– Катя? – изумленно выдохнул другой.
И тут я расплакалась. Слезы градом брызнули по щекам, заволокли мир радужной пеленой. Я плакала и плакала, не в силах остановиться. Пальцы выпустили кинжал, и он, ненужный, затерялся в траве. Ноги обмякли, и я скользнула по шершавому стволу. Усталость придавила гранитной плитой, прикрепила гири к суставам. Но все неважно, я спасена!
Сильные руки подхватили под мышки и закинули на коня. В нос ударил запах пота, трав и костра. Неуклюже заерзав, рискуя упасть, развернулась и обвила руками талию Акселя. Сквозь пелену слез я не видела его лица. Надеюсь, он не сердится? Я ведь не хотела, я думала, так лучше.
– Она мертва, тер, – прорвался сквозь чехарду мыслей тот же голос, на который ранее среагировала собака.
Я нахмурилась. Кто – она? Только потом, с запозданием поняла: Мия.
– Олаф у меня попляшет! – мрачно пригрозил Аксель и, придерживая меня одной рукой, тронул поводья. – Инквизитор тоже свое получит. Чувствовал, ничего хорошего из этой затеи не выйдет!
– Не ругай меня, а? – жалобно проскулила я, уткнувшись в куртку сероглазого.
Словно маленькому ребенку, хотелось забраться под нее, укрыться от всех бед.
– Буду, – мстительно пообещал Аксель. – Заслужила.
Тяжко вздохнула. И то верно, сама заварила кашу, не послушалась.
– Ой, – встрепенулась я, когда лошадь Акселя снова перешла на рысь, – вы, наверное, Гарольда ищете.
Я так увлеклась собственными переживаниями, что блондин совсем выпал из головы. Между тем ничего пока не кончено, раненый зверь смертельно опасен.
Аксель промолчал. Зачтем за положительный ответ.
– Он там! – Махнула рукой в темноту. – Возле алтаря. Убил Машу, тьфу, Мелисандру. У нее тут девушки, целый орден.
Сероглазый резко натянул поводья и обеспокоенно коснулся моего лба.
– Какой алтарь, какой орден? Ты бредишь!
– Вовсе нет, – обиделась я и, воспользовавшись моментом, гордо устроилась спиной к Акселю. – Алтарь – это по твоей части, меня там всего-то расчленить хотели. А орден… Вспомни, я говорила, Мелисандра организовала школу, обучала девушек магии и отправляла в другие миры.
– Так, – нахмурился сероглазый, – похоже, нам ненадолго придется расстаться. Я тебя и близко к тому слизняку не подпущу!
Прежде, чем успела возразить, Аксель уже пересадил меня на лошадь позади какого-то солдата, и, грозно зыркнув: «Отвечаешь за нее головой!», умчался прочь.
Хуже нет, чем ждать и догонять. Ждать в сомнительной компании и вовсе высшее из всех зол. Я честно пробовала завязать светскую беседу, но солдат притворялся глухим.
Лошадь под нами недовольно фыркала, переминалась с ноги на ногу. То ли чуяла близость трупа, то ли рвалась к товаркам.
Похолодало. Стуча зубами, я фамильярно залезла под чужой плащ. Не хочет делиться, так я не гордая, сама возьму. Даже обнять готова – все лучше, чем схлопотать воспаление легких.
Где-то ухнула сова. Пробежала полевка.
Ночь стремительно вступала в свои права, а Аксель все не возвращался.
Я обеспокоенно посматривала на небо: вдруг где-то полыхнет магия? Ничего. Лес словно вымер, а я, солдат и лошадь превратились в соляные столбы.
Темное небо с редким вкраплением звезд намекало: пойдет дождь. Сейчас бы к огню, а еще лучше – в кровать, прижаться к Акселю… Странно, я впервые думала о нем в таком ключе, как о части домашнего уюта. Признаю, мне остро его не хватало. Именно сейчас, подвешенная в состоянии неведения, посреди леса, я осознала, что не желаю с ним расставаться. Тоска по дому никуда не делась, по-прежнему хотелось обнять маму, обновить рабочую страничку, выпить чашечку кофе в кафе, но после вернуться, сюда, к нему.
Я говорила себе, что, похоже, влюбляюсь? Так вот, процесс перешел в финальную стадию. Я уже любила Акселя.
