Юра остановился, поражённый внезапной мыслью: «А почему бы и нет?» Он вспомнил, как, припорошённый первым снегом, отряд выходил к Туле; как бойцы помогали идти раненым; как делили поровну последнюю картошку.
И Юрий чувствовал, что часть его осталась там – в отряде, и она зовёт его обратно.
Настал один из тех определяющих судьбу моментов, когда всё происходящее вокруг внезапно суживается, стискивает человека в обстоятельствах, лишает манёвра, принуждает сделать выбор. И не отвертишься, не отложишь на потом: здесь и сейчас – решай! Либо направо, либо налево. Нет других вариантов: жизнь поставила перед выбором, проверяя твою сущность: ты кто?
Юра медленно обошёл комнаты, в которых они жили с тётей, а раньше – ещё и с мамой и отцом. Вот папины вещи, которых тот никогда больше не коснётся. Вот мамины, которые она не сочла нужным брать в эвакуацию. Как давно это было! А мир никогда не будет прежним. И главное – он, Юрий, уже другой.
Он обвёл взглядом свои игрушки, модели самолётов и танков, корешки любимых книг, похлопал по рулю самоката. «Не купишь ты мне велосипед, папа, как обещал».
Юра быстро собрал рюкзак, вырвал из тетрадки лист и написал карандашом: «Тётя, не волнуйся: я ушёл на войну».
Положил на обеденный стол, придавил солонкой и, не оборачиваясь, выбежал из дома.
Канун нового года
Тусклый луч декабрьского солнца упал на лицо Юры. «Солнышко, – подумал он, – закат. А вот увижу ли я рассвет? Или всё – моя война закончилась?»
Он, стараясь не шуметь, прислонился к каменной стене полуподвального погреба старинного будапештского дома. Нестерпимо ныла раненная ниже колена нога. Но стонать нельзя – за дверью немцы. «Терпеть!»
Юрий закрыл глаза, и в голове запрыгали картинки сегодняшнего кровопролитного дня. «Как жалко танк! Новенький совсем, только недавно получили… – Но тут же одёрнул себя: – Какой танк?! Железка! Как там наши? Живы, нет?»
Битва за Будапешт была тяжёлой и упорной. День, второй, третий… Выстрелы, взрывы, грохот рушащихся стен… и нестерпимый запах гари. Сегодня, как обычно, Юра со своего места стрелка-радиста видел немногое. В основном кирпичную пыль и дым. И стрелял из курсового пулемёта во всё, что хоть как-то различал сквозь копоть.
Пробиваясь по узенькой улочке сквозь баррикады из досок и кирпича, их новенький Т-34-85 выскочил на свободное место. И вдруг вздрогнул. Механик-водитель Иван Михайлович Кузнецов, которого все звали просто Михалыч, выругался и вцепился в рычаги. Ещё один удар. Танк остановился.
– Ну всё, приехали, – сквозь зубы процедил механик, – теперь мы мишень.
– Горим! – крикнул командир танка лейтенант Спирин. – Экипаж, покинуть машину!
– А-а-а… – прорычал Михалыч. – Танк новенький совсем. Подбили, гады!
По броне зацокали пули.
Юрий посмотрел сквозь прицел: из-за завалов, стреляя на ходу, к танку бежали немцы.
– Уходите, – крикнул он, – я прикрою! – И начал поливать наступающих врагов длинными очередями. «Вот вам от меня, Вьюгина, стальная вьюга». Юра особо не целился, у него не было задачи обязательно в кого-то попасть: главное – заставить фрицев залечь, спрятаться за завалами и дать возможность экипажу уйти.
– Иваныч, – тронул его за плечо Михалыч, – уходим.
– Я прикрываю! – крикнул Юрий. – Уходи! – И, заметив, что механик мешкает, сильнее заорал: – Уходи, кому сказал!
Он чувствовал, что имеет право так говорить и командовать, потому что сейчас так надо. Завтра, может быть, будет по-другому: Михалыч прикроет, а он – уйдёт. Но это в другой раз. А сегодня – именно так.
Мальчик, больше не обращая внимания на всё, что творится вокруг, вцепился в пулемёт. Только стрелял, стрелял, стрелял… А когда патроны в ленте закончились, выпрыгнул через открытый передний люк.
«Куда ушли наши – налево, направо?»
Со стороны немцев опять затрещали выстрелы.
«Некогда думать – бежать! – Юрий, пригибаясь, рванул направо – к сравнительно целому каменному дому. – Ещё десяток метров – и спасён».
Но тут что-то, как молотком, ударило в правую ногу ниже колена. Юра упал. «Неужели конец?» Вскочил, попытался шагнуть – и взвыл: боль пронзила от пятки до макушки. «Ну, вот и всё, – неожиданно спокойно подумал он. – Хорошо хоть ребят спас».
Юрий посмотрел на свой верный ППС, который схватил, выпрыгивая из танка.
«Живым не дамся: лучше застрелюсь».
Кое-как укрылся за обломками кирпичной стены и оглядел поле боя. Их новенький Т-34-85 уже горел вовсю, а вокруг танка копошились немцы. Перекрикиваясь, они осматривали машину, объятую пламенем.
«Экипаж ищут, – понял мальчик, – чтобы добить. Надеюсь, наши ушли. А мне не уйти, факт».
– Иван, – послышался сзади голос с сильным венгерским акцентом. Вздрогнув, он обернулся, вскинув автомат, но от резкого движения заскрежетал зубами от боли.
В дверном проёме стояла женщина средних лет и с состраданием смотрела на раненого.
– Нет бояться, Иван, – сказала она, – я есть спасать твой. Сюда. Шнели, шнели. Прятать.
