— Вам знаком романс Гурилёва «Вам не понять моей печали»? — поинтересовалась девушка.
Граф задумался, вспоминая строки пронизанного печалью романса. Мотив был ему знаком, но он был не уверен, что сможет воспроизвести его на слух, не имея перед собой нот.
— Мелодия мне знакома, но я не уверен, что не испорчу вашего дивного исполнения своей отвратительной игрой, — честно признался он.
— И всё же, давайте попробуем.
Бахметьев молча кивнул головой и, пробуя на слух клавиши, определив, наконец, нужную ноту, заиграл вступление. Олеся пела превосходно, самозабвенно и, казалось, лишь для него одного, не отводя взгляда от его сосредоточенного лица. Граф и в самом деле играл отвратительно, несколько раз сбивался, но исполнительница предпочла не замечать тех промахов и допела романс до конца.
— Натали, может быть, вы сыграете? — обратился к старшей генеральской дочери граф, едва стихли восторги по поводу пения Олеси.
Натали не стала возражать и, присев к инструменту, заиграла первую часть четырнадцатой сонаты Бетховена, обыкновенно называемую «Лунной сонатой». Георгий, слушая музыку, остановился за креслом, в котором сидела Олеся.
— Георгий Алексеевич, могу я говорить с вами откровенно? — чуть повернувшись в его сторону, поинтересовалась девушка, поправляя рыжий локон так, чтобы графу был виден изящный изгиб тонкой шеи.
— Я весь внимание, mademoiselle, — отозвался Бахметьев.
Олеся указала глазами на небольшой альков в самом дальнем углу комнаты, где стоял нотный пюпитр, и лежали музыкальные инструменты. Там они могли бы говорить, не будучи услышанными, оставаясь при этом у всех на виду. Вздохнув, граф подал руку девушке, помогая подняться и провожая до небольшого диванчика в уединённой части музыкального салона.
— Я вас слушаю, — остановился он перед ней, когда Олеся присела на диванчик.
— Не стану ходить вокруг да около. Мне кажется, я слишком поспешила с выводами в Покровском, когда застала вас…
— У mademoiselle Воробьёвой? — вздёрнул бровь Бахметьев.
Олеся залилась румянцем и кивнула головой.
— И какие же выводы вы сделали? — вкрадчиво поинтересовался Бахметьев.
— Мне показалось, что у вас связь с ней, — краснея ещё больше, тихо обронила девушка.
— Чего вы ждёте от меня? Подтверждения или опровержения? — поинтересовался граф.
— Правды! — посмотрела ему в глаза Олеся.
Бахметьев нахмурился. Прекрасный момент рассказать всю правду и раз и навсегда покончить с матримониальными притязаниями семейства Епифановых и его матери, но вряд ли Вера заслуживает того, чтобы он в пух и прах развеял то, что осталось от её репутации в угоду собственным желаниям.
— Я не состою в связи с mademoiselle Воробьёвой, — не моргнув глазом солгал Бахметьев.
— Я знала, что это всего лишь слухи, — озарилось радостью лицо Олеси. — Не понимаю, отчего моя тётушка решила, что вы увлечены этой девицей? Но, что вы делали во флигеле?
— Княгиня Уварова подсунула мне записку, в которой Вера Николавна якобы просила меня о неотложном разговоре, — признался Бахметьев.
— Но зачем!? — удивлённо воскликнула девушка.
— Мне о том неведомо, — уклонился от ответа граф. — Это все, что вы желали знать?
— Простите. Я не должна была вас выспрашивать, — смутилась Олеся.
— Не извиняйтесь, — вздохнул Бахметьев, понимая, что сам только что затянул удавку на собственной шее, дав mademoiselle Епифановой ложную надежду.
«Впрочем, отчего ложную? — бросил быстрый взгляд на девушку, Георгий Алексеевич. — Женитьба на Олесе — не повод, дабы порвать с Верой», — решил он.
Глава 19
Утро поначалу выдавшееся туманным и не сулившим удачной охоты, с первым лучом солнца преобразилось. Туман осел, явив взору вызолоченный восходящим солнцем берег озера, заросший камышом и осокой. Звенящая тишина нарушалась только тихим стуком копыт неспешно бредущих лошадей. Легавая графа, по кличке Демби нетерпеливо поскуливая, закрутилась на одном месте. Георгий Алексеевич спешился, ласково потрепал собаку по холке и поправил ружье, висевшее на плече.
— Дальше пешком пойдём, — обратился он к генералу, обозревавшему окрестности, сидя в седле.
— Хорошо-то как у вас здесь, — жмурясь от удовольствия, подставил лицо солнечным лучам Андрей Павлович. — Я уж забыл, когда последний раз охотился, — вздохнул он, спешиваясь со своего жеребца.
Оставив лошадей на попечение егеря, Бахметьев и Епифанов зашагали к озеру. Легавая, почуяв дичь, встала в стойку и, получив команду от хозяина, ринулась в шуршащие на лёгком ветру заросли осоки. Бахметьев снял с плеча ружье и вскинул его наизготовку. Генерал последовал его примеру. Захлопав крыльями, утка, потревоженная собакой, взмыла в воздух. Грянул выстрел и птица, не успев набрать высоту, камнем упала в озеро, подняв небольшую волну.
— Хороший выстрел, ваше сиятельство, — с оттенком лёгкой зависти в голосе, заметил генерал.
