– Не бойся за своих, – проворчал дан, почесав щеку о край колодки. – У меня ребра сломаны, дышу через раз, рук не поднять. Убийцу сейчас даже этот прыщ, – кивок на отрока, – домашним ножом зарезать может. И ты вот что: своим не говори. Хочу умереть с оружием в руке, а не в этом, – он еще раз почесал щеку о колодку.
– Что он сказал? – напрягся отрок-сторож, понимавший по-нурмански с третьего на десятое.
– Сказал, что покалечен сильно, – ответил Сергей. – Но драться, говорит, смогу.
– И хорошо, что покалечен! – буркнул отрок. – Я таких, как он, видел. Убивать умеют.
– Тут ты прав, – согласился Сергей. – Он в их хирде был лучшим. И прозвище у него как раз такое. Убийца.
– Достойное прозвище.
Рёрех. Подкрался тихо, как мишка к жертве. Хотя что удивительного? Он и в старости, на одной ноге, так же ухитрялся.
– Я слышал, что ты сказал, дан, – сообщил княжич. – Нет чести в том, чтобы добить калеку. Но и зарезать тебя, как свинью, тоже не хочу. Воин ты славный, я видел. Если бы твой взбесившийся хёвдинг не приласкал тебя топориком, так легко бы тебя не взяли.
– Вообще-то его Горошек свалил, – внес поправку Сергей. – Я с крыши видел.
– Горошек его уже добивал. И не добил, замечу.
– Жаль, что не добил, – осклабился Убийца. – Пировал бы сейчас в Асгарде.
– Сегодня ты не умрешь, – заявил Рёрех. – Будешь жить. Раз ты такой удачливый воин, верегельд за тебя назначаю. Шестьдесят марок серебром. Как родня соберет, так я тебя и отпущу. Срок тебе – за седмицу до Солнцеворота.
Дёрруд поморщился:
– Говорил мне отец, что много болтаю.
– Шестьдесят марок! – повторил Рёрех. – И не думай, что я слеп и не вижу, что боец из тебя сейчас никудышный. Принесешь клятву Тору, что признаешь себя моим пленником и будешь вести себя мирно, и колодки снимут. Кровью ты не плюешь, и губы у тебя розовые. Значит, еще поживешь, а я получу свои шестьдесят марок. И не торгуйся. За такого воина, как ты, можно и сотню потребовать. Пойдем, Варт! Поможешь нам с Прастеном добычу оценить. У этих северных разбойников чего только в кошелях не лежит.
– Умный ты, сын конунга, да дурак, – прошептал им вслед Дёрруд. – Не видать тебе этих марок.
В гридни Сергея опоясали сразу по возвращении. Князь Стемид лично. Его и еще троих. Из своей личной дружины. Их князь напутствовал обычно: пожелал славы, добычи и прочих свершений. А Сергею сказал:
– Живи так, чтобы я через двадцать лет мог гордиться, что ты был моим дружинником!
– Я был и буду твоим! – Сергей даже немного обиделся, что Стемид его «исключил». Пусть даже и в далеком будущем.
– Нет, – покачал головой князь. – Избор поведал: быть тебе князем, а на моей земле князь – я. А не станет меня, и без тебя найдется кому княжить.
Ух ты!
– Так и сказал: быть мне князем? – на всякий случай уточнил Сергей.
– Почти так. Еще кое-что добавил…
– Что?
– Если не убьют.
Ну вот. Ведь так хорошо прозвучало.
А четверых сбежавших данов так и не нашли.
Глава 11. Убил да забрал
– С чего бы мне продавать тебе свой дом, мальчик? – Хозяин перспективной недвижимости отпихнул вертящегося под ногами пса. С крыльца он сошел, но все равно глядел на Сергея сверху вниз. Здоровенный бугай. Пудов на семь потянет, если ободрать. А с одежкой и висюльками так и на все восемь.
Новгородец. Торговый представитель Неревского конца[10]. Он уже третий, с кем сегодня общается Сергей. Два предыдущих тоже не горели желанием продавать элитную недвижимость в варяжской столице.
– Не хочешь всё, продай половину!
– Иди отсюда, мальчик! Некогда мне с тобой болтать!
Сергей оживился. Нет, этот точно не продаст. По-хорошему. Но если по-плохому попробовать? Это что сейчас было? Неуважение? К княжьему гридню?
– Ты, торгаш, слова выбирай, – процедил он надменно. – Холопами своими понукать будешь, а меня вежливо проси.
– Указывать будешь, как мне на своей земле разговаривать? – И без того узкие глазки новгородца превратились и вовсе в щелочки.
– Ошибаешься, торгаш! Земля здесь вся княжья. И я – тоже княжий человек. А вот ты – чужак. Знаю вас, новгородцев! Жадное и трусливое племя. Вместо чести у вас – жадность, а бог ваш – барыш.
Поведется, нет?
Не повелся. Умный. Ухмыльнулся только:
– Земля это моя. Серебром за нее плачено. А о барыше пекусь, да. Это вам, воям, серебро легко достается. Убил да забрал. А торговым людям оно немалого труда стоит. Ты, молодой…
– Да и ты не старый, – перебил Сергей. – По уму так точно. Не хочешь продавать – твое право. Но грозил ты мне зря. Я запомнил. И придет время, Грудята-новгородец, и я тебя огорчу.
– А я тебя, дружинник Вартислав, огорчу прямо сейчас, – глумливо сообщил купец. – В лавки мои даже не заходи. Не продадут тебе там ничего. И не купят.
