от он бы сейчас не сплоховал.
Так, если мой творческий метод в несознанке валяется, делать нечего, воспользуемся чужим.
— Саёри, дай, пожалуйста, чистый лист, — шепнул я.
Та оторвалась от собственного стихотворения и выдрала страничку из своего попугайного ежедневника.
— А ты что, не принес ничего, что ли? — поинтересовалась она, передавая мне бумагу.
— Когда? Я же весь вечер и ночь у тебя тусовался, потом уроки начались, а в клубе меня Нацуки отвлекла…
— Да ты и сам был не против! — шикнула в мою сторону Нацуки, — свои косяки на меня сваливать не надо!
— Это не косяк, — возразил я, — а просто недостаток планирования…
— Картошка-картофель, — парировала коротышка, — просто слова заумные подбираешь и…
В аудитории многозначительно кашлянули. Я поднял голову. Моника стояла у доски и строго смотрела на нас.
— Я понимаю, что у вас наверняка имеется множество животрепещущих тем для обсуждения, но позвольте мне закончить, хорошо?
— Да, госпожа, будет исполнено, — я изобразил настолько достоверный голос безмозглого зомби, насколько смог, — нам оооооооочень интересно.
Получилось неплохо. Правда, дисциплины это не прибавило — Саёри захихикала. Нацуки сдерживалась поначалу, но в итоге тоже к ней присоединилась.
— Госпожа писать буквы, — подхватила коротышка, — писать долго, читать долго, много буков, моя не осилить…
Тут уже заорал я, в голосину. Нацуки сама того не подозревая, воспроизвела мемес, очень расхожий в наших интернетах. Если подумать, то это уже второй после «черепашек» в манге Нацуки звоночек за сегодня. Совпадение? Да черт его знает. Вдруг тут и правда есть связь с реальностью. Просто реализована она иначе, на другом уровне. Я просто пока не понимаю, на каком.
У Моники, однако, настроение было не самое радужное. Она раздраженно вздохнула и уселась за стол преподавателя.
— Я всем вам раздам упражнения на повышение концентрации внимания к следующему заседанию, — проворчала глава нашего клуба, — что за детский сад?
— В детском саде номер восемь раздаются голоса, — пробормотал я.
Моника прищурилась.
— Что ты сказал, Гару? Хочешь прочесть свое стихотворение прямо сейчас?
(если ты выступишь с этим шедевром народного творчества, то тебя ссаными тряпками из клуба выгонят. и по школе объявления повесят, что ты опасный элемент, маргинальный)
— Я, пожалуй, повременю, Мони, — ответил я, нервно сгибая край листа, — все равно у тебя такое блистательное выступление, что любой поэт после него как цирковые обезьянки на великах после «Битлз».
Подозревал, что как и всякая начинающая «королева драмы», Моника любит комплименты, даже такие откровенные, прямо в лоб. И не ошибся. Она слегка смешалась, даже порозовела. Руки взметнулись к волосам, одернули белый бантик.
— Ну, это ты, конечно, загнул, Гару, но… но спасибо, — ответила Моника, — однако не думай, что легко отделался. Из вас я довольна только Юри! Хотя бы кто-то умеет внимательно, вдумчиво слушать…
— А? — Юри подняла голову и часто-часто заморгала. Я готов был поставить сотку на то, что она бы и строчки из поэмы Моники сейчас не воспроизвела.
Нашла кого спрашивать, смешно даже Юри постоянно вращается снаружи всех измерений, особенно если
(есть в кармане пачка сигарет)
нет, если есть книжка страниц на пятьсот-шестьсот. Моника улыбнулась, да, но как-то очень кисло.
— Благодарю всех за внимание, — сказала она, — пожалуй, с моей стороны было ошибкой предположить, что все относятся к клубу столь же серьезно. Но я вас услышала, ребята. Впредь буду умнее. Из-под палки никого принуждать к участию не буду, поэтому вы вольны делать что пожелаете. На этом собрание окончено, вы свободны.
С этими словами она сгребла со стола бумаги, дабы засунуть их в сумку. Однако от нервов переборщила, и вместо этого целая кипа свалилась мимо. Разлетелась по всей аудитории.
Моника зашипела сквозь зубы и опустилась на корточки. Саёри и Нацуки переглянулись. Лица у них были печальные и виноватые. Я поднялся из-за парты.
— Погоди, — сказал я, — щас помогу.
— Не надо, — глухо ответила Моника, — сама справлюсь. Сиди, развлекайся.
Мне невероятно захотелось сказать что-нибудь в духе, мол, черт возьми, женщина, ты че вытворяешь? Сама ведь знаешь, что никакого фестиваля не будет, к чему эта пустая нервотрепка-то? Но поскольку в аудитории мы были не одни, я этого не сделал.
— Моника, — я наклонился к ней, — мы ж не со зла. Ну пошутили чутка, что такого? Мы же не считаем, что ты плохие стихи пишешь или скучно их рассказываешь. Просто сегодня у всех хорошее настроение. Пусть и не очень… рабочее.
На самом деле в последнем я не был уверен, хотя бы из-за Юри, но ни к чему такой посыл важный портить.
— Разве не здорово, когда всем в твоем клубе кайфово, м?
— Н-наверное, — признала она, — а это так?
Я ободряюще похлопал ее по плечу.
— Не буду за всех говорить, но мне — очень даже. И атмосфера, и компания — все как надо.
