(хорошая была группа Boney M, конечно, первые альбомы топ)
Ну вот и делирий с бредовыми мыслями подъехал, отлично. Кажется, из всех участников литературного клуба я откинусь первым. Нет, позволить себе этого никак нельзя. Если на заседании меня не будет, скрипт вообще в коматоз уйдет, чего доброго. Тогда мир рассыпется… как по щелчку Таноса, и на этом настанет геймовер. Хоть тушкой, хоть чучелком, но я туда попаду.
Правда, выполнить это обещание оказалось сложнее, чем я думал. Надеялся на то, что Саёри не заметит и не разволнуется, но она, конечно, заметила.
— Гару, ты в порядке? Что-то бледный какой-то…
— Лучше не бывает, — пробормотал я и попытался улыбнуться. Желудок тем временем танцевал гребаную джигу, да еще вдобавок воздуха стало не хватать, словно я неожиданно попал в какой-нибудь Денвер, на высокогорье, — пойдем.
Никогда еще подъем по лестнице не давался настолько тяжело. Даже после школьного выпускного, когда я в одно лицо вылакал почти целую бутылку вискаря с колой. Я подымался, крепко держась за перила, и чувствовал себя тем парнем из греческих мифов, который глыбу на гору вкатывал. Имя из головы вылетело. Давай, Гарик, потихоньку, шаг за шагом, Кобе за Шаком…
Наконец мы добрались до второго этажа. Саёри уже смекнула, что я не в лучшей форме и придерживала меня за плечо. Неожиданно цепко, надо сказать.
— Гару, может, присядешь? — спросила она с беспокойством.
Я покачал головой, и тут в затылок ударил такой спазм, что даже зубы свело. Пульсирующая боль волной прокатилась внутри черепа. Я пошатнулся и чуть не рухнул на стенд с поделками из пластилина. Наверняка расстроил бы этим с десяток второклашек.
— Ща, зайдем в клуб, попрошу Монику открыть окно, — пробормотал я, — и сразу отпустит.
Но оно не торопилось отпускать. Напротив, казалось, что каждый шаг по направлению к аудитории только усиливает боль. Она стискивала виски тугим металлическим обручем. Даже дышать хотелось как можно реже. Свет ламп в коридоре, обычно довольно мягкий, сейчас превратился в жгучее сияние, режущее глаза. Наверняка прошло секунд тридцать, не больше, но мне казалось, что этот путь никогда не кончится.
(твоя зеленая миля, приятель)
Саёри открыла дверь и затараторила что-то. Но я ее не слышал. Ни единого слова. Потому что пространство вокруг меня вдруг пошло рябью, как от камня, брошенного в воду. Я моргнул.
Перед глазами появилась аудитория литературного клуба… прямиком из ночного кошмара. Бледный лунный свет, сумрак и парты, сдвинутые полукружком.
Зажмурился.
Снова день. В аудитории было тепло и пахло чем-то цветочным. Снаружи капли уютно барабанили по стеклу — кажется, дождь все же пошел.
(что за хрень)
Я привалился к косяку и тяжело задышал. Пульсация в висках стала невыносимой, и я подумал, что сейчас моя многострадальная тыква наверняка лопнет. Как в «Сканерах». Картинка вновь пошла рябью. Вернулась луна. С невероятной отчетливостью (в разрешении 4к) я увидел, как Юри слизывает с лезвия ножа кровь. Услышал, как хрустят шейные позвонки Нацуки, когда ее голова проворачивается как у чертовой совы.
— С-сука, что происходит? — выдохнул я еле слышно.
Щелк — и передо мной появилась прежняя аудитория. Нацуки сидела у окна. Моника за столом копалась в бумагах, Юри, как всегда, на задней парте. Все трое резко бросили свои занятия, как только появились мы. Саёри продолжала что-то говорить. Я стоял в сантиметрах от нее и не мог разобрать ни слова — голову словно плотным пледом обернули. Я повернулся к подруге. Глаза заслезились, и из-за этого ее лицо казалось то бледным и пустым (мертвым?), то раскрасневшимся и испуганным.
Я попытался что-то сказать, но тут комната вдобавок ко всему еще и завертелась. Пол аудитории неожиданно стал ближе, а следом пришли темнота и тишина.
* «C» в американской системе оценивания (а ДДЛК — именно американская новелла) — троечка.
Глава 11
Первыми вернулись запахи. В нос ударила смесь ароматов дыма, паленой травы и… жареного мяса. Хорошего такого, добротного шашлычка на углях. Хм, это… неожиданно. Часто говорят, что шашлык — мужская еда и иначе быть не может, но ни батя, ни я толком его готовить никогда не умели. Вечно часть выходит полусырая, а часть до состояния угольков зажаривается. Плюс вся эта возня с выбором маринада… не мое вообще.
Но тот, кто сейчас заведовал невидимым мангалом, свое дело однозначно знал. Потому что аромат шел божественный. Я заморгал, с глаз упала черная пелена, и я обнаружил себя сидящим в большом плетеном кресле во главе стола. Богато накрытого стола. По всей видимости, кто-то грандиозное застолье собирал, потому что количества жратвы хватило бы на роту голодных солдат… Или на двух-трех Саёри. Нарезанные тонкими ломтями колбаса и сыр, маринованные грибы, огурчики, здоровенная сковорода с жареной картохой, плошка с аджикой… Рот помимо воли стал наполняться слюной. Щас бы неплохо картошечки заточить с грибами, после богомерзких тостов самое то. Кем бы ни был организатор этого фуршета, проставился он на славу.