С громким плеском легавая последовала за подстреленной птицей и, вынырнув на поверхность с добычей в зубах, поспешила положить ту у ног хозяина. Граф молча погладил собаку по мокрой шерсти рукой, затянутой в замшевую перчатку.
— Повезло, — небрежно обронил Бахметьев, мысленно попеняв себе за спешку.
Надобно было дать генералу сделать первый выстрел.
— Ищи, — указал он легавой на берег озера.
Собака послушно потрусила в камыши, а охотники побрели вдоль берега в ожидании новой добычи. На другой раз легавой удалось поднять в воздух целую стайку перепуганных птиц. Охотники вскинули ружья, произведя три выстрела. Несколько раз Демби ныряла в озеро за добычей, вытащив из воды три птицы.
— Метко стреляете, — уже не скрывая досады, пробормотал генерал.
— Так моя только одна, — пожал плечами граф, подбирая птицу.
Лицо Андрея Павловича просветлело. И в самом деле, Бахметьев уже стрелял, значит, в ружье оставался только один патрон. Стало быть, поровну.
— Вы не только по уткам метко стреляете, — заметно повеселевшим тоном, добавил генерал.
Бахметьев нахмурился, понимая, куда клонит его спутник. Георгию Алексеевичу вовсе не хотелось начинать сей разговор, но Андрея Павловича было уже не остановить.
— Уж вы, ваше сиятельство, барышням головы кружите не менее ловко, — смеясь и подмигивая ему, заговорил Епифанов.
— Не замечал, — улыбнулся Бахметьев.
— Да будет скромничать вам, — хлопнул его по плечу Андрей Павлович. — Вон Олеся моя глаз с вас не сводит. Что ходить вокруг да около. Я вам прямо скажу: рад, очень рад буду видеть вас своим зятем.
— Мы с Олесей Андревной пока не говорили о том, — попытался уклониться от ответа Бахметьев.
— Как я скажу, так и будет, — топнул ногой Епифанов. — Отец я ей или не отец, — напустил на себя грозный вид генерал.
Бахметьев вздохнул. Епифанов ждал его ответа, и отвечать надобно было прямо. «Будь, что будет», — решился он.
— Андрей Павлович, я к вашей дочери питаю искреннюю симпатию. Иными словами, Олеся Андревна, дав согласие, стать моей женой, сделала бы меня много счастливее.
— Так за этим дело не станет, — довольно улыбнулся Епифанов. — Я рад, очень рад, — протянул ему руку генерал.
Пожав широкую ладонь Епифанова, Бахметьев подозвал Демби. Желание охотиться пропало. Побродив ещё некоторое время по берегу, охотники вернулись к тому месту, где оставили лошадей.
— Слышал я, засиделись вы в штабе, — как бы, между прочим, обронил генерал, по дороге обратно в усадьбу.
Бахметьев кивнул головой:
— Не служба, а болото какое-то, — вздохнул граф. — Да и проверки эти инспекторские — сущая скука.
— И что же повышения пока не предвидится? — поинтересовался Епифанов.
— Увы, — пожал плечами Георгий Алексеевич.
— Ну, так этому делу поспособствовать можно, — тихо заметил Андрей Павлович. — У меня ещё остались нужные связи. Я в ваши годы, уже эскадроном командовал.
Бахметьев заметно оживился. Перспектива продвинуться по службе была бы приятным дополнением к намечающейся женитьбе.
Полагая дело решённым, Андрей Павлович уже за ужином провозгласил тост за грядущее счастливое событие. Олеся наградила Бахметьева сердитым взглядом. Ей бы очень хотелось, чтобы Георгий Алексеевич объяснился с ней лично и просил бы её руки у неё, а не решал все за её спиной с папенькой. Но вскоре недовольство сошло на нет, поскольку представляя себе, что в течение сезона она предстанет в столичном свете уже как невеста графа Бахметьева, Олеся погрузилась в радужные мечты. Дату венчания пока не обговаривали, графиня намекнула, что было бы неплохо сразу после Рождественского поста сыграть свадьбу, Татьяна Михайловна поспешила с ней согласиться. В одно сошлись: оглашение следовало сделать уже сейчас.
После ужина сели играть в вист. Натали и Татьяна Михайловна составили пару против Лидии Илларионовны и Андрея Павловича. Олеся играть отказалась, а поскольку игра требовала чётного количества игроков, Бахметьев тоже не стал принимать в ней участия. Уединившись у окна гостиной с Олесей, граф покорно выслушивал претензии своей теперь уже невесты.
— Я всё же ждала, что прежде, чем решать всё с моим папенькой, вы со мной изволите поговорить, — попеняла ему девушка.
— С вашим папенькой трудно сладить, — усмехнулся Бахметьев, взяв её за руку и осторожно поглаживая тонкие пальчики. — Он у вас, Олеся Андревна натура весьма прямолинейная и ответов требует чётких и ясных на поставленные вопросы.
Олеся опустила ресницы, тонкие пальчики чуть заметно подрагивали в ладони Георгия Алексеевича.
— Это вы верно подметили, Георгий Алексеевич, — вздохнула девушка.
— Коли вас так огорчает, что я не просил вашего согласия, я могу сие исправить прямо здесь и сейчас, — опустился на одно колено Бахметьев.
— Не надобно, Жорж, — ахнула Олеся, — я не к тому говорила. Мне казалось, что столь серьёзные вопросы мы могли бы прежде между собой обговаривать.
— Олеся Андревна, — поднялся Бахметьев, усаживаясь подле генеральской дочери, — коли вы не желает