«Требования Сталина о допросе маршала Маннергейма советскими следователями –совершенно абсурдны!».
«Позиция Британии по поводу Петсамо близорука и смахивает на предательство!»
«Агенты Кремля под предлогом обещания выплат компенсаций карельским беженцам, дестабилизируют обстановку в столице Финляндии!».
«Ожесточённые столкновения возле Советского дипломатического представительства в Хельсинки!».
Наконец из-за поворота послышался шум приближающегося поезда, а вскоре появился и сам он… Мобилизованные и провожающие, стали прощаться.
Дежурный по станции - тучный человек, уже кричал, красный от натуги:
- Отойдите подальше! Разойдитесь! Прибывает воинский эшелон, полный буйных сумасшедших!
Как бы в подтверждение его слов, из окна вагона остановившегося поезда вылетела пивная бутылка и полетела в единственного стоявшего под столбом с часами полицейского, с грохотом разбившись у его ног. Затем – вторая, третья…. Тот в панике бросился наутёк, а вдогон ему послышался злорадный хохот десяток лужённых глоток.
Долго поезд «с сумасшедшими» на этой станции не простоял. Вскоре из первого вагона вышла группа офицеров и послышалась зычная команда:
- Всем по вагонам!
Никого не нужно было подгонять. Всякий понимал, что если замешкаешься - получишь худшее место. Если вообще что-то получишь. Поэтому все дружно бросились к теплушкам. У дверей теплушек образовалась страшная давка.
Анна-Майя проводила его до самых дверей, прижалась лицом к груди и плакала. Он осторожно гладил ее волосы и тихонько шептал что-то успокаивающее, сам не понимая своих слов.
Из окна вагона парочку стали осыпать насмешками:
- Смотрите, да она же с брюхом! Ну и ловок парень, успел-таки ей «вдуть»!
- Хахахаха!!!
- Этот заморыш, что ли? Да куда ему! Тут наверняка кто-то другой поработал – более ушлый парень.
- Гагагага!!!
- Или, с десяток других – «более ушлых» парней, чем этот ушастый недотёпа.
- БУГАГАГАГА!!!
Они стояли обнявшись под жеребячий хохот и как будто нечего не слышали.
В самый последний момент, когда после гудка паровоза поезд вздрогнул – как лошадь получившая удар хлыстом, тронулся и стал набирать скорость, они поцеловались в последний раз и пообещали друг другу:
- Я буду ждать!
- Я обязательно вернусь!
Догнав свой вагон, Аймо ловко вскочил в него, ухватившись за поручни. Проводив взглядом махавшую белым платочком любимую – пока станция не скралась за поворотом, он резко повернулся и обведя всех тяжелым, грозным взглядом:
- Ну и, где тут у вас эти остряки? Ах, вот вы где…!
Не вступая к долгим разбирательствам, он за воротник вытащил первого (возможно, просто похожего на остряка) из толпы и ударом кулака отправил того в глубокий аут – зубы так и лязгнули. Затем, туда же отправились второй и третий – пытавшиеся заступиться за товарища.
Его обидчики ползали на карачках, выплёвывая кровь и осколки зубов, а он встав в стойку боксёра, оскалился:
- Кто-то ещё что-то хочет сказать о моей Анне-Майе? …Обо мне? …Ну? Выходи, кому собственные зубы жмут!
Но желающих больше не нашлось.
Спустя какое-то время, найдя свободное место нарах, он засунул под них свой рюкзак и уселся, погрузившись в самые мрачные мысли.
Самый старший на вид солдат с лычками сержанта – старший вагона, спросил:
- А ты вообще-то из каких войск будешь, рядовой?
Тот, с гордостью выпятив грудь:
- Истребитель танков!
Сержант уважительно:
- Аааа… «Смертники»… Тот-то вижу – парень отчаянный! Собственная жизнь не дорога, чужие – подавно.
Глубоко вздохнув, Аймо стал разглядывать фотографию улыбающейся, хорошенькой, востроглазой девушки в костюме лотты. На обратной стороне было написано красивым, бисерным почерком:
«Моему любимому Аймо в знак вечной верности от Анны-Майи!»
Они были из одной деревни, но встречались очень редко. Потому что Анна-Майя после начальной школы училась в ближнем городке в общей средней школе.
Он, Аймо Хуусконен - видный, бравый парень, спортсмен и к тому же единственный наследник крепкого крестьянского хозяйства. Правда, ужасно беспомощный и робкий в общении с девушками. Он даже поцеловать ее первым не отважился. Тогда как-то раз после вечеринки, Анна-Майя «взяла вожжи в свои руки» и подарила ему долгий влажный поцелуй. Он тогда так ошалел от неожиданности, что поспешил слинять, смущённо бормоча:
«Мне, видишь ли, пора идти… Отец дал работнику выходной, и я должен задать корм коровам…».
С тех пор она часто подначивала его вспоминая этот случай и каждый раз он смущался и краснел.
