Я вам не Сталин… Я хуже! Часть четвёртая: "Шок и тремор" — страница 79 из 157

Скрывшись из сектора обстрела, поезд зашёл на полустанок видимого только по торчащей из-за бугра левого мыска водонапорной башни… А они всё прыгали и вопили…

Вдруг после тройного гудка, со стороны перешейка раздался какой-то едва слышный треск. «Треск» повторился ещё и ещё раз и, наконец отдельные «трески» - слились в один, как будто где-то за бугром какие-то шальные огольцы бегали и крутили трещотки.

Все насторожились:

- Что это?

Хейно Яаскеляйнен побелев как мел, еле слышно:

- Это стрельба из винтовок и пулемётов.

Вряд ли его кто-то услышал, ибо заглушая «треск» - в небе тут же зажужжало рассерженным шмелиным роем.

Командир орудия капрал Путте Алатало крикнул:

- Самолеты летят! Глядите, сколько… Точно комары!

Над горизонтом действительно показались бесчисленные точки, которые быстро увеличивались. Они были уже совсем близко, когда долетел грохочущий звук мощного артиллерийского залпа.

Прапорщик Сеппэ как чёртик из табакерки выскочивший из своего укрытия – где он видимо бессовестно дрых, заорал во всю свою лужённую глотку:

- ВЗВОД… К БОЮ!!!

Следом за ним заверещал сержант Тайсто Мюллюмэки:

- К орудиям, ленивые олухи! Быстрее! Что вы ползаете, как беременные вши на… Пи-пи-пи-пи… Старой шлюхи!

***

Капитан Вуорела пришёл в себя от гудка паровоза…

«Откуда паровоз? Ведь со вчерашнего вечера никакого «транзита» в Ханко не было?».

Не идиоты же в самом деле русские, чтоб посылать эшелоны с добром в страну, с которой собрались воевать?

Не открывая век, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Не почувствовав острой боли в лёгких – лишь привычную тупую, он сперва лёжа посмотрел на дремавшего телефониста, затем на откровенно дрыхнущего денщика…

Поднёс к лицу руку с часами:

«Без трёх минут шестнадцать часов дня».

Вновь почувствовав угол стыда - сменившимся чувством досады, разочарования и наконец злорадства, он подумал:

«Так значит, «сосед» так «в гости» и не пришёл… Ну, что ж? С одной стороны тоже хорошо. Значит, этим летом мы сами к нему заявимся. Вместе с германскими войсками».

«Соглашение о транзите» между Финляндией и Третьим Рейхом - хотя ещё не подписано, но уже было у всех на устах. Как и то, что германцы набирают из финнов-добровольцев батальон войск СС для участия в войне против России122.

Даже для тех, кто в военной политике - вообще ничего не соображает, эти факты говорят о многом, если не обо всём.

И только потом поднявшись, он присел на лежанке из хвойных веток, поверх которых была постелена плащ-палатка… Сев, автоматически поднёс к глазам бинокль.

На полустанке стоял длинный товарный состав - судя по расположению паровоза, прибывший со стороны полуострова Ханко. С другой стороны – со стороны «материковой» Финляндии, к нему приближался другой поезд - время от времени подававший гудки.

Со смешанными чувствами – облегчения и разочарования, подумал:

«Всё как обычно! В самый последний момент, Сталин отозвал свой очередной «последний» ультиматум и между странами продолжилась обычная мирная жизнь - по правилам, предусмотренным Московским договором».

Меж тем поезд въехал на полустанок и дав три гудка подряд, остановился. После чего с тормозных площадок обоих, стоящих рядом поездов горохом посыпались финские солдаты – наружная охрана вагонов.

Удивился:

«Почему их так много?».

Затем брови его приподнялись, а глаза округлились и расширились до неприличных в приличном обществе размеров… Происходящее на перроне стало напоминать большую перемену во дворе школы: одни фигурки догоняли, другие убегали и падали. Послышался сухой треск, как будто руками сломали палку. Затем – второй, третий, четвёртый, пятый… Как будто кто-то очень шустрый - бегает по сухому лесному валежнику.

Он очень хорошо знал, что это за «треск» и вслух сказал:

- Вот, оно! Началось.

Как будто подтверждая его самые худшие опасения, из-за линии горизонта на юго-западе послышался непрерывный рокот моторов.

Всё в большом числе и большем количестве, чёрные точки появились в воздухе и по мере приближения - вырастали в самолёты-бипланы, построенные «треугольниками» и на бреющем, несущиеся вдоль перешейка. Некоторым места не хватало и они пронеслись над островом так низко, что были видны подвешенные под крылья небольшие бомбы.

То, что это не обычное «запугивание» - бывшее во время предыдущих «последних» сталинских ультиматумов, стало понятно сразу. Как будто отвечая на вопрос военного трибунала, он сам себе вслух восхищённо воскликнул:

- Они всё-таки провели нас!

Зазвонил телефон.

Полковник Ларко, стараясь сухо-официально:

- Господин капитан! Имею честь сообщить Вам, что с шестнадцати часов между СССР и Финляндией…

Вдруг его голос сорвался и тоном обманутого взрослым дядей ребёнка, он почти вскричал:

-…Они объявили нам войну, понимаете?

