Безрадостные размышления прервал негромкий стук в двери будуара.
— Входи, — отозвалась Вера, безошибочно определив, что обеспокоить её решилась Катерина.
— Вера Николавна, — остановившись на пороге, начала девушка, — меня дворецкий за вами послал. Там человек пришёл. Спрашивает, есть ли какая работа в усадьбе?
— Какой человек? — нахмурилась Верочка.
— Обыкновенный мужик, — пожала плечами Катерина, — да я его и не разглядела толком.
Поначалу Вера думала отослать горничную с отказом, но после передумала. Коли человек пришёл в поисках работы, стало быть, нужда у него имеется. Негоже отказывать в помощи даже не выслушав его.
В передней переминался с ноги на ногу высоченный широкоплечий детина. Завидев княгиню, малый подобострастно поклонился.
— Мне сказали, ты работой интересуешься? — окинув его беглым взглядом, осведомилась Вера.
Одёжа его выглядела хоть и поношенной, но вполне опрятной. Борода аккуратно подстрижена, в общем, впечатления бродяги и разбойника он не производил.
— Ваше сиятельство, не откажите, — совершенно неожиданно для всех детина бухнулся на колени перед княгиней Одинцовой. — Коли бы не нужда, да не горе… — на глаза мужика навернулись слёзы. — Я три года в Евпатории в рыбацкой артели как проклятый батрачил, думал денег каких скоплю, избу справлю, тяте с мамкой помогу, а дружки мои меня обокрали, да и бросили здесь в Пятигорске. Мне бы хоть на дорогу до дому собрать.
— Ты откуда родом будешь? — мягко спросила Верочка, рукой сделав знак подняться.
— Из Тульской губернии, — с готовностью ответил мужик.
— Что делать умеешь? — больше для виду продолжила она расспросы.
— Да я, барыня, все могу. Любая работа мне по плечу: надобно — дров наколю, воды принесу, в плотницком деле разумею.
— Звать-то тебя как? — вздохнула Верочка, размышляя о том, что можно просто дать ему денег и отправить восвояси.
— Григорием, — отозвался мужик и замер в ожидании её решения.
— Сколько тебе надобно, чтобы до дому добраться? — поинтересовалась Верочка.
Мужик обиженно засопел, недобро зыркнув на молодую женщину из-под кустистых бровей:
— Мне, ваше сиятельство, подачки без надобности. Григорий Вакулов — человек честный и зарабатывать привык своим трудом.
— Прости, ежели обидела ненароком, — смутилась Вера. — Коли жалованье лакея тебя устроит, то оставайся. Прохор, — обратилась она к дворецкому, — пристрой его.
— Благодарствую, барыня. Век доброты вашей не забуду, — снова попытался упасть ей в ноги Гришка, но Вера жестом остановила его.
Григорий ей чем-то не понравился, вот только объяснить, чем именно, Вера, пожалуй, не смогла бы. Вернувшись в свои покои, она попыталась было уговорить себя, что поступила по-христиански, что надобно помогать ближнему своему, но безотчётная тревога так её и не покинула. «Странно, что он отказался взять денег, ведь мог бы вернуться домой куда быстрее, хотя может, не пожелал возвращаться с пустыми руками. Впрочем, что мне за дело до того мужика, — попыталась она отмахнуться от назойливых дум, — со своими бы делами разобраться», — вздохнула Верочка.
Рука сама потянулась к верхнему ящику бюро, где в самом низу, под шкатулкой с украшениями лежал конверт без подписи. Она, наверное, уж в сотый раз перечитывала дорогие сердцу строки, и всякий раз душа, будто замирала от пьянящего восторга от того признания, что несли в себе слова, написанные ровным чётким почерком. Не смогла сжечь записку, хотя следовало бы уничтожить сие доказательство супружеской неверности. Заслышав шаги за дверью, Верочка торопливо спрятала письмо в ящик бюро и, поднявшись со стула, отошла к окну, делая вид, что весьма заинтересована происходящим в осеннем парке.
— Вера Николавна, — осмелился заглянуть в комнату Фёдор, камердинер Одинцова, — Иван Павлович просили вас прийти.
— Иду, — бросила тоскливый взгляд на настольные часы Вера.
Минутная стрелка приближалась к двенадцати, а часовая остановилась на двух. Видимо, Георгий уже пришёл к месту встречи, вот только дождаться ему не суждено. Madame Одинцова поспешила вслед за слугой, гадая зачем супругу понадобилось её видеть.
— Верочка, — чуть заметно улыбнулся Одинцов и отослал Федора взмахом руки, — проходи, присаживайся. Мне говорить с тобою надобно.
— О чем, Иван Павлович? — аккуратно присев на краешек софы, поинтересовалась Вера.
Одинцов смерил жену тяжёлым пристальным взглядом:
— У меня сложилось впечатление, что его превосходительство полковник Бахметьев знаком вам довольно давно.
— Вы ошибаетесь, Иван Павлович, — отвела глаза Верочка. — С Георгием Алексеевичем мы познакомились здесь, в Пятигорске у madame Добчинской. Не понимаю, к чему вы расспрашиваете меня о том? — осознав, что, оправдываясь, только укрепит супруга в его подозрениях, вскинула она голову и прямо посмотрела в глаза князю.
— Простите, коли невольно оскорбил вас, — смутился Одинцов. — Мы прожили с вами четыре года и за это время вы ни разу не дали мне повода сомневаться в вашей порядочности, чему, признаться, я очень рад. Мне хотелось бы, чтобы и впредь ваше имя не упоминалось в разного рода скандальных историях. Надеюсь, я ясно выразился.
