Под землей. Тепло. Светло.
Вроде станции метро.
Но отмечу непременно
Ради точности…
Это был тот свет военный,
А гражданский – есть другой.
Генерал один покойник
Комендантом состоит.
Вышел Теркин из вагона —
Толпа в погонах,
А в сторонке без погон,
и т. д.
18. I А.Т. – М.И. П/п 15205-К – Москва
…Я тебе послал бумаги писчей и письмо, если оказия не лопнула. Там я тебе писал, что по приезде из Москвы болел несколько дней гриппом. Я и до сих пор не окончательно здоров, но все же грипп позади. Сегодня-завтра еду в части. После того буду писать, пока возможно. Тимоша получил месячный отпуск… и уехал в Москву… Числа 20-го или 25-го ты ему позвони… Если ты получишь папиросы, то можешь с ним прислать. Буду весьма рад, т. к. уже московские запасы раскурил и раздарил давно. Так-таки ничего не слышно про Васю <Теркина>. А продолжать писать я как-то уже не мог. М.б., после поездки пойдет веселей. Настроение среднее. Жизнь обычная – читаю, переписываю стихи в тетрадку – готовлю исподволь новую книжечку «Фронтовой хроники»…
19. I Р.Т. <Смоленск> На Запольной
Поездка на Витебск. Телеграмма из ГлавПУРККА. Сборы в Москву. Тяжелое впечатление от бомбежек и пр. Вторая телеграмма, откладывающая вызов до 2.II. Не от того было грустно, что сорвалась поездка, поездка будет, но уже ясно, что это не из-за «того». Наверно, какое-нибудь совещание. Много зря потраченного времени. Терзаться поздно, не поздно, может быть, налечь на весла, как ни далеко уже отнесло лодку. Попробуем написать до отъезда главу о том свете…
23. I Р.Т.
Переписка стихов в книжку «Фронтовая хроника». В <стихотворении> «Какой-то немец…» выпали две строчки:
И в разоренном доме этом
Определившись на постой,
Он жил в тепле и спал раздетым
И мылся летнею водой.
Может быть, и еще выпадет пара строф.
Хорошие мысли о переделке и развитии «Дома у дороги» – знамя?
Хорошее настроение. Может быть, не придется ехать в Москву, если здесь будет процесс.
26. I
Командировочное предписание:
Подполковнику Твардовскому А.Т.
С получением сего предлагаю Вам отправиться в г. Москву по вызову ГлавПУРККА.
Срок командировки 11 дней: с 28 января 1944 г. по 7 февраля 1944 года. Основание: Телеграмма зам. нач. ГлавПУРККА генерал-майора Шикина. Зам. ответ. редактора Бубенков.
7. II
Отметка на командировочном предписании:
Срок пребывания в Москве продлен до 20 февраля.
Нач. отдела печати ГлавПУРККА полковник… (подпись неразборчива).
10. II Р.Т.
Москва. Пленум. Пустые дни. Попытки продолжить главу «Дед и баба».
Что за новая тревога,
Смутный говор деревень.
Скорбный гул. Пылит дорога,
Точно ярмарочный день.
Все слышней, слышней с восхода
Детский плач и бабий вой.
Толпы долгие народа
Верховой ведет конвой. – Дрова!
Все за первый день: и ощущение потери стиха, и мысль о ненужности III ч[асти], под которую запрошен отпуск и с объявлением которой не остается даже того горделивого чувства, что было бы…
12. II Р.Т.
Туго, туго. Переход к сиденью в яме не дается.
Ждать не терпится – не ждите,
Землю наново делите
Без хозяина семья?
Немца сватайте в зятья.
26. II Р.Т.
Второй день отпуска.
Переписал в тетрадь вступление к III части, внес две-три, убрал две-три строфы.
Глава первая будет покамест без изменений.
Начало ее, уже отрубленное, будет для следующей главы:
Как известно, на войне
Недостатка нет в родне[38].
8. III Р.Т.
Глава получается средненькая, только бы совсем не рассыпалась.
Оскретки.
Год войны, что жизни век.
А уж год не первый прожит.
И чего, чего не может
На поверку человек.
За ольховым хрупким тыном,
У стены двора прогретой,
На припеке пахло тмином,
Коноплей, землей и репой.
И по той дороге бранной
На десятки верст вокруг
Уголок земли сохранной
Редко где встречался вдруг.
И шоферы третью скорость
Запускали – вывози.
Только гнулся свежий хворост
Под колесами в грязи.
Но над каждым генералом,
Кто бы ни был он такой,
Есть другой – большой над малым —
А над тем еще другой.
