Понуро опустив головы и спотыкаясь, они спустились с пригорка. Их было около двадцати, молодых и старых. Почуяв близость воды, они вскинули головы и, слегка приободрившись, затрусили неуклюжей рысцой. Они старались держаться друг от друга подальше, ведь одна лошадь, споткнувшись, могла увлечь за собой еще несколько, а упав, они бы уже не встали.
Ни одна из этих лошадей уже несколько месяцев не ложилась. Одни шли ровно, других качало из стороны в сторону, но все держались на приличном расстоянии друг от друга.
Когда наконец показался водоем, некоторые заржали, другие прибавили шагу. И вдруг одна гнедая кобыла, у которой крестец торчал так, что, казалось, вот-вот прорвет ее иссохшую кожу, а все ребра можно было пересчитать, остановилась и зашаталась. Ноги у нее подогнулись… Она не споткнулась; чуть наклонившись вперед, она рухнула мордой в землю и только потом с трудом перекатилась на бок.
Мгновение она лежала неподвижно, затем предприняла отчаянную попытку подняться. Уперев передние ноги в землю, она попыталась поставить и задние, но ей не хватило сил, и она снова рухнула на бок. Мы поспешили к ней, а она подняла голову и посмотрела в сторону водоема. Даже когда мы подошли к ней вплотную, она по-прежнему неотрывно смотрела в сторону воды.
– Давай, – воскликнул я, – попробуем ее поднять. Ей просто нужно напиться, и силы к ней вернутся. Посмотри на ее бока. Кожа да кости. Держи ее за голову.
Джо встал рядом со мной. Мы подсунули руки ей под шею и попытались поднять ее, но лошадь не двигалась и только тяжело дышала.
– Надо дать ей отдышаться, – предположил Джо. – Может, потом она сама сумеет встать.
Вокруг сгущались сумерки, а мы стояли возле лошади, взволнованные и раздраженные, и отказывались смириться с тем, что она вот-вот издохнет. Очень хотелось домой, но мы боялись разойтись, зная, что поодиночке нас замучают мысли о том, как она лежит тут ночью и умирает.
Я резко схватил ее за голову, а Джо хлопнул по крупу. Мы закричали на нее. Она попробовала было встать, но снова упала и, положив голову на землю, издала прерывистый стон.
Этого мы не могли вынести.
– Куда, черт подери, все подевались? – в ярости закричал вдруг Джо, глядя на пустые дороги, будто ожидая, что сейчас появятся крепкие мужчины с веревками и помогут нам.
– Нужно дать ей воды, – в отчаянии сказал я. – Пошли за ведром.
– Я схожу, – сказал Джо. – Ты жди здесь. Где оно у вас?
– В сарае, где корм.
Джо бросился бежать к нашему дому, а я сел на землю рядом с кобылой. Я слышал жужжание комаров и гудение больших пролетавших мимо жуков. Над деревьями шуршали летучие мыши. Остальные лошади, напившись, медленно плелись мимо меня, возвращаясь в какое-то дальнее место, где еще остались жалкие пучки травы. Они были похожи на обтянутые шкурой скелеты, и я чувствовал тяжелый гнилостный запах их дыхания, когда они проходили мимо.
Джо принес ведро. Мы наполнили его водой, но оно оказалось таким тяжелым, что Джо одному было не под силу донести его назад, и я помогал ему. Мы несли ведро урывками, по ярду зараз: ухватившись вместе за ручку, мы переставляли его на ярд, потом проходили вперед, снова хватались за ручку и перетаскивали ведро, и так, повторив эти движения с десяток раз, мы наконец добрались до кобылы.
Мы слышали, как она заржала от жажды при нашем приближении. Когда мы поставили ведро перед ней, она сунула голову глубоко в воду и начала втягивать ее в себя так быстро, что вода исчезала прямо на глазах. Через минуту в ведре не осталось ни капли. Мы принесли ей еще одно, и она опустошила его так же быстро, потом еще одно… Но к той минуте я уже окончательно выбился из сил. Я упал на землю и, не в силах подняться, в полном изнеможении неподвижно лежал рядом с лошадью.
– Вот черт! Этак мне придется и тебе воды таскать, – сказал Джо.
Он уселся возле меня, глядя на звезды, и долго так просидел, не двигаясь, не говоря ни слова. Я слышал только глубокое, тяжелое дыхание лошади.
Глава девятнадцатая
Одним субботним днем, стоя возле ворот, я наблюдал, как Джо стремглав мчится по лесу в сторону нашего дома. Он бежал пригнувшись, втянув голову в плечи, то и дело укрываясь за деревьями и оглядываясь, словно за ним гнались разбойники.
Спрятавшись за старым красным эвкалиптом, он лег на живот и выглянул из-за ствола в ту сторону, откуда только что прибежал. Внезапно он распластался на земле, точно ящерица, и я увидел, как по дороге бежит Энди.
Энди не прятался за деревьями. Он бежал открыто, не скрывая своей цели.
Джо, извиваясь, пополз вокруг дерева, чтобы за стволом остаться незамеченным, но Энди, досконально изучивший тактику старшего брата, сразу устремился к дереву.
Джо встал, вышел из своего укрытия и с наигранным удивлением воскликнул:
– А вот и ты, Энди! Надо же, а я как раз тебя ждал!
Но ему не удалось провести Энди.
