Где кровь черкесская текла…».
Бежавший с «поля брани» Яско Тукиайнен, пришёл в себя где-то в глубине острова. Из головы уже ничего не «торчало», лишь на левой щеке обнаружилась сквозная рана, да из повреждённой верхней десны безостановочно сочилась кровь - которую приходилось постоянно сплёвывать или глотать. Он был весь мокрый, в грязи, лязгающий зубами от холода и страха… Страх одолевал его, как ржа разъедает железо.
Поняв, что натворил, кроме всего прочего - теперь он боялся ареста, суда и расстрела. У страха глаза велики и заметив на пути хоть что-то напоминающее человека, он спешил спрятаться от него. В основном это были игры его воображения, но раз он действительно заметил между деревьев нескольких солдат – то ли своих, то ли русских. В помутневшем сознании была только, одна мысль:
«Они меня окружили! Если схватят - пристрелят».
И он шарахнулся, метнувшись от них в другую сторону острова.
Воображение лихорадочно рисовало ему самые невероятные способы спасения. Ему хотелось, чтобы его ранило. Но, заслышав приближение снаряда, он все же бросался оземь. Ошибочно считая свою рану на щеке и десне пустяком, он собирался было сам себя ранить, чтоб потом заявиться в лазарет…
Но чем?
Винтовку он бросил, а нанести себе рану ножом - не решился. И как ни искал, нигде не было для него безопасного места, всюду что-нибудь грозило его жизни…
Мог ли он спрятаться дома?
Отец первый выдаст его военной полиции!
«О, господи, боже мой, боже мой милостивый, куда же мне деться?».
Временами он уже хотел вернуться обратно, к своему орудию и, честно признаться, что боится, что не владеет собой от страха.
«По крайней мере, капрал поймет и простит. Он – мужик нормальный. Ребята, конечно поиздеваются вдоволь… Но если помалкивать – скоро забудут. Но прапорщик и младший сержант! Эти не простят никогда! Они доложат капитану, а тот отдаст меня в руки военного трибунала… Нет, ни за что! Я не дамся им в руки!».
Потом налетели штурмовики и хотя они не обстреливали остров, но ему казалось что они ищут именно его – что всю свою ярость, всю мощь своего огня направить именно на него.
Упав на землю, он завыл от ужаса и отчаяния.
Когда на остров обрушился огневой шквал финской дальнобойной артиллерии, нервы Яско Тукиайнена снова не выдержали. Он вновь бросился бежать куда-то – куда сам не знал, с одной лишь мыслью, что враг гонится за ним по пятам…
Что сама смерть настигала его.
Наконец выбившись из сил, он упал как замертво. Здесь было сравнительно тихо – звуки артиллерийской пальбы и разрывов снарядов раздавались откуда-то издали и казались не такими страшными. Пролежав неизвестно сколько – может всего минут десять, а может и целый час, он успокоился. Поднял голову, а затем осторожно подполз и встал за ближайшим деревом, с целью определить своё месторасположение.
Вскоре он понял, что находился на восточном или северо-восточном берегу острова. Вдали были видны другие острова – большие, поменьше и совсем маленькие. На них было пустынно, над ними ничто не летало, на них ничего не взрывалось…
Там было безопасно!
Вновь забрезжил лучик надежды. Может быть, все же посчастливится добраться по островам и ещё крепкому льду до материковой части Финляндии? А потом до дома?
«Там мама. Она, конечно, поймет и поможет! Спрячет куда-нибудь до конца войны. А отцу я не покажусь! Только потом, когда война кончится…».
Он посмотрел на запад, над которым зависло багряное как свежая кровь Солнце:
«Это очень хорошо, что Сталин начал войну так поздно. Начни «рюсся» с утра, до заката я бы точно не дожил.
Ещё два часа и стемнеет и тогда можно будет двинуться в путь. А пока нужно подремать, чтоб набраться сил.
Он присел под той же сосной и положив руки на колени, а на них голову, стал быстро засыпать…
Последней мыслю было:
«Жаль, конечно, что сумку с сухарями бросил… Да и винтовка бы не помешала…».
Ему даже стали сниться цветные, детские сны… Где только он и мама… Мама и он… Больше никого – только он и, она – единственный на Свете человек, который его по-настоящему любит…
И тут его вдруг вернул к реальности резкий окрик:
- Руки вверх!
Яско Тукиайнен вскочил и тут же чуть снова не упал - почувствовал, что у него подкашиваются ноги: рядом с ним стояли двое русских солдат с красными звёздочками на шапках – очень похожих на финские. Их карабины были направлены на него, поэтому он враз поняв, что от него хотят и стараясь как можно выше – аж привстав на корточки, поднял руки.
Первым делом отобрав нож вместе с ножнами и обшарив карманы, русские забрали документы и спички, вернув почти пустую пачку сигарет и семейные фотографии.
Затем, закурив его сигарету и поморщившись («ну и дерьмо!»), один из них спросил:
- У нас товарищ капитан пропал… Не твоих ли рук дело, белофинская морда?
Ничего не поняв, Яско Тукиайнен ответил наугад одним из двух русских слов, ему известных:
- Нь-ет.
Солдаты обрадовались:
- Ух, ты! Да он по-нашему кумекает! А давай, Ваня, спроси его ещё про что-нибудь?
- А про что спросить?