Ишь ты! А это вызов.
Сергей ничего не сказал, только усмехнулся. И пошел со двора. Сегодня он намеревался посетить еще двоих. Может, эти окажутся посговорчивее?
Не оказались. Правда, в отличие от Грудяты, не хамили. Обращались вежливо, в дом приглашали, угощение выносили… Но продать отказались.
Один сказал, что дом родовой, продать никак нельзя, даже задорого. Да и род у него немалый. Шестеро сыновей, братья, племянники… Сам домохозяин, звали его Вузелько, был варяжского рода, но ни он, ни родня в дружине не были. Жили под рукой Стемида, но сами. Кормились торговлей, охотой, рыбку ловили, зверя били. Помимо дома в столице, у Вузелькиного рода имелось подворье за стенами, пашенная земля, хутора в окрестностях… В общем, интересный оказался человек. Но о его недвижимости можно было забыть.
Второй потенциальный продавец оказался купцом, как и Грудята. Принял с вежеством, но продавать подворье отказался, признавшись, что оно вообще не его, а плесковского торгового «общества». Так что даже если бы и хотел, то – нет.
Тоже небесполезное знакомство, но и только. Других кандидатов не было. Большая часть домовладений в городе либо были слишком малы, либо принадлежали белозёрской военной аристократии. А подкатить с предложением продать городской двор к тому же Геллиру… Даже не смешно.
Огорченный, Сергей вернулся в Детинец, и его тут же изловил отрок с сообщением: Рёрех зовет.
День, казалось бы, безнадежно неудачный, вдруг заиграл новыми красками.
– Отныне ты – десятник, – порадовал его средний сын Стемида.
Сергей удивился. Мягко говоря. Десятник – это, считай, старшая гридь. Хольд, если по-нурмански. Сергей же себя старшим не ощущал. Ему и гридня-то «присвоили» три дня назад. Да Сергею расти еще два года как минимум. А то и пять. Просто физически расти…
– Испугался? – улыбнулся княжич.
Сергей помотал головой:
– Не то чтобы… Но я ж только-только в гридни опоясан. Вот Шибрень, тот десятник, а я…
– Шибрень с тобой будет, – Рёрех показал на лавку. – Сядь, не торчи колом. Вон сбитню хлебни. Шибрень с тобой, но старшим – ты. Это решено. И не мной. Князь так велел. И я одобрил.
Сергей глотнул, поперхнулся… Горяч сбитень!
– Тебе ведь пятнадцать зим нынче будет?
Сергей кивнул. На самом деле он не знал своего дня рождения. Просто знал, что сейчас ему четырнадцать.
– Мне тоже пятнадцать было, когда меня старшим сделали, – Рёрех покрутил золотой браслет, перехвативший рукав рубахи на запястье. Красивый браслет: две обнявшиеся зверушки с зелеными глазами-камешками. Вроде в Халифате такие делали… Вернее, делают. – И мне, Варт, потрудней пришлось. Ты-то у меня останешься, а меня Геллиру отдали.
Ничего себе! Получается, Рёрех какое-то время под началом ярла ходил. И не простым хирдманом.
– Вот это было испытание, – Рёрех потер левое плечо.
Сергей знал: на этом плече у княжича – шрам от копейного укола.
– Три лета назад было. У Геллира хирд тогда был – не чета нынешнему. Это нынче из всех его старых хирдманов Оттар Рыбак только и остался, а тогда его нурманы ко мне… Как волчья стая – к рысенку. А ты со мной будешь. И десяток я тебе позволю самому набрать. Из тех, кого пожелаешь.
Сергей, как бывший воевода, разрешение оценил. Это и впрямь бонус. Получи он готовый десяток, пришлось бы доказывать спаянному коллективу, что ты, мальчишка, вправе командовать теми, кто старше, сильнее и опытней. Во всяком случае, полагают себя такими. Та еще задачка. Будь Сергей княжичем, еще стерпели бы, но он – выскочка безродный, пару лет как из детских вышел. Нет, собрать свой десяток – это куда лучше, чем принять готовый и переделывать его под себя.
– …Сам наберешь. Всех, кроме Шибреня. Этот уже твой. И щеками не рдей, а смекай: батько тебя оценил наравне с нами, сыновьями. Не осилишь…
– Осилю! – Сергей глянул прямо в светлые веселые глаза княжича. – Даже не сомневайся!
– Другой разговор! Теперь нам с тобой можно и зимнего[11] хлебнуть. Как раз поспело.
Глава 12. Вербовка
Первый разговор у Сергея состоялся как раз с Шибренем. Бывшим десятником Шибренем.
«Разжалованный» гридень ростом был ненамного выше Сергея, но раза в полтора шире и силушкой немногим уступил бы Сергею прежнему в лучшие годы. Добродушное квадратное лицо с варяжскими усищами толщиной в палец. В палец самого Шибреня. Немногословный, спокойный, как ледниковый валун. И такой же надежный.
Огорченным из-за внезапного понижения Шибрень не выглядел. Раньше, при поверхностном знакомстве, Сергею казалось: гридень просто не честолюбив. Но понаблюдав за ним внимательнее, Сергей начал догадываться: с этим гриднем не так просто. Теперь же, получив его в помощники, Сергей уже не сомневался: этот воин – вне обычных дружинных категорий. Такой может и сотней запросто командовать. Если надо. А может и за перспективным кадром присмотреть. Оценить, так сказать, на практике потенциал.
Хитрить с ним Сергею не хотелось, потому он сразу решил прояснить, кто кому руководство.