– Утонет шкет, а мы нет, – срифмовал разбитной боец, сохранивший, несмотря на усталость, способность пусть грубо, но шутить, – ведь Юрок малёк, а у нас рост нормалёк.
Несколько бойцов рассмеялись, но лейтенант прикрикнул:
– Отставить! Рядовой Семёнов, делаю вам замечание. Здесь нет никаких шкетов и недомерков. Есть отряд бойцов Красной армии, выходящий из окружения. И никакой он вам не Юрок, а Юрий… Как там тебя по батюшке?
– Иванович, – растерянно ответил Юра, отчеством которого ещё никто никогда не интересовался.
– Юрий Иванович – проводник, назначенный командиром отряда, и обращаться к нему положено либо «товарищ проводник», либо по имени и отчеству. – Лейтенант перевёл дыхание и уже более спокойно продолжил: – Это всех касается. Или мы толпа, которая бредёт абы куда, или отряд красноармейцев, пусть и потрёпанный, но организованный, следующий воинскому порядку и армейскому уставу. Попрошу об этом не забывать. Без дисциплины мы толпа мужиков с винтовками, а с дисциплиной – войско.
Смех как отрезало. Бойцы подтянулись, поправили на плечах винтовки и вещмешки. И мальчик вдруг увидел не оборванных людей с измученными лицами, а именно боевой отряд, пусть небольшую, но часть настоящей армии.
«Что-то есть в болоте завораживающее, – думал Юрий, разглядывая на ходу сгнившие, покрытые зелёным мхом, деревья, кочки с клюквой, хвощи и папоротники. – Какое же оно спокойное! Да и кто в него сунется – дураков нет. Идиллия».
– О, клюква! – раздался сзади возглас кого-то из бойцов. – Братцы, смотрите! Сейчас наберу к чаю. – И боец шагнул в сторону безобидной полянки, заросшей красными ягодами.
– Куда?! – закричал Юра, удивляясь тому, какой у него, оказывается, сильный голос. Он и не думал, что умеет так орать. Голос будто не принадлежал ему, а жил сам по себе. И Юрию это нравилось. – Назад! Ни шагу в сторону!
– Да я… – начал было любитель ягод.
– Молчать! – не унимался Юрий. – Встать в строй! На тропинку, где я прошёл. – Он отдышался и, подражая командиру, добавил: – Это всех касается.
– Слушаюсь, товарищ проводник, – очень серьёзно, без тени усмешки или снисходительности сказал лейтенант. – Ведите нас дальше.
Юре вдруг стало стыдно: он кричал на взрослого мужчину, как будто тот мальчишка с соседнего двора.
– Извините, – пробормотал он, – здесь топь. А дальше ещё уже тропинка будет.
– Юрий Иванович, – так же серьёзно продолжил лейтенант, – все всё понимают. Ведите нас дальше.
– Болото ошибок не прощает, – ни к кому конкретно не обращаясь, сказал мальчик и двинулся дальше.
Спустя полчаса отряд вышел на большую, с деревьями, поляну.
– Уже пришли? – поинтересовался лейтенант.
– Нет, ещё с километр до твёрдой земли будет. Но здесь безопасно, можно передохнуть.
– Стемнеет скоро, не до отдыха, – негромко сказал лейтенант, но всё же скомандовал:
– Отряд, привал двадцать минут.
Юра присел на большую косматую кочку, и вдруг его словно окатило холодной водой: он забыл, как идти дальше! А ведь дальше – самое сложное: узенький проход шириной метра полтора. Один неверный шаг – и смерть.
«Дедушка, дедушка! Слева мы обходили эти пять осин или справа? Не помню!»
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросил лейтенант. – Что ты так побледнел?
– Забыл, – блуждая взглядом по осинам, сказал мальчик, – не помню: то ли между первой и второй осиной слева проход, то ли между четвёртой и пятой справа.
– Успокойся, – посоветовал лейтенант, – сядь, прислонись спиной к дереву, закрой глаза, расслабься – и забудь совсем про эту топь, про проход, про то, что скоро стемнеет. И посиди, ни о чём не думая. Слушай, как птицы поют, как деревья скрипят. Представь, что у нас вагон времени и мы никуда не спешим. На самом-то деле ты знаешь, куда идти, нужно просто освободить сознание, чтобы это вспомнить.
– Товарищ проводник, – раздался знакомый голос разбитного бойца Семёнова, – ты извиняй меня, если что: я же шутил от нервов. Не обижайся.
– Шутил? – Юрий открыл глаза и ошарашенно посмотрел на Семёнова.
– Конечно, шутил. Ты парень боевой. Молоток! – продолжил тот.
Но мальчик, не обращая внимания на Семёнова, вскочил на ноги. Как шутил дедушка на этой поляне? «Кто куда, а я налево».
– Туда! – уверенно показал он лейтенанту. – Налево.
– Вот и хорошо, – кивнул лейтенант. – Привал окончен!
Уже в сумерках отряд вышел наконец на твёрдую землю. Промокшие, измученные до предела бойцы нарезали елового лапника и завалились спать, не забыв выставить боевое охранение.
«Завтра будем в Сухиничах», – засыпая, подумал Юра.
С утра впереди вместе с проводником шёл лейтенант, время от времени советуясь с ним и сверяясь с картой.
– Так далеко я не ходил, – ответил Юра на очередной вопрос о правильности пути на Сухиничи. – Направление дедушка показывал, а дальше – не знаю.
– Ничего, выйдем куда надо, – вздохнул лейтенант, – компас есть, карта хорошая. Тут главное – правильно азимут проложить, потому что… Отряд, к бою! – вдруг скомандовал он. Затем толкнул Юрия к ближайшему стволу дерева: – Стой здесь!
