Поначалу Стив Макинтайр с презрением отнесся к моему предложению драться на палках, но увидев, в какой восторг оно привело присутствовавших при нашем разговоре мальчишек, уже не мог отказаться, особенно после того, как я обозвал его трусом и «заклеймил», трижды стукнув по плечу и пропев:
– Раз-два-три, со мной боишься драться ты!
Итак, остановились на палках, и Фредди Хоук выстругал мне отличную палку. Он уверенно сообщил мне, что акации, с которой он ее срезал, не касались жуки-короеды. Палка была три фута в длину, с утолщенным концом.
– Держи ее за тонкий конец, – наставлял меня Фредди. – Размахивай так, будто собираешься бить корову. Стукни его по уху, а потом еще раз по носу.
Я с уважением прислушивался к советам Фредди, поскольку был уверен, что он знает все на свете.
– По уху – это хорошо, – согласился я.
Шпионы передавали информацию из одного лагеря в другой, и до нас дошли слухи, что Стив собирается бить сверху вниз, «как будто колет дрова!». «Управлюсь в два удара, – будто бы хвастался он. – Я тресну его, а он треснется о землю».
– Черта с два! – презрительно воскликнул Фредди в ответ на эти сведения, полученные из надежного источника. – А Алан что, по-вашему, будет сидеть сложа руки?
Мои секунданты – Фредди и Джо Кармайкл – измерили обе палки – наше оружие, чтобы ни у кого из нас не было преимущества и все проходило по-честному.
Сторонники Стива окружили его плотным кольцом, когда все мы собрались у огромного пня на выгоне Джексона. Мэгги Маллиган полагала, что Стив выглядит так, будто вот-вот сбежит с поля боя. Но Фредди с ней не соглашался.
– Лучше всего он дерется, когда его взбесишь, – сказал Фредди. – А он пока еще не бесится.
Прежде чем мы со Стивом сели друг против друга, Стив снял куртку, закатал рукава рубашки и поплевал на руки. Это произвело впечатление на всех, кроме Мэгги Маллиган, которая сочла, что это он «для форса».
Я не стал снимать куртку, потому что рубашка у меня была дырявая и я не хотел, чтобы Мэгги Маллиган это увидела. Но на руки я тоже поплевал, просто чтобы показать, что знаю порядок, потом поджал под себя ноги, как это делают чернокожие, и взмахнул палкой в воздухе, подражая мистеру Такеру с тростью в руках.
Закончив плевать на руки, Стив уселся напротив меня так далеко, что я едва мог до него дотянуться, поэтому наши секунданты заставили его передвинуться поближе. Теперь мне было легко его достать, и я объявил, что готов к бою. Стив решил, что тоже готов, и тогда Фредди дал нам последние наставления.
– Главное, запомните, – сказал он, – ни слова старику Такеру об этом.
Все пообещали ничего не рассказывать старику Такеру, и Фредди выкрикнул:
– Начали!
И тут же Стив ударил меня палкой по голове. Удар пришелся по волосам, затем палка скользнула по щеке и содрала кожу. Это было так неожиданно, что Стив успел ударить меня еще раз по плечу, прежде чем я сообразил, что драка началась.
Ослепленный яростью, я начал наносить удары, которыми, по словам Мэгги Маллиган, можно было свалить быка.
Стив откинулся на спину, стараясь увернуться от них, но я наклонился вперед и продолжал колотить его, пока он пытался откатиться в сторону. Из носа у него хлынула кровь, и он так завизжал от боли, что я невольно помедлил, но Фредди Хоук крикнул:
– Кончай с ним!
Я снова начал колошматить Стива, выкрикивая после каждого удара:
– Хватит с тебя? Хватит с тебя?
И вот наконец, воя от боли, он закричал:
– Хватит!
Джо Кармайкл стоял рядом со мной, держа мои костыли, Фредди помог мне подняться и встать на них. Я дрожал, как молодая лошадь. Лицо саднило, к нему было больно прикоснуться, а на голове наливалась огромная шишка.
– Я его побил, правда? – спросил я.
– Ты задал ему жару, – сказала Мэгги Маллиган и, наклонившись ко мне, с тревогой спросила: – А как твоя «плохая» нога?
Когда я пришел домой, отец с матерью ждали меня у ворот. Отец сделал вид, что чинит их, и, дождавшись, когда остальные ребята пройдут по дороге, быстро подошел ко мне и, едва сдерживая волнение, спросил:
– Ну, как дела?
– Я его побил, – сказал я. Мне почему-то хотелось плакать.
– Молодец! – сказал отец и с тревогой осмотрел мое лицо. – Здорово он тебя отделал. Выглядишь так, будто под молотилкой побывал. Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
Он протянул мне руку.
– Пожми, – сказал он. – У тебя сердце быка.
Пожав мне руку, он сказал:
– Мама тоже хочет ее пожать.
Но вместо этого мама крепко обняла меня.
На следующий день мистер Такер, увидев мое лицо, тут же вызвал меня к доске и отстегал тростью. Стива он тоже избил, но я вспоминал слова отца о том, что у меня сердце быка, и не плакал.
Глава семнадцатая
Джо Кармайкл жил неподалеку от нас. После школы мы почти не расставались. По субботам мы всегда вместе охотились, а в будние дни по вечерам ставили капканы, которые проверяли каждый день рано утром. Мы знали имена всех птиц в буше вокруг наших домов, знали их повадки, места их гнездовий, и у нас обоих была коллекция яиц, которые мы хранили в картонных коробках, наполовину заполненных отрубями.