Юрий, собрав последние силы, пополз к женщине. Она подбежала, помогла подняться, подставила плечо под руку, и через пару минут Юрий был внутри дома.
– Нет бояться, нет бояться, – повторяла спасительница, усаживая танкиста в прихожей. Потом она куда-то ушла.
«А толку, – устало подумал Юрий, – всё равно немцы дома прочёсывать будут».
Вдруг что-то стукнуло, загромыхало. Женщина вернулась и знаками показала, что нужно идти дальше. Прыгая на одной ноге и держась за стену, Юрий последовал за ней. Венгерка помогла ему спуститься по лестнице и войти в узенькую дверь погреба. Усадила на какие-то дерюги, лежащие на полу, приложила палец к губам и улыбнулась:
– Гитлер капут. Спасать твой. Тихо. – И ушла, закрыв дверь.
А через пять минут в доме послышались голоса немцев. Юрий знал по-немецки только несколько фраз из разговорника, который выдавали солдатам для общения с населением и пленными, но он ориентировался на интонацию: мужские голоса что-то спрашивали, скорее требовали, женщина отвечала.
«Когда же они наговорятся и уйдут? Идите ищите дальше».
Впервые Юрий увидел живых немцев (не издали, не в прицел пулемёта, а вблизи) в феврале 1943 года. Пленных под Сталинградом.
Очень осторожно, стараясь не шуметь, Юрий устроил поудобнее ноющую ногу и откинул голову на мешок с картошкой.
Пассажир
«Танки! Сколько танков! Ага, вот КВ – огромные, несокрушимые. Они – как скалы, особенно рядом с этими маленькими Т-60, – улыбнулся Юрий. – А вот и Т-34. Какая же красивая машина! А вот…»
– Эй, хлопчик, тебе что здесь надо?
Юра обернулся. Спрашивал немолодой, с седыми усами танкист с лычками сержанта.
– Мне… я воевать хочу! – выпалил Юрий.
– Откуда же ты такой, вояка? – усмехнулся танкист.
– Воевать пришёл.
– Пришёл, значит. Понятно. А хочешь быть танкистом?
– Да.
– Ну что ж, танкистом так танкистом, – сержант лукаво прищурился и хитро спросил: – А ты знаешь, какая самая главная деталь у танка?
– Пушка! – выпалил Юрий.
– Нет, – покачал усатой головой дядька.
– Тогда броня.
– Опять не угадал. Ну, последняя попытка.
– Что тут за разговорчики? Почему посторонние на территории? – вдруг спросил незаметно подошедший невысокий, но крепкого телосложения младший лейтенант.
– Да вот мальчонка к нам просится, фашистов бить, – усмехнулся усатый.
– Беженец? – обратился к мальчику командир.
– Нет, я наоборот…
– Воевать? – протянул младший лейтенант и быстро окинул Юрия взглядом. – Сколько тебе лет-то, вояка?
– Пятнадцать, – лихо соврал Юра и добавил: – У меня нет никого.
– Да уж, пятнадцать, – буркнул младший лейтенант и хмыкнул: – Ты, паренёк, ври, да меру знай. Что тебе от силы тринадцать, поверю. Шёл бы ты обратно в тыл.
– Я… я уже воевал, – твёрдо сказал Юра. – Помогал нашим под Брянском на Тулу выйти – через болото, из окружения.
– Из брянского котла? – младший лейтенант мгновенно прекратил ухмыляться и стал очень серьёзным. – И как же ты им помог?
– Я внук лесника. Гостил у бабушки и дедушки в деревне. А тут война. В Москву вернуться не успел, точнее – сначала думали, что обойдётся. Но нет. А наши бойцы из окружения через деревню шли. Вот я их по болоту на Тулу и вывел. Вернее, сначала хотели на Сухиничи, но там уже немцы были. Товарищ младший лейтенант! Возьмите меня к себе. Я азбуку Морзе знаю! Отец погиб месяц назад, мать на Урале в эвакуации вместе с заводом. А я должен быть здесь! – последние слова Юрий сказал не просительным тоном, а так, что танкисты посмотрели на него как-то по-другому, с уважением.
Командир жестом остановил Юру и многозначительно посмотрел на сержанта. Затем потёр ладонью подбородок. Опять повернулся к мальчику.
– Внук лесника, говоришь. Леса знаешь?
– Да, то есть так точно, – выпалил Юра.
– А что, Пётр Петрович, возьмём пассажиром, – сказал усатый. – Паренёк, видно, толковый, а у нас, сам знаешь, некомплект.
Младший лейтенант с минуту молчал, внимательно рассматривая Юрия. Наконец сказал:
– Хорошо. Я поговорю с комроты. Только, – он усмехнулся, – не ври мне больше, что тебе пятнадцать. – И быстро ушёл.
– Ну, держи кулаки, чтобы взяли, – ткнул мальчишку в плечо усатый. – Кстати, тебя как зовут-то, лесник?
– Юрий.
– А меня Иван Михайлович, можно просто Михалыч. А по службе – сержант Кузнецов, механик-водитель. Так какая всё-таки главная деталь танка, как думаешь? – И механик добродушно рассмеялся.
Юрий глубоко задумался. Хотел бы уже ответить «мотор», но Михалыч вдруг вытянулся и вскинул подбородок, показывая глазами куда-то за спину собеседнику.
– Комроты идёт, – негромко сказал он. – По твою душу.
Юра обернулся. Вместе с командиром танка к ним подошёл худощавый скуластый капитан с планшетом на боку.
– Вольно, – скомандовал он механику-водителю, – занимайтесь своими делами. – Повернулся к мальчишке: – Командир роты капитан Куприянов. Это ты под Брянском из окружения выходил?