Как бы в подтверждении его слов, с Ханко дала оглушительный залп батарея (три 305-мм и четыре 180-мм орудия) береговой обороны, от которого земля ощутимо вздрогнула. Разрывов снарядов не последовало: гигантские пушки били по какой-то весьма отдалённой - но очень важной с точки зрения советского командования, цели.

Переждав залп, капитан однозначно ответил:

- Понимаю.

- Воюйте! Постарайтесь продать свои жизни как можно дороже… Больше мне Вам сказать нечего.

Естественно, ни о каком «офицере-корректировщике дивизионной артиллерии», речь уже не шла.

Со стороны огневых позиций противотанкового взвода послышалось:

- ВЗВОД… К БОЮ!!!

Вскоре, на командно-наблюдательный пункт прибежал и сам обладатель столь зычного голоса, за который солдаты прозвали «Тучей»:

Он в исступлении кричал: 

- Самолеты! Сотни самолетов, господин капитан! 

- Сам вижу.

Прапорщик, как будто не веря в происходящее, неуверенно:

- Это… Война!

Тот, коротко хохотнув:

- Ясное дело, что не командно-штабные учения. Посмотрите, что творят, мерзавцы!

В это время русские штурмовики «Чайки» уже вовсю «окучивали» финскую передовую оборонительную линию, видимо в первую очередь занявшись зенитной артиллерией. Хотя последняя яростно огрызалась, но с каждой минутой разноцветных трасс летящих вверх – навстречу самолётам, становилось всё меньше и меньше.

Несли урон и «сталинские соколы».

Один биплан, прямо на глазах рассыпался ещё в воздухе – только крылья в разные стороны… Один вспыхнув, огненным шаром упал почти вертикально вниз. Ещё двое, дымя моторами пошли на снижение в сторону Ханко. Один не долетев, врезался в землю прямо сразу за полустанком.

Но на их место летели другие – уже двухмоторные машины, над которыми резвясь в небесной синеве, кружили вёрткие истребители. Они, как будто не размениваясь на пустяки, полетели дальше…

Мелькнула догадка:

«Будут бомбить позиции финской дальнобойной артиллерии».

Едва оторвавшись от этого зрелища, капитан посмотрел сперва в сторону полустанка Лаппвик, на котором уже вовсю хозяйничали «соседи».

Он огорчённо подумал:

«Эх… Как бы мне кстати пришлась собственная миномётная батарея… Надо было вчера всё же настоять!».

Жестом подозвав к себе посыльного от командира пулемётного взвода, нервно приказал ему:

- Бегом к прапорщику и передай ему, чтоб накрыл русских на станции! По полленты короткими очередями – не больше. Патроны нам ещё пригодятся.

Тот, приложив ладонь к шапке с бело-голубой кокардой:

- Слушаюсь, господин капитан!

И мгновенно куда-то исчез.

Покончив с зенитной артиллерией, русские штурмовики взялись за дивизионные тылы. Откуда-то с глубины полуострова начала работать гаубичная артиллерия. Обстрел передовой линии финской обороны был такой сильный, что отдельных разрывов ухо не различало, они сливались в непрерывный одуряющий грохот. За грядой, за которой скрывались укрепления – ревело, гремело и грохотало. Вверх взметались вода и грязь, сосны ломались как соломинки, или взмывали ввысь вместе с корнями и кроной.

Он посмотрел в сторону русского противотанкового рва и сердце его учащённо забилось.

В густых рядах колючей проволоки со стороны Ханко, зияла огромная брешь – за которой была видна длинная колонна бронетехники и многочисленная пехота. И спереди вереницы техники, были вовсе не хорошо знакомые ему по прошлой войне Т-26 и БТ-7… И даже не «трехголовые драконы» Сталина – трёхбашенные Т-28.

Он вспомнил слова офицеров 17-й пехотной дивизии о «частях каких-то бронированных башен с шестидюймовыми гаубицами» «собираемых в ангарах» и всё поняв, в бессильной злобе прошипел:

- Коварные азиаты!

А тем временем к краю противотанкового рва подошла какая-то гусеничная машина с длинной громоздкой решётчатой конструкцией вместо башни. Минута-две и приподнявшись сперва горбом - «конструкция» разложившись в прямую линию, надвинулась на ров. Отцепившись от образовавшегося моста, танк-мостоукладчик сразу сдал задом назад, освобождая въезд для другой – тоже безбашенной машины.

Капитан с досады, больно ударил себя кулаком по колену:

- Дьявол! Если бы здесь была хотя бы одна пушка!

Его тактика, в данный момент сработала против него же: с огневой позиции противотанкового взвода места переправы русских через ров было не видно.

Прапорщик Сеппэ, тут же:

- Только прикажите, господин капитан!

Тот, лишь отмахнулся раздражённо:

- Не сходите с ума, прапорщик! Всё надо делать вовремя, а не когда в голову взбредёт.

Тем времен три «Максима» приданного пулемётного взвода, короткими очередями начали пристрелку по полустанку Лаппвик. Пристрелкой командовал командир пулемётчиков, расположившийся на левом от бухточке мыске. Хотя и не было заметно упавших, но хозяйничавшие там русские засуетились, забегали - ища укрытия. Некоторые из них забежали в водонапорную башню.

Как и было приказано – выпустив по половине ленты, пулемёты замолчали. Но тут же засвербила «чуйка» бывалого вояки: