головой и повязкой на глазах.
Я встал на колени рядом с ними и поймал руку слепого.
— Забирайтесь ко мне на спину. — Я глянул на другого раненого и и показал на свою спину: — Он должен залезть мне на спину.
Раненый быстро заговорил со своим слепым товарищем, и тот последовал его указаниям, судорожно нащупывая путь. Я поднял другого мужчину на руки, закряхтев под тяжестью двух тел. Неуверенным шагом я двинулся в направлении лестницы, однако дым к тому моменту стал настолько густым, что я ничего не видел в метре от себя. Тлеющие угли сыпались нам на головы, огненное чудовище прогрызалось через потолок все ближе и ближе.
Потом раздался отчаянный вопль, и у меня под ногами провалился пол: с крыши на нас упала горящая балка.
Завывания пожара слились с криками, и я не могу утверждать, что в этом хоре не было моего собственного вопля. Я грохнулся этажом ниже, от жесткого приземления у меня вышибло дух и на секунду потемнело в глазах.
Я с трудом поднялся, мне казалось, что я дышу огнем. Из глаз потекло, и я тщетно пытался их вытереть. Рубашку, прикрывающую лицо, сорвало, пока я летел вниз.
Сквозь крики я услышал звон и обернулся. При падении меня отбросило в сторону, также как и раненого, которого я нес на руках, но слепой принял на себя всю тяжесть горевшей балки. Придавленный ею, он оказался в ловушке, и огонь уже разгорелся до такой степени, что вытащить его стало невозможно. Языки пламени лизали и впивались в его плоть, словно взбесившийся зверь. Он извивался и кричал в агонии. Я вытащил люгер и точным выстрелом положил конец его мучениям.
Потом я сгреб другого раненого и перекинул его через плечо. Он обмяк, и мои ноги подкашивались под его весом. Краем глаза я заметил лестницу и поплелся к ней, заставляя себя бежать, потому что потолок над нами уже скрипел и стонал. В тот момент, когда я ринулся к ступенькам, третий этаж обрушился, и мы кубарем скатились вниз.
Повсюду был дым, густой, как туман. На какой-то миг показалось, что он пожелтел и сквозь вопли ада над головой завыли летящие снаряды.
«В укрытие!» — попытался закричать я солдатам в траншее, нащупывая противогаз, но горло болело так сильно, что я не смог выдавить ни звука.
Острая боль пронзила руку, и я очнулся. Когда боль вернулась, я понял, что в меня впились зубы, меня схватили и пытаются тащить. Отто.
Я поднялся на колени, ощущая непривычную легкость в голове, и схватил раненого за шиворот. Я пополз сквозь дым, волоча его за собой. Пудель подталкивал меня в нужном направлении, гавкая прямо в ухо, пока струя чистого воздуха не обожгла мне легкие. И тут же чьи-то руки подняли меня и отнесли подальше от разрушенной больницы.
— Пропустите! Пропустите! — вновь и вновь слышался женский крик, пока меня уносили прочь от здания и укладывали на траву под деревом.
Заботливые сильные руки перекатили меня на бок и стучали по спине, пока я пытался откашляться. Когда я перестал задыхаться и сумел вздохнуть, те же руки уложили меня на спину и влажной мягкой тряпкой стерли сажу с лица. Отто вылизывал мои руки.
Я сощурился, глаза распухли и слезились. Я не мог разглядеть лицо, нависшее надо мной, но узнал волосы цвета меда и изящный изгиб подбородка. Мне хотелось разгладить складку между бровей, но, прежде чем я дотянулся до нее, моя рука упала, и я потерял сознание.
X
24 августа 1941 года