Потом они долго не встречались: после снижения призывного возраста его забрали в учебный центр в Коухнамяки. Там было трудно – сперва с утра до вечера муштра, затем после присяги - день и ночь учения. Многие его товарищи - прежде воображавшие, что противотанковая подготовка легче пехотной и сперва радовавшиеся, что они не будут ползать с винтовкой по сугробам - вскоре поняли, что это было детской забавой…
Ведь истребителям танков, кроме винтовки - приходилось таскать на себе пушку, противотанковое ружьё или специальные составные заряды. Каждый вечер, промокшие до нитки и совершенно разбитые, они возвращались с учений в казарму и, с ужасом думали, что завтра начнется всё сначала.
Но ему было легче, чем многим из его товарищей. К дисциплине он привык с детства, занимаясь сначала в «беличьей роте» — подготовительном отряде мальчиков, — а потом и в шюцкоре. Да и занятия боксом давали о себе знать.
А к тяжёлому крестьянскому труду его с детства приучал собственный отец. Поэтому занятия в учебном центре не были трудными для него. А раз он всегда был первым, то его и не муштровали дополнительно во внеурочное время, как некоторых других его сослуживцев.
***
Финляндия – страна не шибко большая, поэтому в то же день рядовой Аймо Хуусконен был в подразделении, к которому был приписан.
В ожидании возобновления боевых действий, после каждого сталинского ультиматума в стране начиналась частичная мобилизация и на каждый угрожающий участок перебрасывались дополнительные войска. В частности, была доведена до штатной численности 19-я дивизия с полковником Ханну Эса Ханнукселой в качестве командира.
Вместе с 1-й и 17-й финской пехотной дивизией, это соединение предназначалось для действий против советской базы на полуострове Ханко.
Ну а вообще в этой части Финляндии дислоцировалась Юго-Западная армия, состоявшая из двух корпусов: II армейский корпус - три пехотные дивизии и IV ак - четыре дивизии.
Немалые силёнки!
После творческого переосмысления опыта Зимней войны, финская пехотная дивизия получила ряд специализированных подразделений: сапёрный батальон, автомобильную, зенитную (шесть 20-мм автоматов) и противотанковую роту (шесть орудий).
Вот в противотанковой роте 19-й пехотной дивизия и служил подносчиком снарядов 37-мм противотанковой пушки «Бофорс» рядовой Аймо Хуусконен.
Ранее гарнизоны финской армии располагались в городах, но после Зимней войны их стали переводить в сельскую местность На новых участках границы: от Ханко - до Иломантси, в районе Саллы, войска прикрытия пришлось переместить в редконаселенные районы, где необходимые строения попросту отсутствовали. В итоге, в общей сложности вдоль границы возникло более пятидесяти новых гарнизонов, где солдаты размещались в поставленных промышленными предприятиями быстросборных деревянных бараках. Для кадрового командного состава были построены дома с небольшими квартирами: две комнаты и кухня для унтер-офицеров, три комнаты и кухня для господ офицеров.
Здесь, в деревянных бараках отапливаемые дровами уже находились, или в скором времени появились и другие солдаты подразделения, с которыми Аймо Хуусконен уже успел познакомиться и подружиться во время обучения в учебном центре, или частичных мобилизациях после предыдущих «последних» сталинских ультиматумов. Как и военнослужащие других - так называемых «второочередных частей», одеты они были не только в финское обмундирование - но и в английское, шведское, германское…
Благо не в советское трофейное, как вооружение многих солдат их дивизии!
Только шапки у всех были свои, да бело-голубые кокарды на них, ибо как им внушили в первые же часы службы:
Головной убор в армии, это святое!
Здесь уже был горожанин Пентти Хейно прозванный в учебке «Попом» за то, что «служил панихиды» по найденным в коридоре казармы спичкам, окуркам и прочему мусору:
«Из праха коридорного ты поднята и прахом станешь!».
Ему был под стать, тоже горожанин Виено Саломэки - кудрявый и розовощекий парень с нежным - как у девушки, голосом – просто находка для сержанта Пуллинена, который невзлюбил того с первого взгляда и любил над ним поиздеваться:
«Рекрут Саломэки - чистить винтовку, марш, марш! Ну-ка, улыбнитесь вашей очаровательной улыбкой! А теперь – марш вдоль казармы! Запевай!».
И тот, совершенно лишённый слуха, не пел, а просто выкрикивал слова:
«Красотка Виено, розовые губки…».
Но кроме этих двоих, остальные солдаты были как он или Тармо Хейккиль - крепкий деревенский парень, который на гражданке добывал свой хлеб тяжелым крестьянским трудом - ходил за плугом в поле и пилил лес.
Яакко Ниеминен, Маркку Канерва, Йессе Йоронен…
Все свои, короче!
- Привет, парни!
- Привет, Аймо!
Но были и двое новеньких, зачисленных вместо тех, кто по тем или иным причинам, не смог более служить в их подразделении. Один по состоянию здоровья, другой в связи с повышением в звании и переводом в другое подразделение.
Естественно, на месте было и начальство – кадровые сержанты и офицеры.
Командир орудия капрал Путте Алатало. Уже повоевавший, спокойный видом и сдержанный в речах - нормальный мужик, без закидонов.
Заместитель командира взвода сержант Тайсто Мюллюмэки - довольно тщедушный, но злой как чёрт человек с въедливым взглядом, глазами навыкат, большим горбатым носом и тонкими, сухими губами.