нутой до пояса шубе.
В другое время Сергей бы объяснил ему, кто тут малый, но праздник же. Так что он просто посторонился, прижавшись к ограде, пропуская парочку. Заодно проверим, что это за дорожка правды такая.
Бородач двинул вперед…
И рухнул, увлекая за собой плюхнувшуюся на спину и дико взвизгнувшую бабу.
Секунд десять скольжения – и бородач с разгона врезался в забор. Верещавшая баба съехала еще эпичнее: задрав кверху ноги. Так, с задранными ногами, она и въехала в своего кавалера под гогот отроков. Учитывая, что кроме меховых сапожек на ногах у бабы не было ничего, а многочисленные юбки-шубки опали книзу, как лепестки раскрывшегося цветка…
– Безсоромцы скудоумные! Пусть у вас черви в чревах заведутся, аки в стерви, и нутро у вас, щаулов, выедят! – заорал мужик, цепляясь за забор и тщетно пытаясь подняться. – Чтоб вас паршой обложило…
Не сумев уцепиться за забор, он перевалился на бабу и придавил ее.
– Емешка! Щур тебя! Че творишь? – заблажила баба, дрыгая голыми ногами. – Холодно ж!
– Ага, Емешка, не теряйся! Вдуй ей!
– Ща он тя согреет!
– У него в портах червячок уже шевелится!
– Ма-ахонький!
– Емешка! Не спи! Холодно ж! Ща у ней норка смерзнется!
– Да ты что, Бур! Ты токо глянь! Там не норка, там ендова братняя!
Отроки хохотали, хлопали друг друга по спинам, орали непристойности, вторя возмущенным воплям бородача и жалобным, все более тихим, – его придавленной подружки.
Сергей, чуть присев, съехал по ледяному спуску, спружинив руками о забор, подозрительно скользкий, ухватил бородача за пояс и, поднатужась, стащил его на лед.
– Бабу поднимите, шутники!
Бур и Клеп двинулись на помощь, но тут Траин пихнул приятеля, а Машег поставил ему подножку, Клеп рухнул на лед, проскользил метра полтора и затормозил аккурат между голых ляжек. «Безсоромцы и щаулы» аж присели от хохота.
Бородач встал на четвереньки. Но на этом его успехи закончились. Конечности его разъезжались, как у забредшей на лед коровы.
– Клеп, вылазь из ендовы! – задыхаясь от хохота, просипел Ратша. – Обопьешься!
Не тут-то было. Пьяная баба так крепко стиснула ляжками голову Клепа, что тот не мог ее освободить.
Бородач ругался злобно и поносно. Баба, пьяная в хлам, хихикала. Отроки заходились от смеха.
– Дай помогу! – Сергей ухватил мужика за ворот тулупа, поднатужился и помог тому принять вертикальное положение.
Напрасно он это сделал. Бородач воззрился на подругу, на Клепа, наконец высвободившегося из «захвата», взъерошенного, без шапки, жадно глотавшего воздух… Что-то в мозгу у бородача переклинило, и он схватился за нож.
Вот же дурень пьяный! Сергей пихнул его в грудь, и бородач шлепнулся на лед. Нож выпал, и Сергей на всякий случай отпихнул его подальше.
– Хорош ржать! – рявкнул он. – Траин! Я сказал: подняли женщину!
– З-зачем? – изнывая от смеха, выдохнул Траин. – Т-так х-хорошо лежит… М-машег, п-подс-свети. Там в ней, кажется, ш-шапка Клепова… Провалилась!
– В ендову! – подхватил Бур.
И вся компания, включая Клепа, согнулась от нового приступа веселья.
Баба тоже подхихикивала и дрыгала ногами. Кажется, она обмочилась.
– Траин, Ратша, йотуново отродье! Живо поднять бабу! – гаркнул Сергей.
Дошло наконец.
Перестали ржать. Подняли. Потом – мужика.
Тот, похоже, чуть протрезвел. Опознал дружинников и в бой больше не рвался.
– Домой иди, – посоветовал ему Сергей.
И парочка ушла.
– Бур, нож его прибери, – сказал Сергей. – Если жаловаться князю придет, будет что ответить. Ну вы и… щаулы!
– Щаул – это кто? – спросил Машег.
– Кто пошутить любит, – пояснил Ратша.
– Да, это мы, – охотно согласился хузарин. – А ты, Варт, что такой скучный? Глядишь, будто дед старый!
– А с вами по-другому никак, – проворчал Сергей. – Водой, что ли, спуск полили?
– Ага! И забор тоже! Бур придумал!
– Не я, – отказался от незаслуженной славы отрок. – Так подходы к острогам зимой поливают. Чтоб враг не залез. Я только предложил.
И прыснул.
Отроки снова заржали. И Сергей, не выдержав, тоже ухмыльнулся:
– Дорожка правды, значит?
– Чего тут о себе не наслушались! – похвастался Бур.
– Жалко, что ты разглядел! – посетовал Машег. – Ты очень хорошо ругаешься, если тебя раздразнить.
– А еще я бью больно, – напомнил Сергей.
Клеп поднял шапку… И скривился.
– Никак ендовой пропиталась? – ехидно поинтересовался Траин.
Шапка полетела ему в лицо, но Геллирсон ловко уклонился.
– Моя вина, друг! – сказал он, увидев, что Клеп расстроен. – На, мою забирай, она получше твоей, барсучья!
– Зря ты шапку Клепу отдал, – заявил Ратша. – Ему ендову на голову надеть, и красавец!
– Ага! Ендову! Волосатую! – все, кроме Клепа, заржали. Бур аж пополам от смеха согнулся.
– Сам ты ендова волосатая! – закричал Клеп.
