— Гуго, я хочу, чтобы ты был храбрым. Помогай следить за младшими ребятами. Ты сделаешь это ради меня?
Мальчик кивнул, когда Шарлотта перевела ему, и обхватил мою шею руками. Мое сердце разрывалось, пока я прижимал к себе маленькое крепкое тельце. Я закрыл глаза и похлопал его по спине. Потом оторвал от себя и, прочистив горло, выдавил:
— Теперь иди.
Он отпустил меня и повернулся к Шарлотте. Она вздрогнула, но постаралась не показывать своих чувств, пока он обнимал ее за талию.
— Ты точно хорошо себя чувствуешь?
Улыбка Шарлотты была явно натянутой:
— Пустяки.
Спокойным и мягким голосом она обратилась к детям на французском, но, повернувшись, чтобы поднять Гуго и передать его в кузов грузовика, оступилась, едва оторвав мальчика от земли.
Я забрал у нее ребенка и подал его пожилой женщине. Он обнял меня напоследок, и старшая француженка помогла ему пристроиться среди овец в глубине кузова. Младшая забралась в кузов и, высунувшись оттуда, схватила мою руку:
— Благослови вас Господь! Вас обоих.
Я сжал ее пальцы:
— Поезжайте скорее.
Отступив назад, я махал отъезжающему грузовику. Отто побежал за ним, но я позвал его. Мы не сходили с места, пока грузовик не исчез за поворотом. Тогда я обернулся к Шарлотте:
— Теперь расскажи, что произошло.
— Неважно. Нам нельзя медлить.
Мне было некогда выуживать из нее признание, поэтому мы просто направились в обход озера по уже проложенной нами горной тропе. При свете дня тропа казалась круче, из-под ног сыпались камни, и Шарлотта очень скоро отстала от меня. Сновавший между нами Отто залаял, и я оглянулся. Она стояла, опустив голову и держась за бок.
Подойдя к ней, я заметил капельки пота, выступившие у нее на лбу, и неожиданную бледность.
— Что…
Шарлотта схватилась за мою руку, оставляя бурый след на рукаве моего тулупа.
— Рис. Боюсь, ты сейчас очень рассердишься на меня…
Сказав это, она упала.
XX
3 марта 1943 года
Дорогой отец!
Как же сильно я скучаю по дому.
Я успел подхватить Шарлотту. Ноги не держали ее. С женщиной на руках я спустился с небезопасного хребта на тропу, идущую вдоль берега озера. Встав на колено, я снял с Шарлотты рюкзак и запасную кобуру, отбросил и то и другое в сторону и, осторожно придерживая голову, уложил Шарлотту на землю. Голова у нее была теплой, а волосы струились между пальцев, словно прохладный шелк. Отто, скуля, кружил вокруг нас.
— Тихо, bach! Лежать! Место!
Он повиновался, свернувшись около головы Шарлотты и положив морду ей на плечо.
Трясущимися руками я расстегнул пальто и отогнул ворот.
— Esgob annwyl, святые угодники, Шарлотта. Cachu hwch, вот дерьмо.
— Что, все так плохо? — Голос у нее задрожал.
Пуля оставила дыру под левой грудью. По голубой ткани платья вниз до середины бедра расходилась кровавая полоса.
Я встал.
— Жди меня. Грузовик недалеко уехал, я…
Она ухватилась за край моей штанины.
— Это привлечет ненужное внимание к детям и тем женщинам. Недалеко отсюда, во Франции, есть больница. И… я не хочу расставаться с тобой.
Я встал рядом с ней на колени и провел рукой по лицу.
— Cachu. Ffyc.
— Это что, ругательства?
— Так и есть. — Руки у меня дрожали. — Дерьмо. Твою мать. Coc oen. Хрен бараний.
Она рассмеялась, но смех захлебнулся стоном.
— Впервые слышу, как ты ругаешься.
— А как ты думала? Я злюсь. Глупая женщина! Enaid, душа моя, почему ты мне ничего не сказала? — Она потянулась к ране, но я перехватил ее руку. — Не надо. — Не рассчитав движений, я прижал ее ладонь к щеке и коснулся губами пальцев.
Она сглотнула и заморгала.
— Не было особого смысла тебе об этом говорить. Я… я думаю, уже слишком поздно.
— Не говори ерунды. — Я выпустил ее руку и снял с себя рюкзак.
В аптечке первой помощи, похоже, ничего для данной ситуации предусмотрено не было. Мне захотелось швырнуть железной коробкой о скалу. Я расстегнул пять пуговиц от воротничка до пояса, потом ножом разрезал ткань до живота.
— Мог бы разорвать, — с трудом проговорила Шарлотта. — Не думаю, что это платье удастся восстановить.
— Молчи!
Я осторожно оторвал набухшую кровью ткань от раны. Темная маленькая дырка зловеще выделялась на коже. Тихо-тихо я перекатил Шарлотту на другой бок и проверил спину. Выходящего отверстия не было.
Кровь толчками вытекала из раны. Доставая из аптечки бинт, я чувствовал на себе взгляд Шарлотты, но не решался посмотреть на нее. Она казалась такой невыносимо хрупкой. Ее ребра походили на птичью клетку. Гладкая бледная кожа была заляпана кровью. У меня перехватило горло и защипало глаза. Развязав тесемки на поясе и бедре, я снял с молодой женщины кобуру и спрятал кольт в рюкзак.
Потом я прокашлялся и наложил на рану повязку. Руку Шарлотты я положил поверх повязки.
— Держи так, но не дави. — Концы я обмотал вокруг тонкого туловища. — Так сойдет.