(вот еще бы мозгоразрывающих багов со скримерами поменьше — и совсем замечательно будет)
— С-согласна с Г-гару, — подала голос Юри, — мне… мне непросто на уроках. Это п-постоянный стресс, особенно к-когда надо у-устно отвечать или в-выступать с д-докладом. Но здесь… здесь я о-отдыхаю и п-прихожу в себя перед тем, как идти д-домой.
— Жиза, — подхватила Нацуки, — это единственный спокойный часок, который я могу за целый день урвать.
(да уж, кажется, насчет бати-домашнего тирана все правда. с этим тоже придется что-то делать)
Что именно? Что ты предлагаешь? Табло ему начистить я не смогу при всем желании, физуха к тому не располагает. Обычный мужик, даже пропитый и в возрасте «за сорок» мне все кости переломает нахрен. Или я сам сломаю что-нибудь, попытавшись ударить. Плечо вывихну, например.
— Мони, — Саёри подобралась к нам и обняла подругу за плечи. Попутно она задела ногой собранную мной кучку бумаг, и они снова рассыпались по полу, — не переживай, нервные клетки не останавливаются!
— Не восстанавливаются, — поправила Моника.
— Ты что, от Гару эту дурацкую привычку подхватила? — Саёри насупилась и в отместку развязала белую ленту в волосах Моники, из-за чего вся прическа главы клуба пошла насмарку.
— Что это ты творишь? — возмутилась Моника, напрочь забывая про раскиданные документы, — такое поведение недостойно вице-президента, Саёри.
Та уже радостно ретировалась на место. Вместе с лентой. Весь ее вид говорил о том, что она ничуть не сожалела о содеянном и с удовольствием провернула такой фокус еще разок, если получится. Еще ее физиономия говорила о том, что на ланч Сайка заточила как минимум две шоколадные печеньки. Весь воротник был усеян коричневыми крошками. Ну хоть умыться догадалась, и то хорошо.
Наконец я сложил бумаги в стопку.
— Так, Моника, я закончил, куда складывать…эй, ты меня слышишь?
Ноль ответа. Я выпрямился и оглядел ее. Кулаки сжаты, взгляд пристальный, жесткий, буквально прожигает Саёри. Сейчас перед нами очутилась Моника из третьего акта, и от этого делалось как-то не по себе. Вспомнились передачи из детства про дикую природу с канала «Animal Planet». Там очень любили показывать, как львы в саваннах, в каких-то желтых степных камышах поджидают антилоп, чтоб потом их сожрать вместе с копытами и рогами.
— Эй, все в норме? — я обеспокоенно взял ее за локоть, — может, присядешь?
Она вырвала руку из моей хватки.
— Более чем, Гару, благодарю, — сказала она холодно. Чеканила каждое слово, — я просто сделаю то, что уже давно должна была сделать. Будь благоразумен и не мешайся под ногами.
Моника направилась к Саёри. Та раскрыла ежедневник и принялась что-то оживленно рисовать маркером прямо на корочке. Внимания на приближающуюся к ней фурию она не обращала.
(помнишь, как Джон Уик убивал людей карандашом? как думаешь, а ей слабо?)
Что бы это ни было, проверять я не хотел. Но было уже поздно. Моника нависла над незадачливой дурочкой. Распущенные волосы падали на плечи и спину. Не, это уже не лев, это, черт возьми, анаконда. Как в старом фильме с Дженнифер Лопес и рэпером Айс Кьюбом. Видеокассетная, мать ее, классика.
Нацуки тоже неожиданно притихла и постаралась стать незаметной. Благоразумное решение, спорить не буду.
— Ты продемонстрировала вопиющую непочтительность, Саёри, — медленно произнесла Моника, — и было бы неправильно с моей стороны проигнорировать такое поведение…
— Моника, т-ты меня пугаешь, — робко произнесла Сайка.
Да и не только ее. Мы тут все на измену присели, нелитературно выражаясь. Даже Юри оторвалась от своего блокнота и теперь наблюдала за сценой, нервно покусывая кончик ручки.
(а это не твоя случаем?)
Может, и моя, сейчас оно значения не имеет. Моника же не настолько дурная, чтоб жестко сбивать скрипт и устраивать кровавую баню прямо на собрании, ведь так? Так?
— Хоть ты и моя подруга, статус президента литературного клуба обязывает меня отреагировать на нанесенное оскорбление должным образом, — продолжила Моника.
— Оскорбление? — возмутилась Нацуки, — я понимаю, что ты каждый день перед школой два часа марафетишься, но это уж слишком!
Моника ее проигнорировала. Как, впрочем, и всех остальных. Она вытянула руку… и
…сдернула с головы Саёри ее красный бантик, после чего от души потрепала подругу по волосам. Да что там потрепала — взлохматила так, что Сайка стала похожа на какого-нибудь чокнутого профессора, пережившего взрыв в лаборатории.
— Ты водишь, — усмехнулась Моника.
После этой фразы в аудитории начался сущий кошмар. Саёри с хохотом соскочила со стула и ринулась в погоню.
— Ах ты вредина, — закричала она, — я чуть сердечный приступ не хватанула! Разве можно так пугать? Это не по-подружески!
— Будет тебе уроком, — пояснила Моника, — Никто со мной не шутит.
Они стояли друг против друга, как ковбои в каком-нибудь дешевом итальянском вестерне. Только перекати-поля не хватало и музыки Морриконе, блин. Обе замерли в напряжении. Впрочем, ничего настоящего в нем, этом напряжении не было. Глаза у обеих лучистые, смеющиеся, с игривыми искорками.