— Ваше сиятельство, — наконец, решилась она, — вам отдохнуть надобно. А то не ровен час, сами в постель сляжете.
Вера обернулась, поднялась с кушетки и окинула комнату быстрым взглядом:
— Прибери здесь всё, — велела она.
Взгляд остановился на простреленном мундире, оставшемся сиротливо висеть на стуле. Погладив золотой погон кончиками пальцев, Вера решительно сняла его со спинки стула и протянула Дуняше:
— Это пусть в Бахметьево отвезут.
«Только так! Чтобы даже воспоминания не осталось!» — проводила она глазами горничную. Права Лидия Илларионовна. Что хорошего она принесла Георгию? Карьера, репутация, да и сама жизнь — всё к чертям! И лишь она одна во всём виновата!
На следующий день в Покровское явился Турмалинов. Следователю понадобилось записать свидетельские показания княгини, но пощадив молодую женщину, он не стал вызывать её на допрос в столицу, а сам приехал в имение.
Аркадия Петровича проводили в кабинет и оставили там дожидаться хозяйку усадьбы. Оставшись один, Турмалинов, разглядев на кромке ковра бурые пятна, опустился на колени, всматриваясь в них. Увлёкшись своим занятием, он даже не заметил, когда madame Одинцова ступила на порог.
— Аркадий Петрович, — кашлянула Вера, стремясь привлечь его внимание.
— Ох, простите, Вера Николавна, — поднялся с колен Турмалинов и отряхнул брюки. — Я вас надолго не задержу.
— Вы по поводу Караулова? — жестом предлагая присесть, поинтересовалась Вера.
Аркадий Петрович утвердительно кивнул. Взгляд Веры невольно задержался на испачканном кровью ковре. Княгиня побледнела, от Турмалинова не укрылось, как задрожали её тонкие пальцы, и она, дабы унять волнение, переплела их между собой.
— Спрашивайте, — присела в кресло madame Одинцова, стараясь более не смотреть в ту сторону.
— Я понимаю, что вам, конечно же, тяжело вспоминать, — заговорил Турмалинов, — но мне просто необходимо, чтобы вы припомнили всё в мельчайших подробностях.
— Я постараюсь, — вздохнула Вера. — Пётр Родионович приехал где-то в час пополудни и пришёл в этот самый кабинет.
— Вы уже были здесь? — уточнил Турмалинов.
— Совершенно верно, — кивнула княгиня. — Он, угрожая мне оружием, уж не знаю, где он его взял, требовал денег. Потом появился Жорж, о, простите, граф Бахметьев.
Вера прикрыла глаза, восстанавливая в памяти картину того дня.
— Я достала ключи от сейфа из ящика стола, протянула их Караулову, но он велел мне самой открыть сейф. Георгий Алексеевич попытался забрать у него пистолет, а потом выстрел… Простите, — поднесла она платок к глазам, — дальше всё как в тумане. Помню только, что ударила его по голове вот этой чернильницей, — кивнула она стол.
Турмалинов что-то быстро писал в записной книжке и оторвался от своего занятия, когда княгиня умолкла.
— Револьвер Пётр Родионович украл у своего поверенного господина Тоцкого. Парфён Игнатьевич уже дал показания. Совсем забыл! — улыбнулся Аркадий Петрович. — Я документы вам привёз, — полез он в свой портфель. — Вера Николавна, я, помнится, давал вам слово, что история вашего происхождения останется тайной, — протянул он княгине конверт с бумагами, — но боюсь, тогда весьма сложно буде доказать причастность господина Караулова к убийству вашего отца князя Уварова.
— Мне хотелось бы избежать огласки, — подавила тяжёлый вздох Верочка.
— Мне жаль вас огорчать, но вряд ли удастся её избежать. Дело господина Караулова будет рассматривать суд присяжных, а это публичный процесс. К тому же господин Тоцкий дал показания. Даже если Пётр Родионович будет отрицать свою вину, показаний его поверенного будет вполне довольно, чтобы вынести обвинительный приговор. Вам тоже придётся давать показания в суде. Я не желаю вас пугать, только лишь предупредить.
Вера опустила голову, соглашаясь с его словами.
— Скажите, Вера Николавна, — смутился Турмалинов, — а с Георгием Алексеевичем я смогу побеседовать?
— Для того вам придётся проехать в Бахметьево, — отозвалась Верочка. — Только боюсь, граф мало чем будет вам полезен нынче. Ранение тяжёлое…
— И всё же я съезжу. Вы ничего не желали бы передать его сиятельству? — осведомился Турмалинов. — Может записку?
— Нет, благодарю, ничего, — поднялась с кресла Верочка.
— Я сообщу вам о том, когда будут назначены слушанья, — прощаясь, откланялся Турмалинов.
После отъезда следователя дни потянулись однообразно и мучительно медленно. Вера и не надеялась, что графиня Бахметьева сжалится над ней и пришлёт ей весточку о состоянии Георгия. И эта безвестность сводила с ума. Она никуда не выезжала, не принимала у себя с визитами, её положение вдовы служило ей весьма надёжной защитой от досужего любопытства соседей. Раз она решилась написать сама, но, как и стоило того ожидать, Лидия Илларионовна на её письмо не ответила.
Заканчивался февраль, готовились встречать масленицу, но в Покровском было тихо. Чувствуя мрачное настроение хозяйки имения, и дворня притихла.
— Как в склепе, ей Богу! — жаловалась дворецкому Дуняша.
— При Елизавете Петровне и то веселее было, — согласился тот.
— Ходит вся в чёрном, как монашка, молчит, не ест ничего, скоро так тень от неё останется. Того и гляди вслед за бабкой отправится, — шептала Дуня.
— Типун тебе на язык, девка! — в сердцах отозвался дворецкий и застыл под пристальным взглядом молодой княгини.
Ни горничная, ни дворецкий не заметили её. Когда подошла? Что слышала? Стушевавшись, прислуга занялась своими делами, а Верочка решила наведаться в храм в Покровское. Может, людская молва, что ей подскажет.
На Прощённое Воскресенье в храме в Покровском яблоку негде было упасть. Вера, стараясь не привлекать к себе внимания, стояла в стороне от общей массы прихожан. Собралось мелкопоместное дворянство, мещане, ближе к входу толпился рабочий и крестьянский люд. Храм в селе Покровском был одним из самых больших в округе, но всё же Вера удивилась, заметив у самого аналоя графиню Бахметьеву. Лидия Илларионовна стояла прямая, как натянутая струна. Вторя словам молитвы, вслед за святым отцом, графиня осеняла себя крестным знамением и клала поклоны, не глядя по сторонам. Георгия не было рядом с матерью. Сердце Верочки тревожно сжалось. Дождавшись окончания службы, она, презрев свои страхи и обиды, поспешила догнать madame Бахметьеву.
— Лидия Илларионовна, — приложив руку к груди, дабы унять сердце, что так и норовило выпрыгнуть от быстрой ходьбы, — остановила она графиню. — Простите мне мою дерзость. Всего одно слово! — умоляюще глянула на неё Вера.
— Я вас слушаю, — холодно отозвалась madame Бахметьева.
— Георгий Алексеевич… С ним всё хорошо?
— Нет! — коротко бросила графиня и, повернувшись спиной, зашагала к экипажу.
Ноги подкосились, и не подхвати Верочку её кучер, так бы и осела на подтаявший утоптанный множеством ног снег.
Лидия Илларионовна кипела от негодования всю дорогу до Бахметьева. «Как ещё спрашивать осмелилась?!» Почти три седмицы Жорж метался между жизнью и смертью. Лихорадка подкосила его силы, и только в последние дни он начал вставать с постели.
Сына madame Бахметьева застала в его кабинете. Войдя без стука, Лидия Илларионовна забрала из его руки сигарету и затушила в пепельнице.
— Юра! Ты с ума сошёл! У тебя лёгкое прострелено, а ты куришь! — попеняла она ему.
— Оставьте, maman, — вяло отмахнулся он. — Не лишайте меня последних радостей в жизни.
Глаза Лидии Илларионовны остановились на початой бутылке с бренди. Сердито фыркнув, графиня дотянулась до колокольчика и, дождавшись лакея, отдала тому бутылку, наказав более барину спиртного не приносить.
— Ни записки, ни строчки, ни словечка, — скривился Георгий, поднимаясь с кресла.
— Нежели думал, она у твоей постели сидеть будет? — сложила руки на груди Лидия Илларионовна. — Был бы нужен, уже бы приехала!
— Полно, маменька. Без вас тошно, — вышел он из комнаты, хлопнув дверью.
Глава 58
«Maman была права, — прислонился спиной к стене Георгий, — табак и бренди явно были лишними». Всего один глоток и прикуренная сигарета, как тотчас ослабели колени, липкая испарина выступила на лбу, и стены поплыли перед затуманенным взором. Бахметьев, держась за стену одной рукой, добрался до своей спальни и медленно опустился на кровать, каждое неосторожное движение мгновенно отзывалось острой болью в груди.
Но боль телесная была ничтожна по сравнению с тем, что творилось в душе. Последние слова матери безжалостно ударили в самое сердце. Надеялся ли он увидеть Веру у своей постели? Безусловно! Ждал, каждое мгновение, когда лихорадка отступала, и сознание возвращалось к нему. Но не её светлые локоны и голубые глаза он замечал, не её руку сжимал в своей ладони. Всякий раз, приходя в себя, он видел полный тревоги взгляд матери, её осунувшиеся черты, скорбно поджатые губы.
А вчера, когда спросил о ней, Лидия Илларионовна сначала отвернулась к окну, утирая слёзы в уголках глаз, а после заговорила:
— Юрочка, сам посуди, три седмицы минуло — ни единого визита, ни одного письма. Вон, только это и привезли, — махнула она рукой куда-то в сторону.
Приподнявшись на локте, Бахметьев разглядел собственный мундир с дыркой от пули, что висел на спинке стула.
— Не верю! — выдохнул он, падая на подушку.
— Чему не веришь? Что не нужен стал? Полно, Юра, ты свою роль сыграл, ныне она свободная и богатая вдова.
— Ребёнок. У неё будет ребёнок от меня, — возразил он.
— Мне жаль то говорить тебе, но пойми, и здесь тебя лишь использовали. Одинцов ведь стар и немощен был, а для того чтобы наследство удержать, наследник нужен. Так что тут все способы хороши, дабы милые родичи не наложили руку на то, что таким трудом и интригами досталось.
Не то, чтобы поверил, но зерна сомнения упали на благодатную почву. Ведь и в самом деле не приехала, не написала.
Тихий стук в двери отвлёк его от печальных размышлений.
— Кого там черти принесли? — привстал с постели Георгий.