Я встал и расстегнул рубашку, чувствуя непреодолимое желание смыть с себя могильные запахи.
— Чтобы другим неповадно было.
Когда монахиня открыла глаза, Шарлотта, наклонившись к ней поближе, тихо заговорила на французском. Лицо раненой выражало крайнее напряжение до тех пор, пока, взглянув Шарлотте за спину, она не увидела меня. Тогда монахиня расслабилась и начала отвечать на вопросы. Ей не удавалось долго сохранять ясность, она то и дело теряла сознание.
Шарлотта откинулась на спинку стула и вздохнула:
— Она из женского монастыря в Гренобле. Здесь она познакомилась с Оуэном, они должны были отправиться в аббатство Денжи-Сен-Клер.
— Где это — Денжи-Сен-Клер?
— Не знаю. Впервые слышу это название. — Шарлотта подняла на меня взгляд. — Деревню расстреляли немцы.
— Я так и предполагал.
— И, Рис, — добавила она тихо, — они искали Оуэна.
— Они его здесь нашли?
Шарлотта покачала головой:
— Она не успела ответить — отключилась.
Я отвернулся, потирая затылок.
— Что будем делать дальше?
Я уставился на пустой холодный камин. Теперь, пройдя по следам сына, я со всей печальной очевидностью осознал, что никогда не найду его. Я опустил голову и обхватил ее руками.
— Давай посмотрим на карту. Наверняка нам известно только одно: он направлялся в то аббатство.
Молодая женщина принесла карту из грузовика. Мы расстелили ее на кухонном столе и изучали долго и дотошно, квадрат за квадратом, но ничего не обнаружили. Денжи-Сен-Клер на карте не было.
— Все это время он двигался на восток, — рассуждала Шарлотта.
— Может, направлялся в Италию или Швейцарию?
Она нахмурила брови:
— Если они ехали в Италию, то зачем забираться так далеко на север от Гренобля?
Я посмотрел на карту и в конце концов ткнул в синюю точку на зеленом поле:
— Вот. Думаю, нам надо ехать в Анси.
Монахиня, так и не придя в себя, на исходе дня испустила дух.
Заглянув в свои спальни, мы с Шарлоттой снова встретились в кабинете. До глубокой ночи она наигрывала на пианино грустную музыку.
На рассвете, прихватив с собой провизии из чулана и фруктов и овощей из сада, мы двинулись в путь. Мы обнаружили припрятанные на ферме канистры с бензином и пополнили свои запасы. Шарлотта проверила уровень топлива, масла и воды, поставила на место крышку распределителя, после чего мы навсегда покинули деревню.
Шарлотта вела машину на восток. Достигнув лазурных вод Роны, мы по первому же мосту переправились на другой берег и по узкой грунтовке добрались до маленькой деревушки, притулившейся у подножия скал. На центральной площади возвышался каменный монолит, позолоченный утренними лучами. Деревня еще только просыпалась ото сна.
Мы миновали предгорья и двинулись дальше на север по извилистым дорогам — то вверх, то вниз, в долины. К середине дня мы достигли Роны в том месте, где она поворачивала назад — к истокам, находившимся в ледниках Швейцарских Альп. Там, где мы переправились, Рона протекала параллельно Савойе. Продолжая путь на север между двух рек, мы наконец перебрались через восточную Савойю.
Дороги у подножия гор были ухабистыми и разбитыми, но теперь гравийное покрытие стало ровным и ухоженным. Наша дорога огибала с севера продолговатое озеро и продолжала неторопливо виться на юг вдоль гор.
Мы доехали до Анси, когда солнце садилось у нас за спиной. Город лежал у северной оконечности девственного озера; на востоке раскинулись холмы, которые мы только что проехали, на западе тянулась горная гряда. Айлуид здесь понравилось бы. Несмотря на последствия оккупации, город сохранил сельское очарование. В ящиках на подоконниках красовались пышные цветники. Кафе на углу захватило часть улицы. Некоторые из посетителей поставили рядом с собой винтовки, но стрельбы на улицах слышно не было. Мы ловили на себе настороженные взгляды, однако такого напряжения, как в Париже, Виши и Лионе, тут уже не наблюдалось.
— Кто-нибудь из них наверняка знает дорогу до Денжи-Сен-Клер, — сказала Шарлотта, всматриваясь в сидевших на улице людей. — Подождите здесь, я пойду порасспрашиваю.
Я положил руку на спину Отто, чтобы он не побежал за ней. Пудель недовольно заскулил.
— Да она вернется, не успеешь и глазом моргнуть, — уговаривал его я, наблюдая, как Шарлотта обращается к сидевшим за столиком кафе старикам. Один кивнул и заговорил, жестикулируя сухими руками.
Отто завилял хвостом, когда Шарлотта вернулась в машину и погладила его по голове, прежде чем завести двигатель.
— Вы правильно выбрали Анси. Денжи-Сен-Клер отсюда в пятнадцати километрах. Старик сказал, что нам нужна дорога, которая начинается на восточной стороне озера и ведет в горы. На развилке в Блюффи надо свернуть налево. — Она взглянула на меня. — На следующей развилке мы опять свернем налево, потом направо, еще раз налево и так попадем в деревню.
— Ну, с такими подсказками мы вряд ли заблудимся.
