Мы с Бонч-Бруевичем даже специальный приказ издали не бомбить эту цитадель финского милитаризма и национализма и, железную дорогу до него из Хельсинки…
Чтоб не спугнуть.
Но он – сволочь такая, все эти три дня торчал безвылазно в столице - предпочитая общаться с западными журналистами, дипломатами. Впрочем, не считая пары тысяч шведских добровольцев, это «общение» ни к чему не привело. Даже руководство Рейха проявляло сдержанность - будучи уверенным в том, что СССР ждёт такое же удручающе-сокрушительное фиаско, что и полтора года назад. И что результатом новой Советско-финской войны будет ослабление его Вооружённых Сил, пусть и с какими-то новыми территориальными приобретениями…
С точки зрения Адольфа и его «камарильи», в преддверии «Барбароссы» - такое можно только приветствовать!
Когда же диктатор Финляндии проследовал в свою Ставку – об чём сообщили заранее завербованные (купленные) ведомством товарища Фитина161 иностранные корреспонденты, испортилась погода. А «Специзделие» имело телевизионную головку наведения и «чистое небо» - залог его успешного применения.
В общем, сидим – ждём «у моря погоды».
Несколько утешало то, что у Гитлера в Югославии и Греции - тоже «что-то пошло не так»: начатая в спешке до окончания подготовки операция «Маритта» - неожиданно забуксовала. Хотя конечный результат не вызывает сомнений – обе страны будут так или иначе оккупированы…
Но всё равно приятно!
Опять же сэр Черчилль поблагодарил в письме за предупреждение об готовящемся военном перевороте в Ираке и хотя тот предотвратить последний не удалось, пообещал со своей стороны кое-какие «преференции». Главной же было то, что ни один западный лидер и слова в защиту «белой и пушистой» Финляндии не вякнул…
Втайне горжусь собой:
«Вот как работать надо, товарищи потомки!».
Глава 21. План «Б»: когда за дело берутся опытные не специалисты.
Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц:
«Вторая характерная особенность лидера — простота и ясность тех планов, комбинаций и решений, к которым он пришел. Чем проще и определённее план операции, тем он лучше».
Из памятной записки составленной для Начальника штаба вермахта генерала Йодля (1 мая 1941 г.):
«Финны рассказали, что имеющиеся в их распоряжении 16 дивизий распределены следующим образом:
2 полка — Аландские острова,
2 дивизии — Ханко,
1 дивизия в Хельсинки, для обороны столицы,
4 дивизии для укрепления южного фронта между Ханко и Ладогой, а также частично для усиления погранвойск на юго-восточном и восточном фронтах,
2 дивизии около штаба армии Норвегия,
6 дивизий — ударная группа».
Несмотря на наличие отдельных «светлых моментов», складывающаяся на фронтах Советско-финской продолженной войны общая обстановка совершенно не радовала, поэтому в Выборгский замок я вернулся в настроении мрачном и подавленном.
Поужинав, выслушав от дежурного оператора Полевой Ставки Верховного Главнокомандующего последние сводки – в коих ничего особо утешительного не появилось, мы остались с моим Заместителем с глазу на глаз.
Тот, ожидаемо завёл уже знакомую «шарманку»:
- Ничего не поделаешь, Иосиф Виссарионович, надо начинать операцию «Шок и тремор».
Хватаюсь руками за голову:
- Это такая же авантюра, только масштабом покруче!
Тот скрестив руки на груди, философски разглагольствует:
- Вся военная история и не только военная – полна авантюр. Как и упущенными возможностями. Но историки почему-то, больше ругают полководцев и политиков именно за упущенные возможности, а не за окончившиеся фиаско авантюры. Тем они даже сочувствуют – мол, «имярек сделал всё, что в силах - но в силу обстоятельств непреодолимого характера…».
Морщусь, как от кислого:
- Ой, шли бы Вы, Михаил Дмитриевич, куда подальше со своими «историками». Вот только мнением этих продажных говнюков, я ещё не парился!
В любом случае виноват будет Сталин, а я…
Я не Сталин!
И мне по@уй.
Мой Заместитель не унимается:
- Боюсь, что ничего другого нам не остаётся. Впрочем, если у Вас предложения получше – чтоб наверняка, да с гарантией…
И с присущим ему ехидством, сверкнул стёклышками пенсне, приложил руку у «пустой голове»:
- …То слушаюсь и повинуюсь!
Поднимаю на него тяжёлый взгляд:
- И как Вас, Михаил Дмитриевич, с таким характером до сих пор ещё не расстреляли?
Разводит руками и с искренне-радостным изумлением восклицает:
- Сам понять не могу!
Тру ладонью лоб:
«Что делать?».
Остро захотелось курнуть чего-нибудь такого «конкретного» - для облегчения принятия решения…
Но под рукой ничего не оказалось.
Следом захотелось напиться вдруг, чтоб что-нибудь отчебучить, а потом ничего не помнить…
И снова закавыка: пить спиртное я бросил после того, как этот чёртов поэт вместо меня вглухую траванул шуряка Пашку. Что-то какая-то «фобия» на меня снизошла, сам профессор Виноградов помочь не может, не говоря уже про участкового врача из Кунцево.
