…Командование полка (я не знаю, что делалось в дивизии и выше) грешило тем же. И не только в ту зиму, но и на протяжении всех военных лет».
Какая-такая «война»?
Бухло и шмары!
Такое ощущение, что товарищи командиры долго ждали войну – как мать родную и, наконец-то дорвались после 22 июня…
ТЕПЕРЬ МОЖНО ВСЁ!!!
Это об моральном уровне. Теперь – об второй составляющей.
Как-то само-собой считается средь простого народа, что офицер – это профессия. Даже в одном – очень популярном в СССР фильме, главный герой громко заявлял:
«Есть такая профессия – Родину защищать!».
Из тех же источников, можно понять и об уровне офицерского профессионализма:
«Как-то меня (сержанта! авт.) вызвал командир дивизиона (майор! авт.) и попросил помочь ему организовать пристрелку по сетке. В полевой артиллерии было (что есть теперь – не знаю) несколько методов пристрелки целей.
Самый простой и распространенный, которым у нас пользовались всю войну, – глазомерная пристрелка. Хорош он был тем, что его можно было применять быстро и в любых условиях. Измерив с помощью бинокля или стереотрубы отклонение разрыва от цели и умножив его на коэффициент удаления и шаг угломера, подавай команду «левее» или «правее» столько-то делений угломера и одновременно увеличивая или уменьшая прицел. Недостаток его заключался в том, что для пристрелки требуется много снарядов. По 3–9 штук.
Другие способы пристрелки – полная подготовка данных по координатной сетке и графику – не применялись. Для полной подготовки данных, когда снаряд летит прямо в цель, у нас не было ни метеорологических, ни баллистических данных (температура и влажность воздуха, направление ветра, влажность порохового заряда, отклонение в весе порохового заряда и снаряда, срок хранения заряда и др.). Этих данных нам не давали. А в полках и дивизиях таких служб не было.
Для пристрелки же по сетке и графику полной подготовки данных не требовалось. Надо было иметь только данные для стрельбы на топографической основе. Метод этот чуть посложнее глазомерного, да и пользоваться им можно было не во всякой обстановке, например, не будешь наносить отклонение снаряда на листе бумаги (графике) при дожде, снеге и даже при ветре. Но с помощью этих методов экономились снаряды (4–5 на пристрелку) и, кроме того, время на поражение цели сокращалось, а это имело большое значение, особенно когда надо было поразить движущуюся цель.
Молодые офицеры не знали, а некоторые даже не слышали, а старые порядком забыли эти методы и пользовались только глазомерным. Так вот, майор Антонов решил восстановить забытое. Решили пристрелять хорошо просматриваемый с нашего НП блиндаж, расположенный на самой высокой точке немецкого переднего края. Я подготовил данные для стрельбы, начертил сетку – произвели выстрел. Три корректировочных выстрела, и четвертый снаряд попал в цель. Разрыв поднял в воздух бревна и части блиндажа. Это была первая и последняя пристрелка по науке».
Это – 1942-й год. Но вот наступает победный 45-й, командование дивизиона несколько раз поменялось… Так и не став офицером, автор мемуаров возвращается из госпиталя в родную часть, где его встречают как мессию какую-то…
Иначе не назовёшь!
«Уже на следующий день капитан Федько изливал передо мной душу, как тяжело дивизиону без топослужбы. Он говорил:
«Ты представляешь, командиры батарей молодые, они плохо готовят данные для стрельбы, еще хуже ведут пристрелку, хорошо еще, что под Либавой дивизион в основном держали на прямой наводке, а как только батарею ставили на закрытую позицию, скандал. Грязнов требует данные для стрельбы, а где я их возьму? Сам я в этой службе ни черта не понимаю, и спросить некого. А о тебе мне говорили, что человек надежный».
И наконец, как бы подытоживая:
«И жалко было офицеров, назначаемых на эту должность (командир взвода топографической разведки. Авт.). Некоторые из них не вмешивались в службу, наблюдали за взводом со стороны, а все решения и работу выполняли командиры отделений, а те, кто пытался вмешиваться в дело, которое он не знал, попадали в очень смешное положение159».
Единственный случай?
К тому же в артиллерии - с её математической «спецификой»?
В высшей математике - далеко не каждый индивидуум, даже с высшим образованием шарит…
Нет, к сожалению: далеко не единственный случай и не только в артиллерии. В «царице полей» тоже имелись свои безымянные «штабные негры»:
«…Капитан Котин, начальник штаба полка, свалился в мой окопчик, как с неба, изрядно меня при этом помяв. Это был весьма плотный мужчина с лицом бульдога, но оказался он весьма общительным и компанейским. Свой парень, партизан, воевал раньше в тылу у фашистов. Обратив внимание на мои очки, он сразу же заявил, что в штабе ему нужны грамотные люди и он берет меня к себе, как только полк выйдет из боя. Тут же он записал мои личные данные и, переждав обстрел, бодро уполз из моего окопчика.
Капитан оказался человеком слова. Правда, вызвал он меня не в штаб, а к себе в землянку для сугубо конфиденциальных переговоров. Как офицер, он мог, согласно уставу, приказать мне все, что ему угодно, а я, рядовой боец, обязан был его приказ беспрекословно выполнять.
Короче, ему требовался человек, который смог бы вместо него чертить штабные схемы с боевой обстановкой: генерал назначил какую-то штабную игру («черт их знает, этих армейских, в партизанах он в игрушки не игрался»), а по рисованию в школе он получал одни двойки.
С другой стороны, перед начальством тоже неохота было опростоволоситься.
Тут я вспомнил нашу игру в «штаб», как мы с Сережкой-Колдуном и Мирчиком-Соплей лихо малевали синие и красные стрелы. У меня это здорово получалось.
Я взялся помочь капитану, а он, в свою очередь, дал партизанское слово, что будет по гроб жизни благодарен и в долгу не останется. Меня немного смущала моральная сторона нашей сделки, все-таки…
- Ерунда! - рассмеялся капитан. - Война все спишет. Не обманешь - не проживешь. Главное в военном деле - достичь успеха, а победителей не судят…
…Разумеется, я не переоделся в форму капитана Котина и не пошел вместо него на штабную игру. Капитан Котин был там собственной персоной в числе всех штабных офицеров, расположившихся у КП командира дивизии, а я притаился метрах в семидесяти от них, в старой стрелковой ячейке, вырытой под большим камнем и надежно замаскированной сверху с помощью капитанского ординарца. Ординарец должен был осуществлять между нами связь: приносить мне записки от капитана с конкретным заданием и его топокарту с обстановкой, а от меня приносить ему ту же топокарту и нарисованные мной на листах блокнота схемы (само собой, он должен был соблюдать различные приемы конспирации, чтобы это выглядело так, как будто сам капитан Котин своей собственной рукой эти схемы чертит).
Пришел генерал, и мы стали играть.
Ординарец грелся наверху на камне, а я сидел, скрючившись, в глубокой сырой норе, работать было неудобно, на бумагу сыпалась земля. По сигналу своего капитана ординарец время от времени направлялся к нему с фляжкой или с зажигалкой, чтобы дать прикурить. Бумаги, свернутые в трубочку, он нес в рукаве шинели и незаметно передавал шефу.
Вначале игра шла весьма успешно.
- Мы впереди всех, всем полкам нос утерли! - докладывал мне сверху ординарец. - Сам генерал говорит, учитесь, мол, у капитана Котина. Вот это, говорит, штабная культура160».
После речи Маландина, товарищей генералов как прорвало и, общим мнением было:
- Самый гениальный план высшего военного руководства не будет выполнен, если не на высоте окажется полковое руководство.
Кто-то, возможно Жуков, сказал:
«Армией командую я и сержанты».
Ну, что с него взять?
Три класса – хотя и качественного царского образования и фельдфебельские курсы, дают о себе знать.
На самом деле армией командует множество инстанций и сержанты – лишь самая последняя из них. И если сбой случится хотя бы на одной – операция провалена. Это как на производстве: навряд ли самый классный токарь правильно выточит идеально начерченную самым гениальным конструктором деталь - если его труд не будет правильно организован мастером…
А если мастер (командир полка) даже в чертежах (картах) не шарит?
Соглашают с товарищами генералами:
- Да, это проблема!
Встаю и при полном молчании – только глазами за мной следят, прохаживаюсь по салону:
«Что же делать?».
Вспомнив читанные мемуары, подумал:
«Хорошо, что хотя и образование у тех майоров и капитанов – от слова «никакое», но всё-таки ума у них хватило, чтоб привлечь к штабной работе солдат со средним… СТОП!!!».
Резко останавливаюсь перед Маландиным:
- Считаю, что повысить уровень культуры штабов (и не только уровня полка), можно привлечением к штабной работе бойцов и сержантов со средним и возможно - высшим или незаконченным высшим образованием. Уверен, в каждой части найдётся два-три грамотных человека, которым необходимо придать официальный статус. Ээээ… Почему бы наравне с штабными командирами, нам не заиметь штабных сержантов?
Конечно, мгновенного результата это не даст, но в перспективе…
Очень даже может быть!
По крайней мере хуже не будет – хуже уже некуда.
После коротко-конструктивного обсуждения, моё предложение зашло на «ура».
***
Так, так, так…
Что ещё?
Ах, да…
Была у меня особая надежда на «мини-мать Кузьмы» - корректируемую (управляемую, то бишь) авиабомбу «Доломит» весом в пять тонн. Всё было готово и детище Сергея Королёва (возглавляющего НИИ управляемого ракетного оружия) в подвешенном состоянии – в прямом смысле этого слова, уже четвёртый день находится «на борту» ТБ-3 с лучшим экипажем…
Но сперва подвёл чёртов «Лидер Финляндии» - маршал Карл Маннергейм, упорно не желающий занять своё рабочее место - бункер «Локки» в городке Миккели.