Шарлотта постепенно убирала руку, а я продолжал обматывать ее бинтом, пока его не осталось лишь для того, чтобы завязать узел на боку. Я извлек из аптечки еще одну упаковку и повторил манипуляцию.
Закончив, я встретился с Шарлоттой взглядом — ровно в тот момент, когда слеза выкатилась из уголка ее глаза и потекла по виску. Отто ткнулся мордой ей в шею, а я успел поймать большим пальцем слезу, пока она не попала в волосы.
— Тебе больно?
Шарлотта покачала головой:
— Мне страшно.
Я сглотнул. Мне тоже было страшно.
— Не стоит бояться. Все будет хорошо.
— Я не смогу идти дальше, а ты не сможешь перенести меня через гору.
Я надел на себя рюкзак и снова завернул ее в пальто.
— Держись за шею! — Я поднял Шарлотту на руки и осторожно встал, стараясь не потерять равновесие на неровной тропе. Она положила голову мне на плечо, а я прижался губами к ее волосам. — Смогу и перенесу.
Дорога вокруг озера показалась вдвое длинней. Когда я достиг хребта, мое внимание привлекло некое движение у берега. Из высоких воздушных потоков спикировал орел. Отразившись в озере, он крыльями поднял рябь на воде, затем приземлился на выступе, за которым ранее прятались четверо немцев, спугнув стаю воронов. Вдоль берега кралась лисица.
Наконец я дошел до соснового леса, где мы ночевали несколько дней назад, и бережно опустил Шарлотту на землю.
Глаза у нее были закрыты, лицо напряжено от боли. Отто обнюхал женщину, а когда она не отреагировала, принялся тыкаться ей в лоб. Я похлопал ее по щеке, взял тонкую руку и, нащупав слабый пульс, с облегчением закрыл глаза.
— Шарлотта… — прошептал я, отводя пряди волос с ее лба.
Она открыла глаза:
— Только ты меня так называешь…
Отто лизнул ей ухо и щеку, и она слабо усмехнулась.
— Ну, хватит, bach! — сказал я псу, а потом обратился к ней: — Чарли — мужское имя. Оно не годится для красивой девушки.
— Мне нравится, когда ты называешь меня Шарлоттой, — улыбнулась она.
Я расстегнул ей пальто и отогнул полочку платья в сторону. Кровь из раны просочилась сквозь бинты.
— Ты теряешь слишком много крови.
Я расчистил на опушке место под костер. Хворост занялся быстро, пламя ярко разгорелось и не гасло. Я добавил толстых веток, огонь заполыхал, оранжево-красные языки выбрасывали в утренний воздух снопы искр.
Я весь взмок, но Шарлотту знобило, ее кожа покрылась мурашками от горной прохлады. Скинув тулуп, я прикрыл им молодую женщину. Потом достал со дна рюкзака толстое одеяло и укутал ей ноги.
Шарлотта следила за мной, ее глаза казались огромными и темными на изнуренном лице.
— Тебе тепло? — спросил я.
— Так и есть.
Я улыбнулся ее попытке подражать мне.
— Прости, что солгала про твоего сына.
— Уже простил. Я понимаю, почему ты мне сразу не сказала.
— Ты должен бросить меня.
Я отвернулся, уставившись на костер.
— Не брошу.
— Я тебя задерживаю. Ты не можешь…
— Хватит! — Мой голос прозвучал резче, чем я рассчитывал, и я попытался смягчить его. — Достаточно. Это не обсуждается. Даже слушать не хочу.
Я смазал йодом лезвие ножа, и, когда огонь выгорел, положил нож на угли. Пока металл нагревался, я отломил ветку длиной с ладонь.
— Ты собираешься вынуть пулю?
Я сглотнул.
— Нет. Я не знаю, где она сейчас, и не могу ковырять рану вслепую. Хочу остановить кровотечение. — Посмотрев Шарлотте в глаза, я протянул ей палочку: — Зажми ее зубами.
Дыхание клокотало у нее в груди, в потемневших глазах стояли страх и боль, но она повиновалась.
Я приподнял промокшие бинты и йодным тампоном обработал кожу вокруг раны. Кровь все еще вытекала. Шарлотта вздрогнула от моего прикосновения.
Нож, лежавший на углях, еще не раскалился докрасна. Я вытащил его из костра, вернулся к Шарлотте и приказал ей:
— Зажми покрепче.
Она стиснула зубами палочку и повернула лицо к пуделю. Я набрал в грудь побольше воздуха и мягко приложил горячее лезвие к ране.
Кожа зашипела и обуглилась. Шарлотта закричала, самодельный деревянный кляп заглушил душераздирающие звуки. Потом крик оборвался, тело обмякло, и я понял, что она потеряла сознание. Мне стало легче.
Отто вскочил и принялся, подвывая, бегать вокруг нее. Я поднял лезвие и продолжал прикладывать его вокруг раны короткими движениями, пока не запечатал дыру и кровь не остановилась.
Тогда я отбросил нож. Меня мутило, и я растирал себе лицо трясущимися руками. Мне не сразу удалось распаковать новый тампон с йодом, чтобы обработать рану. От ее страшного вида и запаха горелой кожи я испытал приступ тошноты. Пришлось сглотнуть несколько раз, прежде чем я смог последним бинтом обмотать Шарлотту, чтобы рана не терлась об одежду.
Я поправил платье, испачканное в крови, и застегнул пальто до самого подбородка Шарлотты. Потом собрал еду и припасы в один рюкзак, взяв с собой только один матрас, и укутал женщину в одеяла.