Шарлотта выглянула из кузова, улыбаясь во весь рот:
— Совет полезный. Однако хочу предупредить, что сами женщины предпочитают, когда их называют загадочными.
Загадочными. Скрытными. Я не понимал, почему она не призналась мне, что знала моего сына.
— Я это учту.
Мы смотрели друг на друга несколько кратких секунд, и в отблесках огня мне показалось, что она покраснела.
— Ну, все. — Голос ее звучал по-деловому, что мне в ней особенно нравилось. — Постели готовы.
— Укладывайтесь. Мы с псом еще разок пройдемся по периметру.
— Постарайтесь, пожалуйста, не напугать меня, когда вернетесь.
У меня не было ни малейшего желания встретиться с ее кольтом.
— Я свистну, когда мы будем приближаться.
И я продемонстрировал, как именно. Пес насторожился.
Луна была в растущей фазе, но сквозь кроны деревьев ее свет почти не проникал. В темноте жизнь в лесу продолжалась: издавали различные звуки ночные звери и птицы, воздух благоухал смесью запахов земли, воды и деревьев. Несмотря на темень, я почувствовал себя в своей тарелке — впервые с тех пор, как оказался на континенте.
Пудель замер и издал низкое рычание.
— В чем дело, малыш?
Полоска лунного света, просочившаяся сквозь густые ветви, отразилась в его глазах. Я положил руку на голову пса и почувствовал, как его тело пробрала дрожь. Я ожидал, что пудель сбежит, но он продолжал следовать за мной, черной тенью на бесшумно ступающих лапах. Я повернул обратно к лагерю.
Пока мы возвращались в темноте, нам служил маяком какой-то источник света, и я понял, что Шарлотта зажгла фонарь. Я свистнул, мы подошли к кузову грузовика, и пес запрыгнул внутрь. Моя спутница уже улеглась, и я решил, что она спит, пока она не засмеялась оттого, что пес запрыгнул к ней на носилки и начал тыкаться в нее носом.
Она приподнялась на локте:
— Хамфри, тут не хватит места для двоих. Как тебе такая кличка? Или, может, Лоренс?
Пес ничем не выказал, что одобряет эти предложения, зато, пристроившись в уголке согнутых в коленях ног Шарлотты, пояснил ей, что она ошиблась в другом. Он свернулся в клубок и вздохнул, положив голову ей на бедро. Она погладила длинную узкую морду.
— Может, стоит поискать его хозяина? Вдруг он потерялся?
— Пудели — очень умные собаки. Имей он куда вернуться, давно уже был бы там.
— Мой отец обожал своего кунхаунда, а тот не любил никого, кроме него. У меня никогда не было своей собаки. А у вас?
— А как же. Дома у меня две — Бесс и Бракен, — помогают пасти овец. Бесс готовилась ощениться, когда я уезжал. У нас всегда был дома целый зверинец. Оуэн вечно кого-нибудь спасал.
Закрыв одну из дверец кузова, я забрался внутрь. Другую дверцу оставил нараспашку, чтобы не пропустить незваных гостей. Затем снял ботинки и вытянулся на постели, которую приготовила для меня Шарлотта.
Она повернулась на бок и подложила ладони под щеку.
— У вас есть еще дети, кроме Оуэна?
Я потянулся и задул фонарь. Едкий дым закружил у меня над головой и поднялся через вентиляционное отверстие, исчезнув в ночи, словно птица-призрак. Я лег на спину и тоже подложил руку под голову.
— Нет. — Ответ вылетел, как воздух, из груди и пропал в темноте облаком дыма. Я прочистил горло. — Нет. Было еще двое. Близнецы. Погибли при родах вместе с моей женой.
— Зря я спросила…
— Откуда вы могли знать? Это случилось много лет назад, хотя я по-прежнему часто прихожу на их могилу. — Особенно в последние годы. — Я похоронил детей вместе с Айлуид. Она бы этого хотела. Священник был недоволен, но… Я переубедил его. — И за это провел несколько ночей в тюрьме. Мой левый кулак все еще помнил ту боль.
Шарлотта помолчала, и я решил, что она заснула. Вновь она заговорила почти шепотом:
— Мы обязательно найдем Оуэна.
— Так и есть. Найдем.
Других вариантов и не предполагалось.
Тогда-то я и узнаю, почему она так хочет его отыскать.
По привычке я проснулся до рассвета. Шарлотта спала, но пес увязался за мной и, лежа на берегу, наблюдал, как я вылавливаю сонную рыбу в темной прохладной воде.
На обратном пути он вдруг остановился, навострив уши. Я огляделся, но не заметил поблизости никого и ничего угрожающего. Пудель глянул на меня и углубился в лес, быстро слившись с утренними тенями. Я посвистел ему и подождал, но он не вернулся.
Рыба уже готовилась на горячих углях, когда Шарлотта выбралась из кузова. Янтарные лучи раннего солнца, озарив ее голову, позолотили волосы. Она приветствовала меня жестом и удалилась к реке. Вскоре моя спутница вернулась. Лицо обрамляли мокрые пряди, глаза сияли.
Шарлотта присела рядом со мной на поваленное бревно и наклонилась к костру, вдыхая аромат рыбы. В желудке у нее заурчало.
— А где Галахад?
