Я с улыбкой понаблюдал за их возней и обернулся, чтобы исследовать русло ручья. На верхних склонах оно делилось на четыре протоки и тянулось к основаниям отвесных скал. Я изучил восхождение русла и вернулся к своим спутникам. Посмеиваясь, потрепал Отто за ушами, затем поднял и поставил на ноги Гуго. Подстраивая свой шаг под детский, я устремился на юг.
Холмы, по которым мы бродили, густо покрывала зелень, дарившая прохладу и ароматы. Следующая речушка, встретившаяся на нашем пути, была шире первой. Неглубокая и быстрая, она несла вниз талые горные воды.
Отто понюхал воду и принялся лакать. Я присел и зачерпнул водицы. Ледяной поток холодил мои пальцы. Я сложил ладони ковшиком, чтобы умыться и попить. Гуго, последовав моему примеру, ахнул:
— Il fait fraud![68]
Он отдернул руку и вытер ее о штанину.
Перед тем как встать, я положил руку ему на макушку: — Mae’n oer.[69]
Мальчик повторил за мной, и у него отлично получилось с первого же раза. Он засиял, увидев мою одобрительную улыбку.
Мы шли вдоль русла ручья на юг. Я думал, вода поможет нам взбираться ввысь — она так долго точила свой путь в этих камнях, что проложила его и для нас. Но когда мы добрались до места слияния рек у подножия скалы, все оказалось по-другому. Подъем там был слишком крут.
Мы вернулись — мальчик и пес не отставали от меня ни на шаг, — прошли вдоль русла дальше и выше по склону и оказались в тенистом прохладном ущелье. Каменные склоны были не пологими, но и не отвесными.
В самом глубоком месте ущелья мы обнаружили исток ручья. Вода стекала небольшим каскадом с выступа в скале. Выступ прикрывал узкую щель, которая змейкой поднималась и резко уходила в горы. По весне, во время таяния снега, вода заливала стремнистое русло, проложенное в скале. Но теперь, когда осень вступила в свои права и приближалась зима, русло было сухим.
Я отвлекся от созерцания расселины. Гуго с раскрасневшимся лицом тянулся, чтобы подставить ладошку под водопад. Поскольку мы двигались медленно, до сих пор он поспевал за мной без каких-либо трудностей, но я сомневался, что мальчик справится, когда путь станет по-настоящему тяжелым.
— Гуго, Отто! Пошли, ребята!
Оба поспешили за мной в расселину. Шустрый и проворный пес устремился вперед.
Расселина была настолько узкой, что я мог коснуться ее стен, расставив руки. Я с опаской посматривал на скалы, нависавшие над головой. Угроза камнепада была вполне реальной, да и камни под ногами нельзя назвать устойчивыми.
— Тише, тише, — мягко велел я бежавшему впереди меня пуделю и мальчику, который шел следом.
Словно карабкаясь по шаткой наклонной лестнице, я осторожно ставил ногу перед собой и, только убедившись в надежности камней, переносил на них вес тела. Каменные ступеньки были неровными, некоторые из них — еще и высокими, так что мне приходилось поднимать Гуго, чтобы помочь ему преодолеть препятствие.
Очень скоро он начал задыхаться, и щеки его запылали, как сигнальные флажки. Я и сам дышал с трудом: разреженность воздуха с высотой увеличивалась. Я все чаще останавливался, чтобы дать мальчику передохнуть. Тропинка становилась все круче и опасней.
Гуго лез вверх, помогая себе руками и ногами, и вдруг из-под него выскользнул камень. Охнув, ребенок упал на четвереньки и начал съезжать вниз.
Я метнулся и схватил его. Уцепившись за меня, он держался, пока мы выбирались на устойчивое место.
Подбежавший к нам Отто обнюхивал влажные щеки Гуго, а я, усадив мальчика на валун, осматривал царапины на его ладошках и коленках. Ничего страшного не произошло, но я понимал, что он выбился из сил и падение его порядком напугало.
Мы не поднялись и до середины расселины, но мне надо было сообразить, преодолеем ли мы гору в этом месте. Вовсе не хотелось притащить девять детей в такую даль лишь для того, чтобы вернуться с ними обратно.
Я потер затылок и взглянул на своих спутников, пристроившихся на валуне. Гуго провел тыльной стороной ладони по мокрым глазам.
— Вы двое, оставайтесь тут. — Я подкрепил слова жестами. — Сидите и ждите.
Когда я собрался продолжить путь вверх, Гуго захотел пойти со мной.
— Non, non![70] — Он колотил кулачком по моей ноге. — Ne те quitte pas.[71]
— Успокойся. Тише, тише! — Осознав, что мальчика не усмирить, я поставил его на камень уровнем чуть выше и повернулся спиной, чтобы он смог забраться мне на закорки. Я похлопал себя по плечу, Гуго обхватил меня руками за шею и обвил ногами туловище. Я поправил его руку так, чтобы он не цеплялся за место пулевого ранения. — Ну, теперь держись!
Я карабкался со всей осторожностью, учитывая груз за спиной и то, как он влиял на мое равновесие. Отто тоже стал передвигаться спокойнее и с оглядкой. Последние полкилометра пути мы поднимались по практически отвесной лестнице из валунов.