– Волосатая! Обоссатая! – просипел, давясь от смеха, Бур. – А-а-а! Нарекаю тебя, отрок Клеп, грозным прозвищем Ендова!
– Га-Га! Волосатая!!!
– А я тебя – елда обоссатая!!! – выкрикнул Клеп и тоже захохотал.
Мальчишки. Но надо прекращать. Прилипнут прозвища, и будет у Сергея десяток из ендов, елдов и прочего непотребства.
– Машег, ты у нас по девкам главный знаток!
– А то! – мгновенно отреагировал хузарин.
– Так веди, что мы тут стоим? Бегом, пока всех лучших не разобрали!
Сработало. Встрепенулись. Машег покрутил головой, озираясь… И вдруг спросил жалобно:
– А я это где?
– Как где? – пьяно удивился Ратша. – Здеся!
– Э-э-э… А ты кто? – таким же дрожащим голоском протянул Машег. – Я тебя не знаю… И тебя… – он показал пальцем на Клепа. – И тебя…
– Эй, Машег, это же я, Клеп! – с беспокойством проговорил нурман. – Не узнаешь меня?
– Не-а… – проблеял хузарин еще тоньше и жалобнее.
– И по голове ему вроде не попадало, – задумчиво пробормотал Траин.
– У моего дядьки по матери так было, когда он бочку медовухи выпил, – сказал Ратша.
– За раз? – деловито уточнил Траин.
– С ума сошел? За седмицу!
– Я-то не сошел, а вот он, похоже…
– Я говорил: нельзя ему, такому мелкому, столько хмельного! – ответственно заявил Бур. – Я ж говорил. Что ж теперь делать, старший?
– Придется его убить, – деловито ответил Сергей. – Иначе родня его не простит. Определит нас всех в кровники. Бур, дай-ка мне ножик, что у смерда отобрал…
– Нет, Варт, ты погоди! – в один голос воскликнули сразу трое: Клеп, Ратша и Траин, а Бур быстро спрятал нож на спину. – Он проспится завтра, и, может, все у него в голове поправится!
– А чего тянуть? – пожал плечами Сергей. – Сейчас его зарежем, а завтра съедим! Под зимнее пиво хузарятина отлично пойдет!
Всеобщее молчание…
Которое нарушило хихиканье Машега.
– Они поверили, Варт! Богом клянусь, поверили! – Машег ловко увернулся от прилетевшего подзатыльника Траина. – Так кому из нас нельзя столько пить, Бур?
– Ха! А я ведь поверил! – засмеялся Клеп.
– Так и я тоже! – поддержал Бур.
– Только Варт меня и разгадал! – Хузарин был очень доволен. – Потому он – старший, а ты, Бур, жердина нетесаная!
– Сам ты…
– Девки! – вернул их Сергей в правильное русло.
– Я знаю, где девки! Много девок! – воскликнул Бур. – На Волоховом капище! А давайте…
– Не сейчас! – перебил его Траин. – И не завтра!
– А чего ж не завтра?
– Завтра главный праздник, жердина ты нетесаная! – Ратша ткнул бывшего наставника кулаком в бок. – Завтра мы биться будем во славу Перуна!
– Ты? Да кто тебя пустит! Ты ж мечом как той жердиной машешь! – унизил Ратшу Траин. – А вот я – буду!
– Да я на мечах получше, чем многие! – завопил Ратша, пытаясь выхватить меч, но не смог. Потому что меча при нем не было.
– Девки! – напомнил Сергей, не на шутку обеспокоенный тем, что Ратша прямо сейчас начнет доказывать Траину, что он – лучше.
– Ага. Уже идем, – ответил Машег и устремился наверх, забыв о «дорожке правды».
Впрочем, поскользнувшись, он все же сумел не шмякнуться на лед, съехал на ногах вниз и, ничуть не смутившись, двинулся к площади. Остальные потянулись за ним.
И не успели они пройти и пары десятков шагов, как сзади раздался вскрик, глухой удар и злобная женско-мужская ругань. «Дорожка правды» продолжала функционировать и в отсутствие ее создателей.
Глава 25. Праздничные игры в варяжском духе
Сергею это не нравилось. Ему вообще не нравилось, когда убивают людей. Но он соглашался с убийством, когда оно было необходимо. Он – воин. А хороший воин – это тот, кто убивает лучше других. Быстрее, эффективнее. Причем высокие фехтовальные навыки – не самое главное. Стрела, угодившая в затылок, убивает так же верно, как сложная фехтовальная связка, завершившаяся проникновением меча между ребер грудной клетки. И аккуратный укол стилета под челюсть несет смерть так же, как столь любимый северянами удар секиры, распахивающий тело от грудины до паха.
Сергей смотрел на то, как сходятся в поединках варяги и те, кому предназначено сегодня уйти за Кромку, и осознавал, насколько он неправильный воин. По здешним меркам. Правильным воинам нравится убивать. Запах крови, дерьма и гари им тоже нравится. Потому что это запах победы. Так сказал Сергею Харальд-ярл, один из лучших убийц этого мира. Им это нравится. И их богам тоже. Все боги алчут крови. Перун, Сварог, Тор, Один… Даже Волох. Последний, правда, ограничивается толикой девственной крови. Сергей слыхал, в прежние времена Волоху тоже отдавали не девственность, а девственниц.
Некоторые боги привередливы. Тот же Перун предпочитает кровь воинов, пролитую в бою. А вот Один радуется любой. Потому и свозят в его святилище одряхлевших рабов.
Даже Христос поощряет пролитие крови. Своей собственной. Как это сделал Он сам. И бродят по миру подпоясанные веревками монахи, мечтая умереть за веру едва ли не больше, чем обращать в нее язычников.