Ее смех был заразительным, и я засмеялся вместе с ней, что немного сняло напряжение, не отпускавшее меня с ночи.
Однако через минуту Шарлотта посерьезнела:
— Он предупредил, чтобы мы были осторожны. В горах все еще полно немцев.
Мы проехали по булыжной мостовой Старого города, не затронутого бомбежками, и свернули на узкую улочку, которая вела к северному берегу озера. Там город заканчивался, и дорога огибала водный массив. Под лучами пылающего солнца, садившегося за западные вершины, озеро выглядело впечатляюще. Насыщенный вечерний свет сверкал на изумрудной воде, которая казалась монолитной — даже малейшая рябь не тревожила ее поверхность.
Дорога змеилась на юг вдоль озера, а потом уводила на запад — в горы. Грузовик занимал всю ширину дороги, по обеим сторонам которой рос густой лес. Мы поднимались все выше в Альпы, и вслед за нами на небе всплывала луна.
Шарлотта не включала фар, нам вполне хватало лунного света, пока мы, следуя указаниям старика, все дальше углублялись в горы. Деревушка Денжи-Сен-Клер притулилась в долине между двумя пиками. Луна бросала белые отблески на известняковые скалы на востоке. Деревушка спала, ставни не выпускали наружу ни одного луча света.
— Никто не откроет нам двери, не у кого спросить дорогу до аббатства, — тихо заметила моя спутница.
— Вон там, — указал я на запад. Каменное здание, залитое лунным сиянием, возвышалось над лесом, словно маяк. — Если это и не оно, мы, по крайней мере, получим хороший обзор местности.
Мы свернули на проселочную дорогу, которая вывела нас из деревушки, и углубились в горы. Нам пришлось двигаться в полной темноте, так как кроны деревьев почти смыкались у нас над головой. Внезапно за поворотом лес отступил, и на опушке перед нами предстали величественная постройка из камня и поместье. Его окружала каменная стена, проселок вился вокруг горы и упирался в задний двор.
Шарлотта остановила грузовик у кромки деревьев. В темноте четко просматривались колокольня и апсида.
— Во всяком случае, это точно церковь.
— Так и есть. Осталось выяснить, то ли это аббатство, о котором говорила монахиня.
Мы подъехали к запертым железным воротам. Оставив Отто дожидаться в машине, я подсадил Шарлотту и сам вслед за ней перелез через стену. Вдоль дорожки, ведущей к дверям аббатства, аккуратными рядами выстроились живые изгороди. Я постучал медным молотком и услышал, как эхо разносит его отголоски внутри здания. В течение нескольких долгих минут ответом нам была тишина. Я отступил и присмотрелся к фасаду. Дверь со скрипом приоткрылась, и в узком проеме в свете горевшей лампы показалась монахиня.
Она спросила что-то по-французски. Потом приподняла лампу и заглянула за спину начавшей ей отвечать Шарлотте, и ее глаза округлились. Она тут же распахнула дверь.
— Оуэн? — Монахиня смотрела мне за плечо. — Ты привел их? Мы слышали, что тебя… — Присмотревшись ко мне повнимательней, она остановилась на полуслове и сделала шаг назад. — Вы не Оуэн.
Я взялся за дверь, опасаясь, что монахиня закроет и запрет ее.
— Он — мой сын. Я ищу его.
Она пытливо изучала меня.
— Вам лучше войти. Вы пришли пешком?
— Приехали на машине, — ответила Шарлотта.
Монахиня достала из складок своего облачения связку ключей.
— Я отопру ворота. Поставьте машину в амбар.
Пока она возилась с замком, Отто выпрыгнул из скорой и подбежал к ней. Изнуренное лицо монахини смягчилось. Она наклонилась и ласково заговорила с пуделем, взяв его морду в ладони.
Когда мы вновь заперли ворота и поставили машину в укромное место, монахиня повела нас в аббатство. Внутри было темно, рожки на стенах горели столь тускло, что давали больше тени, чем света. Сводчатые потолки просторных помещений терялись во мраке, наши шаги отдавались эхом.
— Я надеялась, что не доживу до того дня, когда опять придется запирать ворота и двери церкви, — посетовала монахиня, задвигая щеколду на сводчатой двери. — Я — матушка Клеманс. — Внезапно она увидела что-то позади нас и, прежде чем мы с Шарлоттой успели повернуться, простерла к нам руки. — Пожалуйста, не пугайтесь и ничего не предпринимайте. Я ей все объясню, и она не причинит вам вреда.
Я обернулся. Из темноты выступила молодая монахиня. Дрожащими руками она сжимала винтовку, дуло которой было направлено мне в грудь. Я поднял руки вверх, сдаваясь. Шарлотта потянулась к спрятанному кольту, но я толкнул ее локтем:
— Погоди.
Выйдя из-за моей спины, аббатиса мягко произнесла:
— Tout va bien, топ enfant.[49]
Продолжая увещевать подопечную, она заслонила меня собой и приблизилась к ней. Девушка переводила взгляде аббатисы на меня. Лицо с тонкими чертами выражало растерянность.
— Il veut nous blesser,[50] — прошептала она.
Шарлотта напряглась:
— Non. Non, il ne le fait pas. C’est un homme bon, un homme gentil. Et il ne vous blessera pas.