Я не собирался возвращаться домой без сына. Это угнетало меня, пока я двое суток бродил по улицам Лиона. Я сам не понимал, чего ищу. Найти его тело не представлялось возможным. Северин не знала, где их держали, помнила только, что там было темно и холодно.
На второй день поисков я встретил знакомого:
— Полковник.
Американец изучал меня несколько мгновений, а потом вспомнил:
— Вы приехали на скорой из Парижа. Помогали нам в госпитале.
— Рис Гравенор. — Я взглянул на дюжину солдат, стоявших у него за спиной. Все в полной боевой готовности. — В городе еще остались немцы?
— Мы обшарили каждый закоулок, но говорят, что где-то еще постреливают.
— Можно мне пойти с вами?
Брови полковника удивленно вздернулись.
— Я ищу сына, — продолжил я. — Его держали в гестапо здесь, в Лионе.
Взгляд у американца был проницательным и оценивающим.
— Идите с нами, Гравенор, — сказал он после минутного размышления. — Я слышал, что Мясник и другие отступают к Брюйеру.
Я пристроился к его отряду.
— Мясник?
— Его фамилия Барбье, он возглавлял гестапо здесь, в Лионе. По слухам, прозвище Мясник он получил вполне заслуженно…
Тем временем мы достигли района, от которого после бомбежек остались одни руины. В нужном нам здании, похоже, раньше была школа.
— По нашим данным, он отступает, — продолжал полковник. — Но поступили сведения о какой-то активности тут, на развалинах их штаба. — Полковник махнул рукой, дав своим подчиненным команду выступать вперед. — Ждите здесь, — бросил он мне.
Солдаты рассыпались в цепь и прочесывали район настолько тщательно и согласованно, что сразу стало понятно: они выполняют подобную задачу не в первый раз. Я наблюдал, как они удалились в недра разрушенного здания.
Прошло несколько долгих минут, прежде чем раздался пронзительный свист. Полковник махал мне рукой. Лицо у него было мрачным:
— Мы кое-что нашли.
Он повел меня вниз по осыпающейся лестнице. В подвале обнаружилась тяжелая металлическая дверь. За ней, согнувшись в три погибели, стоял молодой солдат, его рвало.
Полковник сжал его плечо.
— Фрицы, мать их! — выругался юнец, вытирая рот тыльной стороной ладони.
— Пойди наверх, подыши, сынок. — Полковник посмотрел на меня: — Надеюсь, вашего мальчика там нет.
Чтобы войти в тесный тайный проход, пришлось пригнуть голову. И в то же мгновение меня сразила сильнейшая вонь.
Я чуть не задохнулся, пока выбирался из-под груды разлагающихся тел солдат, брошенных на месте гибели. От того, кто висел у меня на закорках, воняло так же, хотя он был еще жив. Пока жив.
Я слышал собственное дыхание и чувствовал омерзительный запах, который пропитал все вокруг. Артур застонал, и тут я услышал их: они говорили по-немецки.
Подхватив Артура на руки, я рванул под ненадежный покров леса. Большинство деревьев скосило так же безжалостно, как и людей. Я надеялся, что нас прикроют вечерние сумерки.
Но в темноте я не заметил глубокой выбоины в земле. Когда почва ушла из-под ног, мне пришлось сжать зубы, чтобы не завопить. Мы кубарем скатились в яму, на нас посыпалась земля, наши руки-ноги перепутались.
Я выпустил Артура, и хотя мое падение смягчили тела, покрывавшие дно траншеи, оно буквально вышибло из меня дух. А от вони, исходившей от покойников, меня чуть не вывернуло наизнанку.
Где-то рядом стонал Артур. Я с усилием поднялся и побрел, наступая на трупы, к нему. Даже слабого света хватило, чтобы разглядеть ужас, написанный на его лице. Он хрипел, я приподнял его и прислонил к своей груди. Ноги у него запутались, так как пуля, засевшая в позвоночнике, сделала его конечности бесполезными.
— Это… совсем не то… — он задыхался, — приключение, которое ты мне обещал…
Я вцепился в лохмотья, оставшиеся от его формы, и прижался лбом к его лбу.
— Прости меня. Мне не следовало уговаривать тебя ехать со мной.
Он беззвучно усмехнулся.
— Но… если это было… приключение, я не мог отпустить тебя… одного.
Я с трудом сдержал рыдание, поднимавшееся из груди.
— Тихо, тихо. Я слышу, как они ходят по лесу.
— Рис…
Я отпрянул и посмотрел на него.
— Не отдавай… меня… им. Покончи с этим… сейчас.
— Нет, Артур, нет. Не проси меня об этом.
Из уголка его рта текла кровь.
— Прошу…
Я уставился на него. Его нежное лицо сплошь покрыли морщины. Я так хорошо знал это лицо, прямо как свое. Они с сестрой были очень похожи. Мы с Артуром все делали вместе, мы родились с разницей в несколько дней и дружили с детства. Я всегда был ведущим, а он следовал за мной. Всегда.
Даже в этом аду.
Дрожащей рукой я достал нож из ботинка. Его лицо расплывалось у меня перед глазами.
— Женись… на моей сестре… когда… вернешься… домой, — с трудом выдохнул он.
— Я и так собираюсь, — пообещал я.
