И всё же здесь также присутствовал Хорес — гораздо меньший по размеру и выложенный в виде мозаики прямо на стене. Он казался игрой света и тени, появившимся из бархата темноты. А лицо… оно было… смеющимся? До нелепости неестественным, если не сказать откровенно нечеловеческим. Он ухмылялся, как обезьяна. Скалился, как гиена. Глядел в пространство влажным девичьим взглядом.
Лампа дрогнула в моих руках.
— Ты хотел показать мне истинного себя? — тихо прошептал я. — Как насекомое никогда не поймёт величие человека, так и мы никогда не поймём, что такое бог.
Опустив глаза, не выдержав тяжести этого насмешливого взгляда, заметил того самого жука, который ненадолго остановился, будто дожидаясь, пока я не обнаружу его в этом мрачном жилище. Склонившись над ним, украдкой, самым краем глаза, ещё раз посмотрел на Хореса. Мне показалось или фокус его внимания тоже был сосредоточен именно на жуке, а не на мне?
— Очередной знак? — Пожав плечами и поддавшись наитию, я вытянул палец, прижимая насекомое к полу. Жук задёргался под кончиком пальца, как рыболовный крючок.
Он беспомощен. Я мог раздавить его в любой миг, любое мгновение, как яичную скорлупу. Стоит приложить лишь чуть-чуть больше силы, и…
— Так ведут себя боги, — прошептал я, а потом использовал вторую руку, отрывая жуку задние лапки. — Смотри, — указал оскаленному Хоресу, а потом отпустил свою цель.
Насекомое панически заметалось, но, лишившись возможности полноценно управлять собственным движением, раз за разом возвращалось обратно. Бегало по кругу, нарезая их один за другим.
— Ты видишь это, Хорес? — с долей апломба заявил я. — Они все такие. Все люди. Глупцы, которые ходят кругами, не видя дальше своего носа. Словно жуки, которые пытаются сдвинуться с места, но по итогу лишь возвращаются к началу пути.
Не сдержавшись, начинаю смеяться, выпуская скопившийся стресс и, чего уж там, откровенную панику. Хохот, казалось, был столь громким, что перебудил людей даже в основном доме. Хорес не отставал, он разделял мою радость, и я отчётливо видел, как одобрительно блестели его глаза! Ему нравилось то, что я делаю!
Опустошённый, я вернулся в молельный зал, забрав с собой лампу. Усевшись на длинную жёсткую лавку, бессмысленным взглядом посмотрел впереди себя.
— Плыть по течению? — почесал затылок. — Бежать? — улыбнулся. — Ага, особенно в момент, когда столица на ушах стоит и на каждом углу торчит городская стража и Тайная полиция.
«Интересно, что бы сказала Мирелла?» — почему-то подумалось мне. Как бы она отреагировала на эту новость? Кирин Моргрим — маг! Да-а… от такого не так просто отмыться. Хотя признаться, мне было бы любопытно взглянуть на неё в тот момент.
На какую-то секунду я пожалел, что не могу забрать с собой Смеющегося Хореса. Вот кто точно помог бы скоротать ожидаемые будни!
— Какая разница, что думала Мирелла? — фыркнул я, прислоняя пальцы к вискам. — Она мертва. Похоронена в той самой диадеме, которую я подарил две недели назад.
А если бы и была жива, то просто притворилась бы, что меня не существует. Абсолютно нормальная практика. Так поступают почти все. Хотя я, признаюсь, так бы не сделал. О нет, отпустить верса так легко и просто? Окажись мой брат колдуном, так весь последний день он запомнил бы на всю свою жизнь.
Не поэтому ли я сижу здесь, вместо того чтобы нормально проститься с семьёй? Я ведь не верю, что они просто взяли и возненавидели меня!
Мотнул головой. Это ничего не значит. Я уже принял решение и не собираюсь его менять. Да и поход в храм оказался полезен. Кто бы знал, что величественный Хорес окажется отнюдь не надменным, а вполне себе весёлым?
— Ты также радуешься, когда вместо жука конечности отрывают у людей? — спросил я воздух, но, к сожалению, на этот раз ответа мне не дали. Может, потому, что он был очевиден?
Я пробыл тут почти до самого утра, но когда начало рассветать и я уже собрался уходить, в помещение зашла мать.
— Вот ты где, Кирин, — произнесла она своим привычным тоном. Утренний свет позволил рассмотреть её припухшие покрасневшие глаза.
— Мама, — поднялся я. Почему-то сидеть в такой момент казалось неправильным.
— Я… хотела поговорить. — Ришана вздохнула. — Ох, мальчик мой, как же так… — Она шмыгнула носом, а потом подошла ближе, обнимая меня.
Какой-то миг потерянно стоял, а потом обнял её в ответ. Глаза закололо, но слёзы не шли.
— Прости, — произнёс я, как говорил ранее, в детстве, совершая нечто плохое и неправильное.
— Ничего, — ответила мать. — Всё будет хорошо. — Слова, которые утешают, даже когда прекрасно понимаешь, что это неправда.
— Не я первый, не я последний, — криво усмехнулся я и отстранился. — Наверное, это расплата за то, что всегда считал себя лучше.
— Ты правда лучший! — уверенно произнесла Ришана. — Но Хорес всегда забирает таких первыми.
— «Подари мне вечность», — процитировал ритуальную фразу колдунов при обращении к богу. В ней даже не скрывалось, что она подразумевает собой именно близкую смерть.
Мать утёрла слезу.