Расселина заканчивалась естественным амфитеатром. Если наш переход представить как лестницу из четырех ступеней, то мы достигли вершины первой.
Упершись руками в колени, я перевел дух, а затем обернулся назад и оглядел долину, из которой мы поднялись. Открывшийся вид заставил меня испытать благоговение. Изумрудная долина была глубокой, хребты окутал туман. Он вился вокруг верхушек деревьев, словно белая пена на гребне отливной зеленой волны. От этого зрелища, сурового и прекрасного, будто разжались тиски, сдавившие меня изнутри.
Однако груз у меня за спиной напоминал об ответственности. Я повернулся и начал изучать впадину, в которой мы оказались.
Напрямую подниматься по следующей гряде мы не могли: нам угрожал сход лавин. Хотя снег, прикрывавший склоны, смерзся и превратился в лед, было бы достаточно одного-единственного сорвавшегося голыша, чтобы вызвать цепную реакцию и погубить нас.
Обойти этот опасный участок и добраться до зоны тундры можно было лишь по хребту, который тянулся сначала на север, а потом резко поворачивал на восток. Дальше предстояло пересечь зону ледника. Но Белая Лошадь маячила еще выше над нами.
Перед началом спуска я еще раз оглядел окрестности и, приметив долину к северу от того места, где прятались Шарлотта с детьми, решил исследовать ее завтра. Возможно, там обнаружится более легкий путь, а если нет, мы перейдем гору и достигнем безопасного места по этому маршруту.
Спуск оказался сложнее, чем подъем. К тому времени, когда мы добрались до основания расселины, у меня взмокла спина и разболелись колени и плечи.
Я поставил Гуго на землю, и мы с жадностью припали к струям водопада. От холодной воды сводило зубы, зато она освежала после тяжелого перехода. Я подставил голову под струю, ледяная влага потекла по шее и залила рубашку. Гуго, попытавшийся последовать моему примеру, завизжал от холода.
— Mae’n oer, — произнес он.
— Ydy,[72] — усмехнулся я.
День клонился к вечеру, когда мы наконец добрались до сторожки. Гуго и Отто вернулись в свое логово под столом и тут же заснули.
— Мы сможем перейти через гору.
Шарлотта с облегчением выдохнула, расслабив плечи:
— Ты уверен? Даже малыши?
— Нам придется идти медленно и не один день. Но я знаю, как мы пойдем. Это трудно, но выполнимо. Еды, которую мы прихватили с фермы, хватит.
— А что насчет одежды? Ночью в горах будет холодно. — Сдвинув брови, она смотрела на детишек.
— Думаю, обойдемся свитерами из сундуков и плащами из аббатства.
Пока не наступили сумерки, я обыскал хозяйственные постройки. В сарайчике обнаружились моток веревки, два ледоруба и пара альпинистских кошек, и там же, на полке, я приглядел молоток и коробку с ледовыми крючьями. Я не рассчитывал, что нам придется лезть на гору, но на всякий случай захватил и их. Поперек балок навеса лежал топор.
Вернувшись в сторожку, я забрался на чердак и снял четыре рюкзака, которые висели на крючках на стене. Похоже, они были швейцарского производства: практичное сочетание прочной кожи и толстого брезента. Я принес их в комнату и разложил на полу.
— Симона! — позвал я трехлетнюю девочку, но она вжала голову в плечи и спряталась за старшего брата.
— Ее придется нести? — Шарлотта отложила шитье в сторону.
— Так и есть. Она не сможет взобраться по склону ущелья. Безопаснее нести ее в рюкзаке, тогда я не буду переживать, что она не удержится.
Шарлотта подвела девочку, тихо разговаривая с ней по-французски, и помогла ей залезть в рюкзак. Та, свернувшись калачиком, поместилась в нем почти целиком. Младшие дети посмеивались, пока Шарлотта помогала мне надеть рюкзак и отрегулировать лямки. Девчушка у меня за спиной была словно маленький теплый комочек и весила не больше ягненка.
Я залез по лестнице на чердак, потом спустился. Рюкзак сидел надежно, швы держали хорошо, и ноша была нетяжелой, так что я мог взять еще один рюкзак поверх первого, понести Гуго или Иветту, если потребуется.
Я снял ношу с плеч, осторожно поставил на пол, и, откинув клапан рюкзака, увидел бледное личико. Девочка напоминала перепуганного лесного зверька, которого внезапно потревожили в его норе. Под большими черными глазами темнели круги. Никогда еще я не видел таких взрослых глаз на детском лице.
Я улыбнулся ей. Она долго на меня смотрела, а потом робко ответила тем же.
— Хорошо. — Я достал малышку из рюкзака.
С момента нашей встречи в подземной часовне аббатства все дети, за исключением Гуго, поглядывали на меня с опаской. Но теперь, пока я переносил три оставшихся рюкзака на стол, Симона не отходила от меня ни на шаг.
— В один положим съестные припасы, в остальные — одеяла, постели и другие вещи. — Я забрал с полки карту, нашел компас. — Надо что-то придумать для младенца.
— Могу соорудить для Анны-Мари переноску из одного одеяла. Второе пущу на шарфы для всех.