— Уже… братья.
— Братья. Навсегда. — Мое горло сдавил ком. — Теперь закрой глаза.
— Спаси…
Лезвие вошло между ребер прямо ему в сердце и прервало его на полуслове. Он испустил последний вздох, и его голова упала мне на плечо.
Я вытащил нож и, обхватив Артура обеими руками, прижал к себе. Так я и сидел, раскачиваясь взад-вперед. Меня колотило мелкой дрожью. Грудь ходила ходуном, словно кузнечные мехи. Окопная вонь забила глотку и глубоко впиталась в кожу. Когда она наполнила меня до краев, я закинул голову и завыл, изрыгая проклятия в черное небо.
— Здесь тупик. — Я сморгнул, вернувшись в реальный мир. Полковник указывал направо. — Похоже, эти помещения использовали под склады и спальни. Остальные… Идите сюда.
В тоннелях стоял дух страдания, страха и боли. По мере того, как мы продвигались по подземным переходам, эта вонь усиливалась.
Я дышал ртом, медленно и неглубоко, но все равно чувствовал вкус отчаяния. Я концентрировался на каждом шаге, не сводя глаз со спины полковника, шедшего впереди. Таким образом я старался отвлечься от сжимавшихся вокруг меня стен. Оуэн мог быть тут, а я ни за что не оставлю его гнить в этом жутком месте.
Первое помещение, в которое мы вошли, напоминало контору — непримечательная комната со столом и четырьмя стульями. Один из стульев стоял посередине. Его перевернули, привязали к нему обнаженную девушку и превратили ее в месиво из плоти и костей. Со спины, ягодиц и бедер жертвы была содрана кожа.
— Святые угодники! — выдохнул я и бросился к ней.
Но полковник остановил меня, взяв за плечо:
— Она мертва, Гравенор. Они все мертвы.
Так и было. Все тридцать узников, содержавшихся в полутора десятках камер вдоль длинного узкого коридора, были мертвы. Замученные до состояния искореженных бесформенных груд. Каждого прикончили выстрелом в голову. Мужчины и женщины, молодые и пожилые… Самой юной девушке было не больше пятнадцати, и ей пришлось столько перетерпеть, пока смерть не избавила ее от мучений. Солдат рвало в тоннеле.
— Сэр? — Голос раздался из самой последней комнаты в коридоре. — Вы должны это увидеть.
В центре этого помещения, чуть просторнее прочих, стоял стол, залитый засохшей кровью. На полу лежал распростертый мужчина с черной кровавой кашей вместо лица. Вокруг размозженного черепа валялись обломки стула. На нем была униформа вермахта.
«Он разорвал путы, — прошептала Северин. — И забил охранника до смерти стулом. В нем проснулась дикая ярость, и другие охранники не могли оттащить его…»
Я потер лоб и сжал переносицу. Меня неотступно преследовали эти кровавые пятна на полу.
«Они пристрелили его. Охранники. Они убили моего Оуэна. Нашего Оуэна».
— Я думаю, что мой сын был здесь. Но его нет среди мертвых.
Полковник не спросил меня, откуда я это знаю. Он вывел нас наружу. У всех были напряженные и осунувшиеся лица.
— Передохните, господа, — сказал полковник. — А потом мы вернемся и заберем тела бедолаг.
— Благодарю вас, полковник.
Он обернулся ко мне:
— Мне жаль, что мы не обнаружили вашего сына, но я рад, что его не оказалось в том аду. Удачи вам, Гравенор.
— И вам, сэр.
Полковник глубоко вздохнул и обратился к своим солдатам:
— Пошли, ребята. В таком месте никого нельзя оставлять.
Я брел по улицам города, будучи не в состоянии избавиться от воспоминаний о смердящей комнатенке с залитыми кровью столом и полом. О пустых глазницах и изуродованных телах. О запахе ужаса, который там творился. Меня пошатнуло, и я свернул в переулок, где прислонился к шершавой и прохладной каменной стене. Я давился и кашлял, но завязанный в узел желудок не желал расслабиться и вывернуть содержимое на мостовую.
Я уткнулся в стену лбом. Во мне бушевал гнев. Нестерпимо тянуло ударить кулаком по камню, но кончилось бы это переломом руки, чего я никак не мог себе позволить при данных обстоятельствах. Я закрыл глаза и стал дышать. Гнев постепенно утих, перейдя в оцепенение. Я поймал себя на том, что мне не хватает рядом Шарлотты, ее прохладной ладони на моем плече.
Я выпрямился, заставив себя стоять ровно, и пустился в обратный путь, к больнице. В коридоре около палаты Северин мне встретилась медсестра:
— Вы только что разминулись с другим мужчиной, месье.
Я не сразу понял ее, но как только до меня дошел смысл слов, настороженно обернулся:
— С каким таким другим мужчиной?
Тон моего голоса заставил ее остановиться, она наморщила лоб:
— С тем самым, который привез сюда пациентку несколько дней назад.
Северин не помнила, как она попала в больницу. Я пытался расспросить медперсонал, но никто ничего не знал. Я глянул в пустой коридор.
— Так он был здесь?
— Да. Справлялся о состоянии девушки.
— Я бы хотел поблагодарить его.
И узнать, где он нашел Северин. Это помогло бы мне с поисками.