А над тем еще постарше
В три шеренги ордена.
А над самым старшим – маршал,
А над маршалом – война.
Собрать бы записанные и не записанные на войне, подслушанные и слышанные анекдоты, диалоги, миниатюрные рассказики – это было бы то, что возможно покамест об этой войне.
8. III Р.Т.
К «Дому».
Однажды ей приснился сон:
Она в большой тревоге.
Что запозднился где-то он,
Заночевал в дороге…
13. III Р.Т.
Глава <«Над Днепром»> требует развития наступательного мотива, так, чтобы оставление героем родного дома в стороне было как бы в порыве вперед, в радости наступления. Во всяком случае встречи и радость освобожденных людей должны его компенсировать. Что-то большее, чем родные места – родина, – ведет его. И вместе с тем – «прости».
Остатки, наброски.
Тот, кто нынче на походе
Моего героя вроде,
На войне не первый год,
Слушай вот что наперед.
В жизни воина дорожной
По случайности возможной,
Завернуть в родимый край
Не желай.
Не желай. С тебя довольно.
Сыт, солдат. Душа полна.
Лучше тещи хлебосольной
Всюду потчует война.
Дым, щебенка, головешки,
Рваной жести скорбный стон,
Бедных беженцев тележки
Всюду есть – из горла вон…
…Что-то с ним такое стало,
Прохватило до души.
Может, угол тот укромный
Незатронутый войной
Что-нибудь ему напомнил
День иной и мир иной…
По лицу провел рукою,
Усмехнулся:
– Что ж ты, брат,
В самом деле, что такое
Правда, плачешь?
– Виноват.
Теркин и смерть – глава, которая, может быть, будет отнесена ко второй части, где говорится, что он «ранен тяжело». Русский раненый лежал. Теркин лежит на снегу, истекая кровью. Смерть присела в изголовье:
15. III Р.Т.
Вчера одним присестом набросал главу «Смерть и Теркин». Кажется, это рекордная выработка за все время писания этой книги. Глава помещается покамест что после «В наступлении» (II ч.), но, скорее всего, будет в этой третьей, может быть, будет заключительной. Сегодня задача – переписать ее набело, по возможности, обстругав. Затем – ближайшие дни отдать главе о родине Теркина, идущей в «Красноармейце» по порядку. С обработкой главы «Теркин и смерть» буду считать отпуск уже оправданным. Остальное будет, что успею еще, как премия. Может быть, успею тронуть и «Дом».
Сегодня опять вспомнил о еще довоенном замысле «Московского романа». Многое выступает в воображении уже как картина, конкретные ситуации. Главный герой (вроде Н. Дорошенкова, погибшего ныне) – немолодой студент, человек со стажем практической жизни за плечами, приехавший в Москву с жаждой науки, навыками самоученичества и провинциальным восприятием столицы («сгущенный мир»).
… Взвыла Смерть:
– Опять, постылый,
Насолил ты, Теркин, мне.
Столько смертных упустила
За тобою на войне.
21. III Р.Т.
Одна из ближайших «философских» глав: «Кто воюет на войне».
Каждый скажет: воевал
– Я салюты подавал.
То ли это —
Для военного совета
Огурцы солил.
Как же я не воевал?
Я по поводу победы
Всякий раз в Москве стрелял.
– Я частушки сочинял.
Тот готовил суп да кашу,
Тот частушки сочинял.
– Тот.
Никому уже приказа
От себя не отдавал —
Сам – руками
– Воевал.
22. III Р.Т.
Сейчас глава будет «Днепр и Сож» – белорусская сказка. Элемент поэтической настоящей народной сказки будет нов и хорош в книге.
Начало: так, мол, и так: где-то я читал или слышал сказку о Днепре и брате. – Сказка. – Днепр за нами, Сож за нами. А может быть, объявится некоторая символика.
«Смерть и Теркин» последний раз подпортил удлинением и украшением, в котором глава не нуждается. Освободить все дельное и живое от излишнего и надуманного и переписать в чистовую тетрадь впереди среди чистых листов – в запас. Скорее всего, пойдет во второй части.
Торопят варварски – в каждый номер главу и ограничивают совершенно хамски неуважительно – 3–4 номера, и слезай. Кто может знать, сколько? Задача – по возможности вытерпеть и выполнить все, а для «Знамени» вновь все перепахать и улучшить. Иначе – безвыходность. А окончательное окончание книги, может быть, еще отложится, т. е. теперь я уж могу считать, что книга есть, она может продлиться или прекратиться, в ней каждая глава – последняя.