Тот, почесав под шапкой:
- А хрен, его знает… Эй, белофинн хренов! Курить хочешь?
Яско Тукиайнен ответил вторым известным ему русским словом:
- Та-а.
Солдаты ещё больше обрадовались:
- Я ж говорил тебе – «кумекает»!
- А я, чё? Что-то возражал?
«Белофинну» тут же засунули в рот «беломорину» и дали прикурить от его же собственных спичек:
- На вот – попробуй нашего, чудь белоглазая.
Солдаты за ним внимательно наблюдали – как дети за зверюшкой какой, а когда он кашляя как доходяга докурил, спросили:
- Ну и как тебе наш табачок? Покрепче то вашего будет?
Рассчитывая ещё на дармовое курево, он ответил:
- Та-а, та-а!
- То-то же! Куда вам с нами воевать, у вас даже табак – и тот дерьмо.
Второй солдат, тот что «Вася»:
- Ладно, хорош курить – не за этим шли. Давай его к нашим отведём. Первый «язык», однако, может нам с тобой по медальке дадут.
- Дадут, потом догонят и ещё раз «дадут». Пошли, конечно.
Финна бесцеремонно развернули и подтолкнули в нужном направлении:
- Давай ножками двигай, белофинн!
Идя за ним и иногда тычками карабинов под рёбра «подсказывая» нужное направление, русские беседовали меж собой:
- Слушай, Вась… А какой он к чёрту «белофинн»? Оружия при нём не было, стало быть он сам шёл к нам сдаваться. Стало быть, это финский коммунист. Ну, или им сочувствующий, не желающий воевать против своих братьев – советских рабочих и крестьян.
- Ваня! Если бы он был за нас, то он бы пришёл к нам с винтовкой. И офицерика какого с собой привёл… А это, так – простой финский дезертир.
- Почему ты всегда так плохо о людях думаешь?
- А с чего бы я про них хорошо думал?
- А что гадать? Давай у него самого спросим. Эй, ты!
Яско Тукиайнен повернув голову вбок:
- Та-а?
- Как тебя звать?
- Та-а, та-а!
- Тьфу ты, нерусь…
- Нь-ет.
Как ни странно, попав в плен Яско Тукиайнен враз успокоился, перестав бояться. Война для него кончилась и хотя бы первое время он будет в безопасности. Ну, а там Сибирь…
Ну, что ж:
И в Сибири люди живут!
На наблюдательно-корректировочном пункте гаубичного полка 24-й Самаро-Ульяновской, дважды Краснознаменной Железной дивизии, при виде пленного финна переполошились:
- Вы где его взяли?
- В лесу, где ж ещё…
Оставшийся командир в звании младшего лейтенанта, был не так давно из училища и изрядно нервничал в отсутствии более старшего и опытного товарища:
- Один что ли был?
- Один и без оружия. Только нож вот.
Забрав нож и рассмотрев, «мамлей» сунул его в карман шинели:
- А капитан Спирин? Где он?
- Не нашли, как в воду канул.
- А этот что говорит?
- Говорит, что не видел…
- Как он может «говорить», если это финн?
- Ну… Немножко кумекает по-нашему. Это бы, товарищ младший лейтенант… Ранен он. На перевязку бы – фельшар ж, у нас есть.
Подумав тот крикнул:
- Варфоломеев!
Тут же перед ним возник несколько расхристанно выглядевший старшина:
- Звали, таащ…?
- На всякий случай приготовитесь к атаке белофиннов с острова.
Пока русский фельдшер – усатый мужик в годах, что-то сердито бурча перевязывал Яско Тукиайнену щёку – перемотав бинтами полголовы, мамлей успел созвониться со штабом и доложив обстановку - пытался сообразно полученным указаниям, с помощью русско-финского разговорника, произвести блиц-допрос:
- Уммаратико веяннан киэльта (Вы понимаете по-русски)?
Однако финский язык был ещё тем геморром. Произношение впервые взявшего в руки эту книжонку мамлея было до того ужасным, что абсолютно ничего не понимая - Яско только лупал глазами и отвечал наугад «по-русски»:
- Та-а.
- Путтутеко веяннан киэльта (Вы говорите по-русски)?
- Нь-ет.
Младший лейтенант долго листал книжицу, бубня под нос:
- Это не то… Это опять не то… Ну и на хрена мне нужна его фамилия или положим происхождение?! Мне что с ним? На комсомольском собрании выступать?…Да где же?
Наконец, найдя:
- Онко аисса сотовакэа… (Есть ли войска…?). Как же по-ихнему «остров»?
Полистав книжонку, он беспомощно уставился на Яско:
- Ну и язык у вас, гражданин финн! Вы хоть друг друга понимаете?
«Гражданин финн» кивнул:
- Та-а.
- А я вот сомневаюсь!
Доставая пачку папирос, «мамлей» ещё раз спросил:
- Так есть ваши войска на острове или нет?
Решив что его хотят угостить папироской, Яско обрадованно:
- Та-а!
Младший лейтенант, отработанным щелчком выбив сразу две папиросы:
- Есть значит, кроме тебя есть войска на этом острове?
- Та-а!
Протянув пачку в сторону пленного:
- Много войск?
Тот беря папиросу, радостно:
- Та-а, та-а!
Закурив от зажжённой и спички и давая прикурить, офицер озабоченно: