Можно, конечно, согласиться, что ошибок наделали предостаточно. Всякой безалаберщины тоже было много. И конечно, все командиры по-разному относились к этому вопросу. По нашей русской бесшабашности, по нашей не чересчур уж сильной осведомленности и пониманию. И только к 44-му году стали задумываться над этим вопросом. Потому что даже наверху почувствовали – много… Надо все-таки беречь людей.
Но я вам скажу, что сохранять людей на войне – это не каждому дано. Это должно быть что-то врожденное у того или иного командира. Одно дело приказать: «Наступаем, ребята! Вперед!». Ясно, к чему такой колхоз приведет. А если по-настоящему, по науке: «Ты здесь, ты здесь, третий там! Пехота здесь, танки здесь, обхват, захват, окружение. А в лоб ни в коем случае – это верная смерть!» Так что, конечно, многое зависело от командиров. Их личного отношения, убеждения и подготовки. Это задача командиров – с самых младших до командующего, и от каждого из них зависело многое. Но когда ты в здравом уме, когда знаешь, кто из подчиненных на что способен, таких ошибок всегда меньше».
Аркадий Борисович Тверской родился 7 апреля 1918-го года в Киеве, девятым по счёту и последним ребёнком в семье рабочего-стеклодува и домохозяйки. Двадцатые годы не запомнились по причине малолетства, а вот в начале тридцатых было голодно. По карточкам давали ржавую селедку, патоку и немного муки, из которой его мама пекла свой хлеб. Но чуть позже с продуктами наладилось и «жить стало лучше, жить стало веселей».
Во второй половине 30-х годов, их семья стала достаточно зажиточной по тем временам, имея настенные часы и свой радиоприемник. А вот на детскую мечту Аркадия – на велосипед, хотя бы один на всех его братьев и сестёр, скопить так и не удалось.
В Киеве он закончил пять классов, после чего старший брат забрал его в Москву.
По окончанию средней школы, в 1938-м году это было, Аркадия призвали в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию и направили в подмосковный Наро-Фоминскск, в учебный танковый батальон 34-й легкотанковой бригады, которой командовал герой Испании - комбриг Степан Иванович Кондратьев.
Пройдя курс молодого бойца и приняв присягу, красноармеец Аркадий Тверской целый год обучался на механика-водителя БТ-7, заодно освоив вождение мотоцикла М-600. Учили их добросовестно, на совесть: матчасть, вождение, стрельба, политподготовка…
Как говорили командиры:
«Мы учим вас всему тому, что пригодится на войне».
Тем удивительнее ему было встретить позже красноармейцев - не умеющих держать в руках даже обычную трёхлинейную винтовку.
В августе 1939-го года, в Москву прилетел Риббентроп, заключать договор о ненападении с СССР… Фашистов перестали ругать в газетах, тем всё больше ругали западную «плутократию» - развязавшую новую мировую войну. После этого был Освободительный поход на Западную Украину и Белоруссию - в котором воинская часть где служил Аркадий, не участвовала. Но отсидеться в Подмосковье им не удалось: 34-я легкотанковая бригада сперва была направлена на латышскую границу, а затем после осложнения советско-финских отношений - на финскую.
К концу сентября, бригада Кондратьева закончила развертывание до штатов военного времени и не считая отдельных рот (боевого обеспечения, саперную, связи и медико-санитарную) имела в своем составе четыре танковых батальона, разведывательный, мотострелковый, ремонтно-восстановительный и автотранспортный батальоны. Всего бригада насчитывала 237 лёгких танков БТ различных модификаций, 25 бронеавтомобилей, 13 тракторов, 41 ремонтную летучку «тип А» и 7 «тип Б», 73 автоцистерны, 317 автомашины. Конечно, многого не хватало, но в целом это была хорошо сколоченная, полнокровная и очень сильная по составу, технике и вооружению танковая часть.
Не успели танкисты освоиться в карельских лесах, как было объявлено об провокации финской военщины, затем об восстании финского народа. И наконец, 30 ноября 1939-го, советские войска перешли границу, чтоб оказать помощь финскому пролетариату.
Настроение у танкистов было бодрое и боевое – идём освобождать финских братьев по классу – рабочих и крестьян, от угнетения капиталистами и помещиками.
Танкисты считали свои «БЭТы» грозными машинами, а себя – непобедимыми. Все они от командиров и политработников бригады до самого последнего красноармейца - были уверены, что очередной «Освободительный поход» продлится не более пяти суток…
Ну максимум – две недели.
Но столкнувшись с суровой реальностью, энтузиазм начал быстро остывать.
Никакого «восстания» на месте не оказалось, одетые в шинели финские рабочие и крестьяне яростно и ожесточённо сопротивлялись «освобождению». Пленных финнов практически не было. Был случай когда взятый в плен раненный финский солдат на операционном столе вырвал у медика скальпель и зарезал его, а потом зарезался сам. Но и самим в плен к финнам попасть – было равносильно очень жестокой, мучительной смерти…
Врагу не пожелаешь!
Привязать за ноги к двум березкам и разорвать пополам – вполне себе обычная финская практика на той войне.