Сам же лейтенант укрылся за здоровенной – в обхват – сосной и крикнул в направлении колышущихся кустов:
– Стой, кто идёт?
– Свои, – донеслось оттуда.
– Какие свои? Номер части!
– 279-я дивизия 50-й армии. А вы кто?
– И мы из 50-й армии, 290-я дивизия, – ответил лейтенант и вышел из-за сосны.
Навстречу ему из леса шли такие же небритые, измождённые бойцы, как в его отряде. Некоторые в бинтах. Старшим по званию был старшина со шрамом через всю щёку. Он и перекрикивался с лейтенантом.
– Свои. Выходим из окружения. На Тулу.
– Куда? – удивился лейтенант. – Мы тоже выходим из окружения, но не на Тулу, а на Сухиничи, туда же ближе.
– Вы чего? – старшина посмотрел на лейтенанта как на недотёпу. – На какие Сухиничи? Там немцы!
– Что? – Юрий впервые видел лейтенанта таким растерянным. – Что ты сказал, старшина? Не может быть!
– Может, лейтенант, может, – раздался усталый голос справа. – К сожалению, это правда: на Сухиничи нам дороги нет.
Юра повернулся: из леса выходила ещё одна группа бойцов. Говорил младший лейтенант в форме лётчика.
– Почему вы так уверены, что в Сухиничах немцы? – спросил его лейтенант.
– Лично видел. Там меня и сбили, – ответил лётчик. И добавил: – Младший лейтенант Скворцов. Воздушная разведка фронта, – помолчал немного и продолжил: – На Тулу нам надо идти, больше некуда. В неё наши вцепятся.
– Карта есть? – обратился лейтенант к лётчику.
– Имеется.
Офицеры развернули свои планшеты с картами и принялись что-то негромко обсуждать. Солдаты знакомились и занимались своими делами: кто перематывал портянки, кто менял бинты, кто разбирал вещмешок, а кто-то просто отдыхал, привалившись спиной к дереву.
«Тула, – подумал Юрий, – оружейная столица России». Вспомнил тульского Левшу, подковавшего английскую блоху, и улыбнулся. Почему-то именно здесь, в неуютном, холодном осеннем лесу, среди измученных, на грани отчаяния людей, он вдруг ясно понял: всё будет хорошо. Просто будет – и всё. Не завтра, не через неделю и даже не через месяц, но победа будет за нами.
Он настолько погрузился в эти мысли, что, сам того не заметив, сказал вслух:
– Всё будет хорошо.
– Конечно. Прорвёмся! – не зная, о чём думает мальчик, бодро ответил ему лейтенант. И, повернувшись к солдатам, негромко скомандовал: – Товарищи бойцы, мы идём на Тулу.
…Юрий очнулся, отложил в сторону учебник. Но на него опять нахлынуло – такое невозможно забыть.
Поход через леса на Тулу. Ранняя зима. Холод. Ополченцы, идущие занимать рубежи на окраинах города.
Тревога. Надежда. Страх…
Пушки. Танки. Эшелоны…
Два цвета, оставшиеся в этом мире: белый – снега, и хаки – оружия.
Прощание с лейтенантом, отрядом и долгая, очень долгая дорога на Москву.
Зима свирепствовала. Был постоянный голод и усталость. Немецкие самолёты, расстреливающие колонны беженцев, не гнушались бить даже по санитарным машинам с чётко нарисованным красным крестом на крыше. Жуткий, выматывающий душу, вой пикирующих бомбардировщиков.
Юрий рефлекторно прыгал в кювет при звуке приближающихся самолётов в грязь, в снег, в навоз…
Эшелоны на запад. Эшелоны на восток. В декабре разбили фрицев под Москвой!
Мама уехала в эвакуацию вместе со своим заводом. Отец ушёл на фронт. От обоих приходили письма. Юрию эвакуироваться было пока некуда, и он остался с тётей в их московской квартире на Драгомиловке. Жизнь вошла в свою колею. Мальчик догонял в учёбе одноклассников. Война войной, а жизнь продолжается.
Сосед по коммуналке, четырнадцатилетний Генка, работал на оборонном заводе помощником штамповщика, получал рабочую, а не иждивенческую карточку и очень гордился тем, что производит пистолеты-пулемёты ППШ.
Оружие собирали не только на заводах, но и в переоборудованных школьных мастерских для уроков труда. Когда-то ученики в них делали указки и табуретки, а сейчас – они же – автоматы и гранаты.
«Вся страна поднялась на войну, – рассуждал Юрий. – И мужчины и женщины, и взрослые и дети».
Он взялся было снова за учебник, но услышал в прихожей какой-то шорох. «Мыши? Воры? Надо проверить».
Вышел в коридор – никого. Прошёл чуть дальше и увидел под входной дверью конверт. «Странно: раньше всё время треугольники приходили. И почему почтальон не позвонил?»
Юрий поднял конверт. «Всё правильно: Вьюгиной А. А., то есть маме. Но почерк незнакомый». И тут Юру вдруг прошиб озноб, он всё понял: похоронка!
Вскрыл негнущимися пальцами конверт.
«Вьюгин Иван Терентьевич… в бою за Социалистическую Родину… Верный воинской присяге… Проявив геройство и мужество… Погиб…» – Строчки прыгали в глазах. Мир рухнул.
Потому что так надо
Май подходил к концу. Пятый класс окончен. «Что делать дальше? Продолжать жить иждивенцем или устроиться к Генке собирать ППШ? А может…»