– Попался! – с явным удовольствием воскликнул тот при виде Джо.
Мы с Джо договорились встретиться с Ябедой Бронсоном и Стивом Макинтайром у подножия горы Тураллы. Мы взяли с собой собак, поскольку на ее склонах в зарослях папоротника часто видели лисиц, но главной целью нашего похода было сталкивание камней в кратер.
Огромные камни, которые мы сталкивали с края кратера, неслись вниз по его отвесным склонам, высоко подпрыгивая, врезаясь в деревья и оставляя за собой следы помятых кустов и папоротников. Достигнув дна, камни продолжали подскакивать и, прежде чем остановиться, поднимались на несколько футов вверх по противоположному склону.
Подъем на гору был для меня мучительным занятием. Мне требовались частые остановки для отдыха, и когда мы ходили вдвоем с Джо, проблем не возникало, однако в обществе других мальчишек сделать это было труднее, поскольку тут же слышались их недовольные возгласы:
– Черт! Тебе что, опять нужно остановиться?
Иногда они отказывались ждать, и когда я наконец добирался к ним на самый верх, первый камень уже был запущен, краткий миг радостного волнения остался позади, а победоносные крики стихли.
Я прибегал ко всяким ухищрениям, чтобы устроить себе небольшую передышку, переключая внимание своих спутников на что-то другое. Я показывал им следы в папоротниках и восклицал:
– Пахнет лисой! Видимо, только что прошла! Давай за ней, Джо!
Споры о том, стоит ли идти по следу, занимали какое-то время, которого мне как раз хватало, чтобы передохнуть.
Когда мы с Джо подошли к условленному месту у акаций, Ябеда и Стив стояли на коленях возле кроличьей норы и с интересом смотрели на хвост и задние лапы Крошки – австралийского терьера Ябеды. Голова, плечи и передние лапы Крошки скрывались в норе, и он яростно рыл там землю.
– Ну как, увидели там хоть одного? – с видом знатока спросил Джо, опустившись на колени возле остальных. – А ну-ка! Пусти! – Он схватил Крошку за задние лапы.
– Вытащи его, посмотрим, что в этой норе, – изрек я с таким же деловым видом, как Джо.
– Только дурак полезет в кроличью нору, – сказал Стив, поднимаясь на ноги и стряхивая с колен пыль, как-то сразу утратив всякий интерес к норе. Он так и не простил мне победу в поединке на палках.
– Который боится змей! – с презрением воскликнул я, ложась на бок, и сунул руку в нору, пока Джо держал вырывающегося Крошку.
– Достал до самого конца, – насмешливо заявил я, протискивая плечо поглубже в дыру.
– Сюда они только размножаться приходят, – сказал Джо.
Он отпустил Крошку, и тот снова нырнул в нору, стоило мне убрать руку. Его коротенький хвостик замер, он трижды глубоко вдохнул, принюхиваясь, затем вылез и вопросительно уставился на нас.
– Пошли, – сказал Стив. – Нам пора.
– А где Энди? – спросил Джо.
Энди сидел на земле между Дамми и Ровером и вылавливал блох из шерсти Ровера. Пес терпеливо сносил эту процедуру, подняв морду словно завороженный.
– Зачем ты взял с собой Энди? – с несчастным видом спросил Ябеда.
Энди быстро посмотрел на брата, ожидая удовлетворительного объяснения своему присутствию.
– Взял, и все, – коротко буркнул Джо.
Он никогда не тратил времени на препирательства с Ябедой. «На него как посмотришь, так сразу врезать хочется», – таково было его мнение о Ябеде.
Мы шли по опоясывающей склон горы узкой тропинке. Здесь мне было особенно трудно идти. По краям тропинки рос густой папоротник, который упорно и решительно сопротивлялся каждому взмаху костылей. На широких тропах подобных трудностей у меня не возникало, и когда я бродил по лесу, то всегда выбирал их, но на горе Туралла были лишь узкие тропки, заросшие высоким папоротником. Я ставил один костыль на тропу, а ногой и вторым костылем прокладывал себе путь между растениями.
Я никогда не принимал в расчет свои ноги; проход для них был необязателен. Я переносил вес на «хорошую» ногу всего на мгновение, прежде чем снова перенести обе ноги вперед. Но состояние почвы, на которую я ставил костыли, и наличие там препятствий имели немалое значение. Падал я исключительно из-за костылей, когда им случалось соскользнуть, наткнувшись на камень, или запутаться в траве и папоротниках, но никак не потому, что я зацепился за что-то ногами.
Когда Джо только начал гулять со мной, его удивляло то, что я тащу ноги по папоротникам, когда рядом пролегает ровная тропинка. Ему казалось бессмысленным ставить на эту тропинку один костыль. По его мнению, моим ногам должно было быть неудобно, и он часто спрашивал:
– Почему ты не идешь по тропинке, ведь так легче?
Выслушав мои объяснения, он только сказал:
– Вот, значит, как! – и больше к этой теме не возвращался.
Мои хитрые уловки, имевшие целью помешать Ябеде и Стиву подняться на гору без остановок, увенчались успехом, и мы добрались до вершины все вместе. В лицо нам ударил порыв ничем не сдерживаемого сильного ветра, и мы радостно подставили ему лица, оглашая воздух громкими восторженными криками, которые эхом прокатывались по кратеру, лежавшему перед нами, словно глубокая чаша.