— Слуги собрали вещи, — не зная, что сказать, сообщила она. — Я уже написала послание твоему отцу, но он вряд ли заглянет в почтовую шкатулку в это время.
— Да, — неуверенно согласился с ней. — Пожалуй.
Честно сказать, мне не слишком хотелось знать реакцию отца. Тэдрех был человеком сложным, со своим собственным моральным компасом, под который было весьма трудно подстроиться. Я абсолютно не представлял, как бы он отреагировал в такой ситуации.
Повисло странное тяжёлое молчание, словно бы мы не являлись ближайшими родственниками и всю жизнь знающими друг друга людьми, а были первыми встречными, столкнувшимися лбами.
— Несмотря ни на что, я стану чтить собственные корни, — вытянулся я. — И не посрамлю свой род, даже имея приставку «Анс».
«Зачем говорю это? — думал я между тем. — Мне ведь уже всё равно. Как и им. Как и всем».
— Кирин, — она берёт мои ладони, ласково проведя по ним пальцами. — Ты всегда очень странно изъяснялся в своих чувствах. Я тоже люблю тебя, сынок, и никогда тебя не забуду.
Как Эдиса? — хотел было спросить я, но подавил этот низкий порыв, не желая обращать последнюю встречу в нечто вульгарное и неприятное. Нет, прощание должно быть таким, чтобы согревало меня будущими холодными ночами. Чтобы было к чему стремиться и о чём мечтать.
Ха-ха, о чём ещё остаётся мечтать, когда готовишься к казни? Мне будто бы огласили смертный приговор, но в последний момент дали бессмысленную отсрочку. Толку от неё, если всё уже решено⁈
Вздрогнув, обнял себя за плечи. Утренняя прохлада, не иначе…
— Эсмонд подготовит карету после завтрака, — сказала Ришана.
Я видел, как она из последних сил сдерживает слёзы, и отлично понимал её. Даже несмотря на то, что наше общество уже давно смирилось и привыкло к факту проявления магии и дальнейшей весьма скорой смерти волшебников, легче от подобного не становится. Зато это повод для каждой семьи иметь как минимум трёх-четырёх детей. И это речь про знать! Если же брать крестьян, то счёт идёт минимум на десяток: половина окажется девочками и уйдёт в чужой дом, парочку точно заберут болезни или голод в неурожайный год, ещё одного-двух прикончит несчастье типа разбойников, диких животных или банальной случайности, каждый пятый (по статистике) окажется магом, то есть тоже покинет отчий дом и не доживёт до двадцати. Вот и получается, что чем больше детей — тем выше шансы. Потому женщины в деревнях рожают как свиноматки. Впрочем, не желаю даже думать об этом в такой момент.
— Пропал аппетит, — ухмыльнулся я в ответ. Но это было не так. Истинная причина заключалась в том, что я не мог позволить себе то, что произошло бы во время приёма пищи. Переглядывания слуг. С трудом скрываемые усмешки служащих версов. Полные печали глаза матери. Угрюмый взгляд Кастиса. Немая укоризна Понция. — Я был бы рад, если… — с трудом сглотнул ком, стоящий в горле, — если отправлюсь сейчас.
Все приготовления завершены. Я не хочу и не желаю более тянуть. Хватит. Пора оборвать это!
Сложилось ощущение, что наткнулся на небольшой заусенец, который стал тянуть, сдирая с себя кожу. В такой момент остаётся лишь сжать зубы и резким движением закончить страдание, оголяя рану. Больно. Но лучше так, чем остановиться на половине. Боли не будет меньше, но кожа начнёт мешать и цепляться за всё вокруг.
Ришана кивнула, с трудом сдерживая слёзы.
— Я передам… — всё, что сказала она.
Не став более тянуть, покинул храм, направляясь в собственные покои. Решил взять сумку и ждать на улице. Думаю, карету запрягут в течение получаса, вряд ли позже…
Заглянув по пути на кухню, ничего никому не говоря, взял несколько горячих булок, уплетая на ходу. Ведь голод и правда имел место быть. Следом, как и планировал, поднялся за вещами. Сумка показалась довольно тяжёлой и неудобной, но отдельного слуги, который нёс бы её за меня, более не предвиделось.
Выбравшись на улицу, чуть ли не нос к носу столкнулся со знакомым мертвецом. Чужая воля, видневшаяся в его глазах, заставила сжать челюсть. Ранее я бы уже обругал кретина-некроманта, который загородил проход, но сейчас лишь молча обошёл его марионетку, направившись в сторону конюшни. В этот момент в спину прилетел огрызок яблока.
Резко обернувшись, наткнулся на всё того же мертвеца. После коротких переглядываний труп развернулся и пошёл в сторону отдельного дома для слуг.
— Мир уже ненавидит меня, — подавил я вспышку ярости. Хотя, видит Хорес, было желание нагадить напоследок, рассказав обо всём матери. Уверен, она бы как следует наказала безмозглого труповода!
Однако желания встречаться с Ришаной после нашего прощания не имелось никакого, так что двинулся дальше и по итогу облокотился о стенку конюшни, дожидаясь слуг, которых всё не было!
— Проклятье, если они будут тянуть, то за мной и правда выедет стража. Вот смеху-то будет, — ворчливо, словно старый дед, произнёс я, почти сразу замечая силуэт в утреннем тумане. — Наконец-то! А вы не спешили! — всё-таки сбился на привычный, надменный тон. Тц, надо отвыкать. Я теперь никто, а «никто» не имеет права на подобный голос.