Глубоко подышав – до состояния кислородного опьянения:
- По такому поводу вспомнился мне анекдот. Приходит молодой человек к священнику и: «Люблю девушку и она меня. Что мне делать – жениться на ней или нет?». Тот отвечает: «После любого из двух принятого решения, Вы будете жалеть всю жизнь».
Бонч-Бруевич чисто из вежливости хихикнул и вновь вопросительно уставился на меня, мол «к чему это ты?».
Ещё раз глубоко вздохнув, как перед тем как в прорубь нырнуть:
- Ну, что ж… Раз ничего больше не остаётся, то давайте начнём операцию «Шок и тремор». В любом случае будем жалеть!
Про жизни, которые возможно будут погублены этим решением, я старался не думать.
Спрашиваю:
- Когда можно начать операцию?
Бонч-Бруевич, полный какого-то нездорового энтузиазма:
- Да хоть сейчас – позвонив в штаб армейской группы «Нарва»!
- А если серьёзно?
- Но лучше подождать три-четыре дня. Во-первых, дождавшись перегруппировки 7-й и 24-й армий и их совместного удара на Куавола. Во-вторых, переподчинив Завенягину «Первую Кавалерийскую армейскую группу» генерал-лейтенанта Костенко, 202-ю бригаду ВДВ и придав «свежий» 104-й отдельный ударный танковый батальон полковника Калиховича.
Удивлённо приподымаю брови:
- Тяжёлые танки?! А Вы часом с дуба не рухнули, товарищ маршал?
Зыркая на меня через свои «стёклышки», на полном серьёзе:
- Нет, не «рухнул». У нас с товарищем Завенягиным всё продумано.
Побарабанив пальцами по столешнице, интересуюсь:
- А хватит для передислокации три дня? 202-я бригада ВДВ может и за пару часов до места сосредоточения добраться. Танковый батальон – за день. А вот «Первая Кавалерийская армейская группа»…
Это прообраз конно-механизированных групп периода Великой отечественной войны: два кавалерийских корпуса - 2-й кавалерийский корпус «Имени Совета Народных Комиссаров Украины», 4-й кавалерийский (бывший «Корпус Червонного казачества») и 3-я мотострелковая дивизия полковника Богданова, в которой имеется батальон лёгких танков Т-26.
Мой Заместитель, который всю плешь проел ещё Николаю-Недержанцу, меня вновь удивил:
- Это соединение уже два дня как в пути.
А аж рот открыл от удивления, затем возмущённо:
- А меня поставить в известность, не судьба была? Я ж таки – Верховный Главнокомандующий.
Тот, не моргнув:
- Извините, забыл.
- Такая отговорка не принимается – мы не в школе, товарищ маршал!
Сняв и протерев пенсне, водрузив их снова на нос, уставился на меня колючим взглядом:
- Что-то я не пойму Вас, товарищ Верховный главнокомандующий. То Вы каждый раз всуе поминаете безынициативностью и пассивность наших генералов… То и шагу не даёте ступить без вашего письменного согласия. Вы уж определитесь – как у Вас там в будущем говорят!
После длительного молчания – когда мы «поедали» друг друга глазами, качаю головой:
- Конечно, победителей не судят. Но напоминаю, товарищ маршал…
Замогильным тоном:
- …Не судят только победителей!
Бонч-Бруевич-старший сперва было напрягся, но всё-таки уверенно заверил:
- Мы победим, товарищ Верховный Главнокомандующий. Обязательно победим!
Хотелось бы верить…
А что ещё остаётся?
Походив, подумав, принимаю решение:
- Ну тогда я прямо сейчас лечу в Штаб к Завенягину. Где он хоть находится? В Нарве?
- Уже на острове Гогланд.
Удивлённо:
- Однако, шустрый «мальчик» оказался!
«Папа Красной Армии» промолчал¸ но взглядом как бы говорил:
«Ты просто не представляешь, до чего шустрый!».
***
«Прямо-сейчас» лететь меня не пустил генерал Косынкин:
- Погоду видели, Иосиф Виссарионович? Не пущу, хоть расстреляйте!
Действительно, ко всему прочему ещё и снег пошёл, да причём хлопьями. Весна называется…
«Любил» бы такую весну!
Однако я был решительно настроен быть в решающее время в решающем месте:
- Тогда поехали! Прям счас!
В принципе недалеко и если прямо сейчас выехать, то к утру доберусь. Самое большее к обеду завтрашнего дня.
Тот – сам с чёрными кругами вокруг глаз:
- Сейчас распоряжусь. Вы бы прилегли хотя бы на часок…
Нетерпеливо:
- По дороге высплюсь, всё одно делать нечего.
По дороге случались всякие мелко-досадные «дорожные приключения», поэтому я больше вспоминал и размышлял, чем спал.
Авраамий Павлович Завенягин был чрезвычайно энергичным и инициативным организатором и, категорически требовательным к себе и окружающим человеком.
В середине 20-х годов поступил в Московскую горную академию, где уже на первом курсе его избрали проректором по административной части. Спустя семь лет, в 1930-м году, с отличием окончив учёбу, он тут же был назначен ректором Московского института стали и сплавов.