оту, и отказалась объяснить, что тогда произошло.
– Спросите ее еще раз, прямо сейчас.
– Как вы, наверное, догадываетесь, я спрашивала много раз, но она не отвечает на мои вопросы.
– Однако вы считаете, что на самом деле Сэнсом тут совершенно ни при чем?
– Совершенно. Это была шутка, которая вышла из-под контроля. И не более того. Разумеется, если действительно не выяснится, что наш случай как раз и есть тот самый один на миллион. Но вам не кажется такой поворот абсолютно невероятным? Когда шутка вдруг оказывается правдой?
Я не стал отвечать на ее вопрос.
– Теперь могу я кое о чем вас спросить? – проговорила Лиля Хос. – Сьюзан Марк передала вам информацию, предназначенную для моей матери?
Светлана Хос улыбнулась и снова кивнула. Я начал подозревать, что она узнает слова «моя мать» и ведет себя как пес, который машет хвостом, когда слышит свое имя.
– А с чего вы взяли, что Сьюзан Марк передала мне информацию? – спросил я.
– Люди, которых я здесь наняла, сообщили мне, что вы сказали им, будто она отдала вам флешку с записанными на нее сведениями. Они повторили мне ваши слова, переслали фотографию и заявили, что отказываются дальше на меня работать. Я не очень понимаю, в чем дело, я им очень хорошо платила.
Я поерзал на стуле, засунул руку в карман, сдвинул в сторону разобранный телефон и нашел флешку, купленную в «РадиоШэке», прикоснувшись пальцами к мягкому розовому чехлу из неопрена. Вытащил ее, поднял повыше и стал очень внимательно следить за глазами Лили Хос.
Она уставилась на флешку, как кот на птичку.
– Это действительно она? – спросила Лиля Хос.
Тереза Ли пошевелилась на своем стуле и посмотрела на меня, как будто хотела спросить: «Вы сами скажете или предоставляете это мне?» Лиля Хос перехватила ее взгляд и спросила:
– Что такое?
– Ваша история, с моей точки зрения, выглядит не совсем правдоподобно, – сказал я. – Когда Сьюзан Марк ехала в поезде метро, она была смертельно напугана, и я сразу понял, что у нее серьезные неприятности. Она совсем не походила на человека, который направляется в город, чтобы встретиться с приятельницей, сходить с ней на ужин, а потом на шоу.
– Я в самом начале сказала вам, что не могу объяснить того, что случилось, – ответила Лиля Хос.
Я убрал флешку обратно в карман и сказал:
– Сьюзан Марк не взяла с собой сумку с вещами, как если бы рассчитывала провести ночь в Нью-Йорке.
– Я не могу вам этого объяснить.
– Кроме того, она оставила машину и поехала дальше на метро. Очень странное поведение, потому что, если вы забронировали для нее номер, вы бы наверняка обеспечили ей услугу по парковке.
– Обеспечила?
– Заплатили бы.
– Разумеется.
– И еще: она имела при себе заряженный пистолет.
– Сьюзан жила в Вирджинии. Я слышала, там это обязательно.
– Разрешено законом, но не обязательно, – поправил ее я.
– Извините, этого я тоже не могу вам объяснить.
– Плюс ко всему пропал ее сын. В последний раз его видели в баре, когда он уходил оттуда с женщиной примерно вашего возраста и внешности.
– Пропал?
– Исчез.
– С женщиной моей внешности?
– Он ушел из бара с потрясающей крошкой.
– И что это значит?
– Это значит «очень красивая девушка».
– Из какого бара он ушел?
– Из какого-то бара в Лос-Анджелесе.
– В Лос-Анджелесе?
– Это в Калифорнии.
– Я ни разу в жизни не была в Лос-Анджелесе. Только в Нью-Йорке.
Я молчал.
– Оглянитесь по сторонам, – сказала Лиля. – Я нахожусь в Нью-Йорке три дня по туристической визе и занимаю апартаменты из трех комнат в дорогом отеле. У меня нет никакой команды, как вы это называете, и я никогда не была в Калифорнии.
Я продолжал молчать.
– Внешность – штука субъективная. И я не единственная женщина, которой двадцать шесть. В мире шесть миллиардов человек, причем тенденция такова, что население земного шара молодеет. Значит, половине его жителей пятнадцать лет и меньше. Таким образом, получается три миллиарда человек от шестнадцати и старше. Если продолжать в том же духе, получится, что примерно двенадцать процентов из них составляют те, кому между двадцатью и тридцатью. Иными словами, триста шестьдесят миллионов. Примерно половина из них женщины, то есть сто восемьдесят миллионов. Даже если хотя бы одну из ста можно оценить в баре в Калифорнии как красивую, тогда вероятность того, что Джон Сэнсом является другом моей матери, в десять раз выше, чем то, что я имею какое-то отношение к исчезновению сына Сьюзан Марк.
Я кивнул, потому что с точки зрения арифметики Лиля Хос была права на все сто.
– И, возможно, правда состоит в том, что Питер Марк на самом деле действительно куда-то сбежал со своей девушкой. Да, я знаю его имя. И вообще всё о нем. Сьюзан рассказала мне по телефону. Мы обсуждали с ней все наши проблемы. Она не любила сына и презирала то, чем он стал. В нем сосредоточилось все, что она не переносила. Сьюзан говорила, что он пустой мальчишка с незрелыми взглядами на жизнь, для которого главным является студенческое братство. Он отказался жить с ней и остался с отцом. Хотите услышать почему? Потому что Питер помешан на своем происхождении, а Сьюзан удочерили. Вам известен этот факт? Он смотрел на нее как на человека, зачатого вне брака, и ненавидел. Я знаю про Сьюзан Марк больше, чем кто-либо другой. Она была одинокой, закрытой женщиной, я стала ее другом, и она радовалась возможности приехать сюда и встретиться со мной.
И тут я почувствовал, что Терезе Ли пора уходить, да и сам хотел убраться из номера до того, как здесь снова объявится Леонид. Поэтому я кивнул и пожал плечами, как будто задал все вопросы и мне больше нечего было сказать. Лиля Хос спросила, не отдам ли я ей флешку, которую Сьюзан Марк мне передала. Я не сказал ни «да», ни «нет». Я вообще ничего ей не ответил. Мы просто еще раз обменялись рукопожатиями, а потом мы с Терезой Ли вышли из номера. За нами закрылась дверь, и мы по тихому коридору направились к лифту. Звякнули, открываясь, двери. Оказавшись внутри, мы посмотрели друг на друга в зеркала на стенах, и Ли спросила:
– Ну и что ты думаешь?
– Я думаю, что она красивая, – ответил я. – Одна из самых красивых женщин, которых я видел в своей жизни.
– Кроме этого.
– Потрясающие глаза.
– Кроме глаз.
– Я думаю, что она тоже одинокая женщина. Одинокая и закрытая. Она говорила про Сьюзан, но вполне могла бы сказать то же самое и о себе.
– А как тебе ее история?
– Красивые женщины получают автоматически чуть больше доверия?
– Только не у меня, приятель. В любом случае ее красота пройдет. Лет через тридцать она будет выглядеть как ее мать. Ты ей поверил?
– А ты?
Ли кивнула.
– Я ей поверила. Потому что такую историю до смешного легко проверить. Только дурак дал бы нам столько шансов выяснить, что она врет. Например, в армии действительно есть офицеры пресс-службы?
– Сотни.
– Значит, нам нужно найти того, к кому она обратилась за помощью, и попросить его подтвердить ее слова. Мы даже в состоянии отследить телефонные звонки из Лондона. Я могу связаться со Скотленд-Ярдом. Причем сделаю это с радостью. Представляешь, ко мне подходит Доэрти, чтобы что-то сказать, а я ему говорю: «Не мешай, дружище, я разговариваю со Скотленд-Ярдом». Это же мечта каждого детектива.
– В НАСА зарегистрированы все звонки, – сказал я. – Звонки из-за границы в Министерство обороны. Их наверняка уже анализируют в каком-нибудь отделе разведки.
– Кроме того, мы можем отследить звонки Сьюзан Марк из Пентагона. Если Лиля Хос сказала правду и они часто разговаривали, мы обнаружим их без проблем. Международная связь с Британией… да, они, вне всякого сомнения, не остались без внимания, причем каждый в отдельности.
– Вот и проверь.
– Думаю, я так и поступлю, – сказала Тереза. – И Лиля Хос должна понимать, что я в состоянии это сделать. Она показалась мне умной женщиной. Она знает, что «Бритиш эруэйз» и наша служба безопасности могут подтвердить, когда она вылетела из Лондона и вышла из самолета здесь. Она знает, что нам ничего не стоит выяснить, была ли она когда-нибудь в Лос-Анджелесе. Еще она знает, что мы можем связаться с Джейкобом Марком и спросить у него, действительно ли Сьюзан удочерили. Ее слова очень просто проверить. Сочинить такую историю – настоящее безумие. Кроме того, она явилась в участок и добровольно признала связь со Сьюзан Марк. И показала мне свой паспорт, что ни в коей мере не говорит о подозрительном поведении. Все это серьезные доводы в ее пользу.
Я достал из кармана мобильный телефон, поставил аккумулятор на место, включил его, и на экране появилось сообщение о пропущенном звонке. Видимо, том самом, сделанном Лилей Хос из своего номера десять минут назад. Я заметил, что Ли смотрит на телефон, и сказал:
– Я забрал мобильник у Леонида.
– Так он все-таки тебя нашел?
– Нет, это я его нашел. И благодаря мобильнику узнал про отель.
– И где он сейчас?
– Наверное, идет домой из больницы Святого Винсента.
– Ты уверен, что хочешь рассказать про это детективу из полицейского участка Нью-Йорка?
– Он потерял сознание, я ему помог. И больше ничего. Можешь поговорить со свидетелями.
– Как скажешь. Думаю, Лиля непременно что-нибудь предпримет.
– Она считает, что в Вирджинии обязательно носить при себе огнестрельное оружие. Наверное, она думает, что в Нью-Йорке принято нападать на людей. Она выросла под вопли пропаганды.
Мы вышли из лифта в холле и направились к выходу на улицу.
– Но если это все так невинно, почему в дело вмешались федералы? – спросила Ли.
– Если она говорит правду, получается, что американский солдат познакомился с замполитом из Советской армии во время холодной войны. Федералы хотят быть абсолютно уверены, что их встреча была невинной. Именно поэтому УЧР задержался с ответом на несколько недель. Они решали, как вести себя дальше, и устанавливали наблюдение.