Только кто он? И где я вообще? Последнее, что помню — как грохнулся на пол на заседании литературного клуба. Что-то странное произошло со мной сегодня. Странное даже на фоне всех остальных событий этой недельки. На истощение или стресс не очень похоже — я не первый раз ношусь взмыленный, как Спиди-гонщик на спидах. Когда заказчик закидывает билд вечером пятницы и требует его прочекать к утру субботы, это почти штатная ситуация. Переутомление отметаем. Что еще?
Отравиться мог? Вполне. Почему бы и нет, собственно. Конечно, тот напыщенный черт-метрдотель может сколько угодно затирать про то, какой высокий класс у его заведения. Да только понты в этом плане нихрена не значат. Один мой приятель как-то вел благотворительный вечер в одном очень пафосном местечке, куда ходят всякие действительно серьезные люди. Ну те, с часами стоимостью в десять моих годовых зарплат. И на «балу», последовавшем за официальной частью вечера, мой приятель умудрился отравиться креветочным салатом. До сих пор после этого в любимый японский ресторан не ходит. Так что статус в этом плане никакой роли не играет.
А может, я сам виноват. Сыпанул утром себе вместо кофе какой-нибудь дряни спросонья, наглотался, а потом пришел в школу…
(и умер)
Черт, надеюсь, что нет. Не хотелось бы окончить свое «прохождение» в корчах и агонии. Надеюсь, тот, кто этим миром управляет (если такая сущность вообще есть) не заставит меня переживать все заново.
Все эти варианты были вполне себе правдоподобными. Выбирай любой, Гарик, какой больше понравится. Однако в голове сиреной истошно гудела… не интуиция, а какое-то чутье. Как у Человека-Паука.
(ты становишься угрозой, брат. и теперь тебе так ненавязчиво дают понять, что высовываться нельзя, атата будет, а надо спокойно, потихонечку ехать по сценарию. говорить правильные слова и делать нужные выборы. знаешь ведь извечный русский вопрос — тебе что, больше всех надо, что ли?)
Не знаю, больше всех или нет, не измерял. А все-таки не хочется, чтоб литературный клуб превратился в отряд самоубийц. Никто из девчонок на Харли Квинн все равно не тянет.
Я кое-как выбрался из-за стола и размял плечи. Что-то в шее недовольно прохрустело, и по этому звуку я понял, что вернулся в свое прежнее тело. Гару застарелого сколиоза нажить еще не успел. Хотя уже уверенно встал на путь к нему. Я прищурился, приложил ладонь ко лбу, прикрываясь от припекающего солнца и осмотрелся. Никогда раньше здесь не был. Типичная такая провинциальная дача. Маленький щитовой домик, выкрашенный выцветшей зеленой краской, жить в таком на постоянке не будешь — так, переночевать пару раз сгодится. Участок тоже не ахти — не больше десяти соток, и сотками этими давно не занимались. Деревья понатыканы хаотично, сорняки кругом, теплица одна и та покосилась, укрывной материал на земле валяется. Мать бы мою сюда, вот она бы уж порядок навела, конечно…
— Игорян, здорово!
Теперь к остальным чувствам присоединился звук. И воспроизвел голос, который я не ожидал услышать.
— Виталя? — переспросил я удивленно.
— Ну а кто ж еще? — Виталя спустился с крыльца. В руках нес блюдо с шампурами и что-то еще, я не разглядел сразу, — садись давай, ща мы с тобой с пылу с жару, так сказать, подкрепимся.
В голове снова зашумело, но тихо, как бы фоном. Будто кто-то в другой комнате настроил старый черно-белый телек на канал с помехами. Только вот не было никакой комнаты.
(или была? и есть. та, в которой ты лег спать перед рабочим днем)
Тем временем Виталя водрузил блюдо на стол и вновь отошел к крыльцу. Щелкнул кнопкой магнитофона-бумбокса. Из динамиков полилось что-то в духе «дискотеки 80-х», кажется, Би Джис, но не Staying Alive, а что-то другое. Я этих ребят особо не котировал, очень уж фальцет пронзительный, быстро надоедает, но сейчас был очень рад слышать. Ритмы хорошо заглушили белый шум.
— Эт для настроения и аппетита, — радушно сообщил приятель, — да че ты стоишь-то? Садись, блин, и накладывай. Всего понемножку. Посмотри какой я шашлык запилил! Мясо отпад, шея свиная, с жирком…
Я повиновался и приземлился обратно в кресло. Взял на тарелку пару кусков шашлыка, добавил салата и грибов. Виталя не обманул… вроде бы. Вкуса я все равно не чувствовал — мысли были совсем в другом месте.
— Виталь, — начал я осторожно, — а мы где?
Он как раз откупоривал бутылку водки и замер. Мой вопрос его несколько… озадачил.
— Гарик, тебе бы отпуск взять! На даче у меня, в Сальватеевке, где ж еще, блин? Ты сам мне написал позавчера, что хотел бы отдохнуть, да не у кого. Я и предложил тебе вписаться на выходные сюда. Ща погоди, мы с тобой разогреемся, а вечером Миха со своими приедут, мы на реку съездим, тут недалеко, потом рыбу закоптим. Все чики-бамбони будет!
Какой, на хер, Миха, какая рыба? Может, я правда в бред впал, глюки ловить начал постоянно, провалы в памяти. Такими темпами скоро вот так выпаду из реальности, а потом обнаружится, что я кого-нибудь прирезал. Или меня кто-нибудь прирезал.