— Вполне, — поднялась с софы Вера. — Если это всё, о чём вы хотели говорить со мной, я, пожалуй, пойду.
— Конечно, не смею вас задерживать, — отозвался князь. — Одна маленькая просьба. Не могли бы вы послать за Алексеем Андреевичем? Я сегодня неважно чувствую себя.
Вера молча кивнула, устыдившись собственной лжи и поступков. Её муж старый и больной человек, а она обманывает его самым бессовестным образом. Однако, только подумав о том, что правильно было бы написать Георгию и попросить не искать с ней встреч, едва не застонала вслух. Потому как не было страшнее муки: знать, что он рядом и добровольно отказаться от счастия быть с ним. Душа её словно бы разрывалась на две части. Одна её часть требовала незамедлительно порвать с Бахметьевым, другая — кровью обливалась при мыслях о разлуке с тем, кого так и не смогла позабыть за долгих четыре года.
Закусив губу, дабы удержать слёзы, что уже щипали глаза, Верочка поспешила разыскать Егора, вот уже второй год служившего у Одинцовых конюхом и возницей, дабы послать за Куницыным экипаж, но на глаза ей попался Григорий, осматривающий треснувшую раму старинного портрета одного из предков Одинцова, висевшего в холле сразу за передней.
— Григорий, — поманила она его рукой. — Разыщи конюха нашего Егора, пусть сию минуту за доктором выезжает.
— Никак его сиятельству дурно? — полюбопытствовал новый слуга.
— Жаловался на недомогание, — вздохнула Вера, которой хотелось немедля вернуться в свои покои и уж там дать волю слезам, теснившим грудь.
Григорий заторопился на выход. В распахнутую входную дверь стало видно, что дождь всё же начался и его косые струи, сбиваемые порывами сильного ветра, нещадно хлестали уже увядающие в вазонах на крыльце астры. Вере вдруг представилось, что Жорж совершенно один в гроте Дианы смотрит на дождь и, может быть, всё ещё надеется, что она придёт. Картина это столь сильно взволновала её, что она уже хотела окликнуть Григория и сказать, что сама поедет за доктором, с тем, чтобы хоть на минутку забежать в Екатерининский парк и сказать Георгию о том, как сильно любит его. Но все это было решительно невозможно. Пришлось бы придумать правдоподобный предлог для Егора, объяснить, что понадобилось ей в подобное ненастье в городском парке.
Мысли княгини Одинцовой были недалеки от истины. Граф Бахметьев явился к условленному месту свидания немного загодя и ныне, созерцая сплошную завесу дождя, понимал, что был абсолютно прав, предполагая, что Вера не придёт. Да и кому в здравом уме придёт в голову гулять под проливным дождём? Память вернула его в прошлое четырёхлетней давности, в тот самый день, когда он, узнав, что Верочку рассчитали Уваровы, сломя голову, вырвав у нерасторопного возницы поводья, запрыгнул в коляску и отправился искать её под точно таким же проливным дождём. Тогда он нашёл её совершенно промокшую и несчастную у ворот почтовой станции, и с этого самого дня началась их история. Может быть, ещё тогда ему впервые подумалось о том, что в его жизни произошло нечто, что навсегда переменило её.
Ждать далее было бессмысленно, дождь набирал силу с каждой минутой. Подняв воротник сюртука и втянув голову в плечи, Бахметьев шагнул под ледяные струи и торопливо зашагал по скользкой от грязи тропике к выходу из парка. Он приехал верхом, и предстояло ещё добираться до штаба полка. Мелькнула мысль поехать в гостиницу переодеться, а уж потом, воспользовавшись экипажем, явиться к месту службы, но вспомнив о том, что его адъютант настойчиво пытался о чем-то ему поведать, тогда, как он отмахнулся от него, понимая, что рискует опоздать на свидание с Верой, коли промедлит ещё немного, поехал прямо в штаб.
По дороге он совершенно вымок. Холодные порывы ветра пробирали до костей. Явившись в свой кабинет, Георгий повесил насквозь мокрый сюртук на спинку стулу, поморщился, глядя, как под ним начали собираться лужицы от стекающей на пол воды. Оставшись в мокрой рубахе, он окликнул караульного дежурившего у дверей в кабинет и приказал тому разыскать поручика Адземирова, так настойчиво рвавшегося поговорить с ним с самого утра.
Амин Адземиров, прежде служивший адъютантом у Рукевича, своё новое начальство не то, чтобы недолюбливал, но того же трепетного уважения, что и к Аполлинарию Фомичу отнюдь не питал, считая молодого полковника штабным выскочкой, не нюхавшим пороха. Ни для кого не было секретом, что из штаба в командиры полка чаще всего уходили именно затем, чтобы в недалёком будущем получить генеральские погоны.
Но поговорить он собирался вовсе не о личной неприязни, что вызвал у него новый командир. Амин не приветствовал доносительства и сам никогда подобным не занимался, но и к несправедливости любого рода относился совершенно нетерпимо. Коли новый командир не желал замечать того, что происходило прямо у него под носом, кто-то должен был раскрыть ему глаза. Конечно, требовалось сначала разобраться во всем, но прежде, чем разбираться, надобно было вообще знать о ситуации, что сложилась со снабжением полка провиантом. Всё это было тем более удивительно, что интендант полка всегда слыл человеком в высшей степени порядочным, и в казнокрадстве за два десятилетия безупречной служб