Он лежал посреди улицы. Пошатываясь, я ждал, пока она сходит за ним и, перекинув себе через плечо, вновь подхватит меня.
Мы пошли по длинной прямой улице. Солнце светило мне прямо в глаза, оно уже позолотило купол каменного здания, маячившего впереди. Через квартал мы свернули на узкую боковую улочку, и я с облегчением сморгнул набежавшую на глаза слезу.
— Шарлотта Дюбуа, но все называют меня Чарли, — возобновила она разговор.
Со мной учился парень по имени Чарли. Он сильно смахивал на задницу борова, да и характер у него был не из лучших. Что называется, dim gwerth rhech dafad.[7]
— А я — Рис Гравенор.
— Вы из Уэльса. Они сказали, что вы англичанин.
— Я пытался их переубедить.
— Жаль, что они вас не услышали. — Шарлотта свернула подарку. — Сюда. — Достав из кармана ключ, она вставила его в замок.
Дверь со скрежетом отворилась, и мы вошли в подъезд, пол которого был покрыт ковром. Вокруг шахты лифта вилась лестница. Думаю, на моем лице отразилась неуверенность, потому что женщина, взглянув на кабину лифта, сделанную из стекла и дерева, пояснила:
— Он уже много лет не работает. Поднимайтесь осторожнее. Дионн живет на последнем этаже.
Круговой подъем вызывал головокружение. К тому моменту, когда мы достигли шестого этажа, меня шатало.
— Держитесь, держитесь, — бормотала Шарлотта, пока мы шли к самой дальней двери на площадке.
Она постучала, и несколько секунд спустя нам открыла темноволосая женщина.
— Retour si tôt? Ou…[8] — Хозяйка квартиры запнулась, увидев меня, и быстро заговорила с моей спутницей по-французски. Я изо всех сил старался не слишком сильно опираться на свою хрупкую спасительницу. Француженка отступила назад и распахнула дверь. — Отведи его к окну. Там лучше видно.
Несмотря на скудную и ветхую обстановку, в квартирке было чистенько и уютно. Когда мы подошли к окну, мне пришлось ссутулиться, чтобы не задеть наклонный потолок.
Я тяжело плюхнулся на стул, который пододвинула француженка, даже не подумав, что изящная рама может не выдержать. Я поморщился. Мое неловкое движение не ускользнуло от цепкого взгляда медсестры.
— Чарли, принеси воды и бинтов, — попросила она. — И мою сумку с медикаментами.
Как только Шарлотта исчезла за единственной, помимо входной, дверью — я предположил, что там была ванная, — хозяйка квартиры повернулась ко мне:
— Наклонитесь вперед, пожалуйста. Вас ударили по спине?
Я подчинился и уперся локтями в колени. Дионн выпростала мою рубашку из брюк и задрала ее мне до подмышек.
— Пнули. По правой почке.
Она прищелкнула языком.
— По почке, да. Появится синяк. — Она ощупала ушибленное место, едва дотрагиваясь теплыми пальцами до кожи, но я все равно скривился. — Будет болеть, и может пойти кровь.
Я кивнул и, выпрямившись, опустил рубашку.
Вернулась Шарлотта. Хозяйка квартиры встала передо мной;
— У вас к тому же отек и гематома на челюсти. Как ваши зубы? Не качаются? Не сломаны?
Я провел языком по зубам:
— Нет.
— Хорошо. Чарли, обработай ему голову, а я пока приготовлю припарку для лица и спины.
Она скрылась за занавеской, отделявшей комнату от кухни, и вернулась спустя минуту, держа в руках зеленые листья.
— Окопник?
— Дионн говорит, что нет ничего лучше для заживления ушибов, если кожа не повреждена. — Шарлотта поставила мне на колени тазик, положила на пол около моих ног санитарную сумку и, выдвинув из-за небольшого столика еще один стул, села напротив. Она обмакнула тряпочку в воду и аккуратно стерла кровь с моих лица и шеи.
— Моя мать тоже так говорит. — Я рассматривал ее. На бледных щеках — едва заметная россыпь веснушек. Завораживающие глаза. На тенистом бульваре они выглядели почти серыми, но теперь, когда утренний свет падал ей на лоб и нос, оказались голубыми, как зимнее небо.
Она хмурила брови, а когда наклонялась ко мне, обмакивая тряпочку и протирая кровь вокруг ссадины у меня на виске, я чувствовал свежий запах мяты.
— Вы — американка.
Шарлотта быстро глянула мне в глаза и тут же вернулась к своей работе. Она улыбнулась, и вновь ее лицо преобразилось, озаренное каким-то внутренним светом:
— Ну да.
Она отодвинулась, осмотрела мое лицо и потянулась к сумке. Дионн вновь заговорила по-французски, Шарлотта вырезала кривыми медицинскими ножницами квадрат из марли и передала остатки подруге. Затем выбрала из коробки с лекарствами ампулу с йодом, отломила кончик и вытряхнула содержимое на ватный тампон. Приложив к ране йод, Шарлотта закрыла ее марлей, ловким привычным движением оторвала кусок пластыря, чтобы закрепить повязку, и, расправив его, снова взглянула на меня:
— Как ваше зрение?
— Иногда все расплывается.