Я улыбнулся выбору клички:
— А почему не Ланселот?
— Ланселот мне никогда не нравился, — скривилась она. — Я всегда считала, что у Гвиневры совсем не было мозгов.
Я ухмыльнулся и постарался посдержанней сообщить ей новость:
— Утром сбежал в лес. — Она расстроилась. — Я уверен, к завтраку он вернется. Вчера он слопал две рыбины.
Но пес не вернулся. Даже после того, как Шарлотта отправилась в заросли на его поиски.
Пока я гасил костер, она сворачивала постели. По ее опущенным плечам я видел, как она переживает.
— Полагаю, нам пора двигаться в путь, — объявила Шарлотта, проверив топливный бак и масло.
Не успел я предложить напоследок пройтись по лесу в поисках собаки, как мы услышали отдаленный лай.
— Это он! Сюда, мальчик! Ко мне!
Пес не последовал ее призывам — лай не смолкал, но не становился ближе.
— Пойдемте! — сказал я. — Мы отыщем его. Но будьте начеку. Мы не знаем, что он там нашел.
Шарлотта последовала за мной в чащу. Мы звали пса и шли на лай. Он вел нас вниз по течению реки и вглубь леса. Потом деревья поредели, и нам все чаще стали попадаться валуны.
— Вон там! — крикнула Шарлотта и устремилась вперед.
Завидев нас, пудель перестал лаять и завилял хвостом. Он стоял под нависавшей скалой.
— Вот ты где, глупое животное! — Пес подскочил и поставил передние лапы Шарлотте на талию, словно по-детски обняв ее. — Я уже было решила, что… — Она внезапно умолкла и насторожилась.
— Шарлотта?
Она не ответила и не обернулась на зов, неотрывно глядя в густую тень под скалой. Я ускорил шаг и, дойдя до нее, тоже остановился как вкопанный.
Под скальным выступом, образовавшим открытую пещеру, лежал солдат. Тяжело раненный, судя по обилию запекшейся крови на одежде и серому цвету лица.
Форма на нем была немецкая. Дрожащей рукой он направлял свой пистолет на Шарлотту.
V
19 октября 1940 года
Дорогой отец!
Во вчерашних газетах опубликовали два «закона».
«О статусе евреев», как это называется.
Мне не по себе. Лишение гражданства целого народа ничего хорошего не сулит.
Я выступил перед Шарлоттой и поднял руки. В этот момент пистолет в руке солдата дернулся. На моих плечах натянулась рубашка: Шарлотта схватила меня сзади.
— У меня тоже с собой пистолет, — прошептала она.
Я не сводил глаз с раненого. Несколько напряженных мгновений он выдерживал мой взгляд, а Шарлотта сжимала пальцы у меня на спине. Лицо солдата искажала гримаса боли, широко распахнутые глаза затравленно рыскали по сторонам, и в них читался страх. Дышал он поверхностно и отрывисто. Я видел, как тяжело ему целиться в нас.
— Нет. Прекратите.
Пистолет упал на землю — у солдата иссякли силы.
— Отто… — прошептал он. — Kommen sie.[20]
Пес послушно приблизился к нему. Немец опустил веки. Он был немолод. Почти моего возраста, может, даже постарше. Теперь я разглядел, что форму он носит офицерскую. Он обнял пуделя, и в уголке его глаза блеснула слеза.
— Bitte.[21] — Немец поднял на меня взгляд, и я почувствовал, как он пытается сдержать дрожь в голосе. Он подтолкнул пса ко мне: — Nimm ihn. Bitte.[22]
— Что он говорит? — спросила Шарлотта.
— Он понимает, что ему недолго осталось. — Я не имел представления, сколько он тут пролежал и как вообще смог прожить с таким ранением даже несколько часов. — Думаю, хочет, чтобы мы забрали себе собаку.
— Bitte, — повторил офицер. Пудель заскулил и лизнул хозяина в лоб. — Er heisst Otto.[23]
— Возьмите пса, Шарлотта. Его зовут Отто.
Она выпустила мою рубашку.
— Ко мне, Отто! Ко мне, дружок!
Пес заскулил и неуверенно смотрел то на нас, то на хозяина.
Я кивнул раненому:
— Мы заберем его. Он будет в безопасности.
Может, он и не понял слов, но распознал интонацию, так как опять закрыл глаза.
— Danke. Vielen dank.[24]
Я присел рядом с ним. От раны исходил характерный запах. Я видел достаточно много смертей, чтобы распознать ее приторный аромат. Пуля вылетела из самого центра его живота, нанеся страшный урон. Я острожными движениями перекатил немца набок. Пуля вошла в поясницу, повредив спинной мозг.
Я снова уложил его на спину и потер себе затылок, прежде чем повернуться к Шарлотте. Она присела рядом с Отто и обняла его.
— Возьмите. — Я протянул ей люгер, упавший на землю.
— Что вы делаете?
Я взял раненого за руку и усадил его.
— Прошу прощения. Сейчас будет больно.
Подхватив немца, я закинул его себе на спину, постаравшись, чтобы с моими плечами соприкасались бедра, а не многострадальный живот. Потом помешкал, принимая удобное положение, и встал на ноги. Я старался как можно меньше тревожить нашего подопечного, но он все равно стонал.