34-я легкотанковая бригада была отдана в оперативное подчинение 18-й стрелковой дивизии входящей в состав 56-го стрелкового корпуса, 8-й армии. Сразу же начались странности и дикости, которые были заметны невооружённым взглядом даже ему - простому танкисту. Первым делом из состава бригады был изъят 86-й танковый батальон и отправлен неизвестно куда. Затем, пехотное командование распылило боевые части бригады, используя их танки небольшими группами для выполнения совершенно несвойственных им задач – разведки, патрулированием дорог в тылу, охраны аэродрома и штаба дивизии.
Бывало даже для передачи пакета из штаба дивизии в штаб корпуса или армии, вышестоящие командиры использовали двадцатитонный танк, с двигателем в пятьсот лошадиных сил.
Сама пехота всей 8-й армии не была подготовлена к бою: очень много было ничего не умеющих новобранцев - только уже на фронте взявших в руки винтовку, никогда прежде не видевших гранату. Красноармейцы не имеют даже зимней одежды, не говоря уже про лыжи или специальные санки для транспортировки по снегу тяжёлого оружия. Командиры не знают своего дела - даже уставов не читали и, в боевой обстановке пассивны – как скот ждущий своей очереди на забойном пункте…
В 18-й стрелковой дивизии, все вышеперечисленные беды усугубились национально-языковой. В ней было очень много карел, которые не знали русского языка. А их командиры соответственно не знали карельского. Этим пользовались финские разведчики и диверсанты, под видом карел проникавшие в расположение частей и вырезавшие целые подразделения.
Кроме того сама местность этой части Финляндии, совершенного не располагала к действиям танковых войск. По крайней мере к таким, какие были в уставах. Там была только одна дорога, построенная ещё до революции и, вдоль неё – непроходимые для техники леса, болота, озёра, реки…
Здесь должны были действовать лыжники, горные стрелки, егеря – как у финнов, но только не танки!
Танкам здесь делать было совершенно нечего.
Но специально обученных воевать в таких условиях войск, у Красной Армии не было. По крайней мере, он их ни разу не видел и даже не слышал.
И случилось то, что должно было случиться.
Наступая по единственной дороге, 34-я легкотанковая бригада упёрлась в надолбы и линию укреплений за ними, которую прорвать без поддержки тяжёлой артиллерии и специально обученной штурмовой пехоты, не смогла. Мало того, финны сами перешли в наступление, окружив и разрезав советские части на отдельные «котлы».
224-й разведывательный батальон, в котором в составе экипажа БТ-5 служил Аркадий Тверской, вместе со штабом бригады оказался в «котле» в районе населённого пункта Митро. Танки пришлось закопать по башни в землю и использовать в качестве неподвижных огневых точек, помогая пехоте держать рубеж.
Вот тогда то, Аркадий и узнал для чего нужен нижний люк в танке.
Нет, не для того чтобы эвакуироваться из машины, в случае если его подобьют: в полушубке через него не вылезешь, а раздеться в танке когда он горит, можно и не успеть. Да и летом это сделать затруднительно - если конечно танк стоит не на асфальте, а на мягком грунте…
А для чего тогда?
Чтоб оправлять через него «естественные надобности».
Но в отличии от Красной Армии атаковавшей всегда - в любых случаях и в любой ситуации - финны атаковали очень редко. Глубокие, непроходимые без лыж снежные сугробы и как по заказу начавшиеся вскоре 35-ти градусные морозы - были их союзниками и они просто терпеливо ждали, когда советские солдаты вымрут.
Танкисты одеты были хорошо – полушубки, сапоги, валенки. А вот пехотинцы-красноармейцы были одеты в обычные «демисезонные» шинели, обуты в ботинки с обмотками, на головах - буденовки. И они массово вымирали от холода, особенно от обморожения ног. Их даже не хоронили – так и оставляли в наспех вырытых ими же индивидуальных ячейках, которые вскоре заносил снег…
Выкопали было землянки, в них не так страшны холода – как бесчисленно размножившиеся от антисанитарии вши, которые просто заедали насмерть…
Другая, ещё более лютая беда, чем вши и даже лютый холод.
В конце января стало элементарно нечего есть. Когда закончились бывшие с собой продукты, съели сначала фураж 18-й дивизии, потом съели самих лошадей, наконец стали вываривать и жевать лошадиные шкуры… Когда и шкуры кончились, люди начали один за другим пухнуть и умирать от голода.
Умерших не хоронили – не было сил копать промёрзшую на два метра, каменистую финскую землю. Просто складывали на снег. Днём умерших красноармейцев клевали и нахваливали слетевшиеся во всего Карельского перешейка вороны, по ночам грызли сбежавшиеся со всех лесов волки…
День и ночь командование бригады посылало одна за другой отчаянные радиограммы командованию:
«Помогите, мы подыхаем голодной смертью!».
Но ни ответа, ни привета…
Комбриг Кондратьев застрелился, за ним последовали другие – начальник штаба Смирнов, комиссар Теплухин, командир батальона Шевченко и даже особист Доронин.