— Не тошнит? Голова не кружится?
Я начал было кивать, но потом передумал:
— Так и есть.
Забрав тазик с окрасившейся в розовый цвет водой, Шарлотта удалилась в ванную комнату. Ко мне подошла Дионн с двумя компрессами из листьев окопника, завернутых в марлю.
— Подержите вот это. — Она приложила компресс к моей распухшей челюсти. — Теперь наклонитесь вперед. — Хозяйка закатала мне рубашку и закрепила с помощью пластыря второй — на пояснице, в месте ушиба.
На меня пахнуло чистым свежим ароматом окопника.
— Ну, что опять случилось?
Моя мать распрямилась, прилепив компресс с окопником к шишке на лбу Оуэна, и вытерла руки о фартук.
— Билли Хьюз набросился на новенького, как черт.
— Следи за языком, Оуэн, — осадила его моя мать.
— Но ты же знаешь, это так и есть, mamgu.[9]
Мать уставилась на меня, и ее взгляд говорил, что хотя она и порицает поведение внука, но согласна с ним.
Я сдержал улыбку.
— Ну и?..
— Ну, и я его остановил.
Я глянул на костяшки его пальцев — гладкие и невредимые, — затем почесал в затылке и, выдвинув стул из-под стола, сел рядом с сыном.
— Ты снова позволил ему отлупить себя.
Оуэн понурил голову:
— Не позволил.
— Но и сдачи не дал?
— Нет… — едва слышно ответил он.
Я согнулся, положив локти на колени.
— Machgen i…[10]
— Я больше других ребят, nhad.[11] Я должен быть осторожным.
— Да знаю я. Но стоило бы поставить Билли на место.
— Не хочу никому причинять боль.
Я взъерошил сыну волосы и наклонил голову, чтобы заглянуть ему в глаза. В свои шестнадцать он был уже таким взрослым и в тоже время еще совсем ребенком.
— У тебя чуткое сердце, и я горжусь тем, что ты у меня такой добрый.
Оуэн улыбнулся мне.
— Но я не хотел бы, чтобы ты пострадал от этого, — улыбнулся я в ответ.
— Все хорошо. Я не пострадал, лишь чуть-чуть поранился.
— При сотрясении лучше всего поспать, — вернул меня обратно в реальность голос Шарлотты.
— У меня нет времени. — Я потер лоб.
— Но рю Турнефор до завтра никуда не денется.
Я посмотрел на нее:
— Я ждал целых пять лет.
Мы передвигались быстро, выбирая боковые улочки.
— Еще вчера около Пантеона шли ожесточенные бои, — тихо сказала Шарлотта. — Нужно соблюдать осторожность.
— Вам необязательно было идти со мной.
Она молчала, пока мы пробирались по замусоренному бульвару. И только когда остановились, чтобы оглядеть примыкающую улицу, произнесла:
— Вы не говорите по-французски. Я вам пригожусь.
Я поймал ее за локоть. Она смыла мою кровь с руки, но ржавое пятно тай и осталось на синей материи рукава. Я невольно отметил, что мои пальцы обхватили ее локоть целиком.
— Спасибо.
Она кивнула направо:
— Нам туда.
Не выпуская ее руки, я последовал за ней. Тем временем на город уже опускались сумерки, ведь я позволил женщинам уговорить себя прилечь на несколько часов, пока примочки не сделали свое дело, а звон в голове не стих до тупой пульсации.
Шарлотта остановилась, указывая на табличку, висевшую над нами на каменной стене. Белыми буквами по синему полю было написано: «РЮ ТУРНЕФОР».
Мы оказались в конце улицы. Через пару минут, пройдя всего два квартала, подошли к дому номер двадцать семь. Я принялся колотить в дверь, не пытаясь сдержать нетерпение. Шарлотта перехватила мою руку:
— Что мне говорить, если нас спросят, почему мы здесь?
— Я ищу кое-кого, — сглотнул я. — Молодого человека. Своего сына.
Когда смолкли и эхо стука в дверь, и мой голос, Шарлотта уставилась на меня в звенящей тишине. Дверь открылась, и мы оба вздрогнули. В щель выглянула пожилая женщина.
— Bonjour, madame.[12]
Моя спутница кратко переговорила со старушкой, чей взгляд метнулся за наши спины, как только Шарлотта упомянула имя Оуэна. Хозяйка дома покачала головой, избегая при этом смотреть на меня:
— Non, non, je suis désolée.[13]
Она начала закрывать дверь, но я помешал ей.
— Рис! — попыталась остановить меня Шарлотта.
— Прошу вас! — Я опустил голову, чтобы встретиться со старушкой глазами. — Пожалуйста. Это мой сын. — Я продолжал держать одну руку на дверном косяке, не давая ее захлопнуть у нас перед носом, а другой рукой выудил из кармана конверт. — Он был здесь два года назад и прислал мне это письмо. Скажите ей, Шарлотта! Скажите, что я пытаюсь найти сына.
Шарлотта быстро перевела мои слова, и старушка наконец-то посмотрела на меня. Она опять окинула взглядом улицу и открыла пошире дверь, чтобы впустить нас. Когда мы сели за стол, хозяйка, не сводя с меня глаз, начала что-то говорить.