У Джо было свежее, румяное лицо и застенчивая улыбка, располагавшая к нему взрослых. Здороваясь с женщинами, он всегда учтиво снимал шапку и готов был услужить любому. Он никогда не спорил, а просто упрямо придерживался своего мнения, хотя никогда не пытался отстаивать его.
Отец Джо работал у миссис Карразерс, выполняя разные работы в поместье, и каждое утро на рассвете он проезжал мимо наших ворот на малорослой лошадке по имени Тони. Каждый вечер, уже в сумерках, он возвращался обратно. У него были светлые усы, и отец говорил, что он самый честный человек в округе. Миссис Карразерс платила ему двадцать пять шиллингов в неделю, но пять из них удерживала как арендную плату. Его дом стоял на участке в один акр, и их семья держала корову.
Миссис Кармайкл была худенькой, невысокой женщиной. Ее гладко зачесанные назад волосы образовывали два крыла у нее над ушами, а затем соединялись в пучок на затылке. Она стирала одежду в круглых деревянных корытах, сделанных из распиленных пополам бочек. Стирая, она всегда напевала себе под нос одну и ту же мелодию, монотонную и ровную, приносившую покой и радость. Эта мелодия плыла мне навстречу, когда я летними вечерами шел через рощу к их дому, и я всегда останавливался послушать ее.
Из грибов, которые мы собирали, миссис Кармайкл делала соус. Она раскладывала грибы ровными рядами на подносе, посыпала их солью, и через некоторое время на шляпках грибов собирались розовые капельки сока. С этого начиналось приготовление соуса.
Она держала кур, уток, гусей и поросенка. Когда поросенок вырастал, мистер Кармайкл забивал его, клал в корыто с горячей водой, соскабливал щетину, солил и вешал в маленьком шалаше из мешковины. На полу шалаша он разжигал костер из зеленых веток, и все вокруг было окутано дымом, валившим изо всех щелей. После этого поросенок становился беконом, и мистер Кармайкл часто угощал моего отца, который уверял, что никогда в жизни не пробовал такого вкусного бекона.
Миссис Кармайкл всегда встречала меня с улыбкой, когда я заходил к ним, и говорила:
– А вот и ты. – И неизменно добавляла: – Обожди минутку, я дам вам с Джо хлеба с повидлом.
Казалось, она вообще не подозревает о том, что я хожу на костылях. За все те годы, что я знал ее, она ни разу не упомянула о них. Она никогда не смотрела на них, никогда не смотрела на мои ноги или искривленную спину. Она всегда смотрела только мне в лицо и разговаривала со мной, как с другими мальчишками, будто не зная, что я не могу бегать, как они.
– Сбегай, приведи Джо, – говорила она. Или: – С этими вашими кроликами и всякими затеями вы с Джо добегаетесь до того, что от вас останутся только кожа да кости. Садитесь, поешьте чего-нибудь.
Втайне я мечтал о том, чтобы у них случился пожар, и тогда я мог бы ворваться в горящий дом и спасти миссис Кармайкл жизнь.
У Джо был младший брат, Энди, который еще не ходил в школу. Джо должен был присматривать за Энди, и мы с Джо считали возложенную на него обязанность досадной обузой.
Шустрый белобрысый Энди носился, точно кенгуровая крыса. Джо стоило немалых усилий отловить его, чтобы надавать ему пинков. Энди был вертляв, как заяц. Он очень гордился этой своей способностью и иногда нарочно провоцировал Джо, швыряясь коровьим навозом, чтобы заставить брата за ним гоняться. Джо не очень хорошо бегал, но, взяв след, шел по нему, как собака. Измотав Энди, он готов уже был уже схватить его, как вдруг Энди испускал пронзительный вопль, услышав который из дома тотчас выбегала мать.
– Что ты еще затеял? – кричала она. – Оставь малыша в покое! Он тебе ничего не сделал.
Заслышав голос матери, Джо замирал на месте, словно испуганная лошадь, а Энди, широко улыбаясь, прятался за дерево, откуда показывал брату язык и строил рожицы.
Когда Джо хотел надрать брату уши, он всегда пытался увести его от дома, поскольку рев Энди разносился на полмили вокруг, и Джо приходилось уходить с ним подальше, чтобы его не услышали. Джо часто говорил:
– С этим Энди хлопот не оберешься.
Но стоило кому-нибудь дурно высказаться об Энди, как Джо раздувался и начинал приплясывать, как Томми Бернс[5] на ринге.
У Джо было две собаки, Дамми и Ровер. Дамми был чистокровной борзой. Этот трусишка всегда взвизгивал, стоило нажать ему на спину. Такое его поведение Джо объяснял тем, что когда-то Дамми сбила бричка и он никак не мог забыть об этом.
– Если б он не попал под колеса, – часто говорил Джо, – Дамми мог бы выиграть кубок Ватерлоо.
Несчастный случай, произошедший с Дамми, никак не влиял на быстроту его бега, и когда в школе заходила речь о собаках, мы с Джо часто хвастались им.
Второй пес, дворняга Ровер, радостно обнажал зубы, виляя хвостом. Когда с ним разговаривали, он валился на спину у наших ног, всем своим видом выражая преданность. Мы были высокого мнения о Ровере.