Наверное, все должно было закончиться грандиозным поединком. Я болела бы за Акселя, вздрагивала от каждого нанесенного ему удара, рукоплескала поверженному врагу. Но так случается только в книгах, в реальности же тихо материализовавшийся из темноты любимый устало обронил:
– Все кончено.
Он вернулся один, без отряда, от вопросов о Гарольде лишь отмахнулся:
– Еще вдоволь налюбуешься на его рожу!
Вот уж что-что, а на блондина я смотреть не желала, так и заявила Акселю. Он добродушно рассмеялся и, не смущаясь наблюдателя, взъерошил мне волосы:
– Придется. Его будут судить, ты дашь показания.
Выходит, Гарольд жив. Никогда не считала себя кровожадной, но тут испытала разочарование.
– Неподалеку отсюда постоялый двор. – Аксель снова забрал меня к себе и любовно укутал. – Полагаю, нам обоим не помешает немного отдохнуть.
К запаху пота и разгоряченного тела прибавился еще один, с едва уловимой металлической ноткой.
– Ты ранен?
Я обеспокоенно заглянула Акселю в глаза. Жаль, темно, не прочитаю ответа. Он ведь не успел оправиться от схватки в пещере, а тут новый бой. Удивительно, что Аксель держится молодцом! Маг, этим все сказано.
– Пустое! – по-мужски отмахнулся любимый и, хмыкнув, самодовольно добавил: – Ему пришлось хуже. Пусть радуется, что я решил довести дело до суда, а не прикончил его прямо там, за тебя, себя и учителя.
Аксель на мгновение стиснул кулаки, а потом расслабился, тронул поводья. Лошадь потрусила к опушке. Следом за нами увязался солдат, разгоняя факелом сумрак.
В голове крутилось: «Все кончено!» Только теперь это короткое предложение дарило радость, а не погружало в пучину отчаянья.
Глава 30
В зале суда, большом вытянутом помещении, поделенном на части рядами столбов, было душно. Еще бы, казалось, здесь собрался весь Антрей! Кондиционер в те давние времена еще не изобрели, окна тоже не отрывались. Огромные, витражные, они делались только для красоты. Поэтому приходилось терпеть, истекая потом.
Опершись руками о каменный бортик галереи, пыталась разглядеть Акселя. Увы, в Билардии свято чтили гендерное неравенство, женщин вниз не пускали. Простолюдинов и вовсе отправили на галерку, под самые стропила. Не удивлюсь, если желание поглумиться над бывшим придворным магом обернется давкой с человеческими жертвами. Люди чуть ли не гроздьями винограда свисали со столбов, теснимые задними рядами, опасно кренились над пропастью. Тут, на галерее, иначе. Для благородных дам, в число которых с некоторых пор входила и я, поставили кресла. Спускаться и подниматься нам полагалось тоже по отдельной, парадной лестнице, а не вместе с челядью.
А вот и Аксель. Такой важный, в новеньком, только вчера от портного камзоле. Как ладно он на нем сидел! Аксель всегда отличался атлетической фигурой, а крой лишь подчеркивал ширину его плеч. Любимый беседовал с Вальтером Мережем. Подумать только, совсем недавно парочка была по разные стороны баррикад, а теперь воркуют, словно лучшие друзья!
Взгляд поневоле переместился к клетке – каменному балкончику, куда с минуту на минуту должны были привести обвиняемого. Караул замер по обеим сторонам массивной решетки. Такую не перепилишь, сделана на совесть.
Судьи пока не заняли свои места, только секретарь суетился возле стола, готовил стопки чистой бумаги.
Над креслом председателя висел деревянный щит с гербом герцогов Орса. Собственно, один из его представителей вскорости и решит судьбу Гарольда. На месте блондина я бы не надеялась на снисхождение. Да что там, заранее готовилась бы к смертному приговору. Дело слишком громкое, резонансное, недаром сам Вильгельм Орса на правах сюзерена земли примерил мантию. Обычных убийц и воришек, разумеется, судили иначе, камерно и быстро. Ни публики, ни адвокатов, только судья и обвинитель. Именно так поступят со Шрамом и еще парочкой мелких сошек. Проходя мимо собора, я слышала стук молотков: готовили висельнику. Что поделать, у каждого века свои развлечения. Казнь состоится завтра, на рассвете, а сегодня Шраму предстояло дать последние показания в своей жизни. Мелочь, а приятно – поспособствовать именитому соучастнику взойти на плаху. Гарольда не повесят, это я точно знала, он не простолюдин.
Ощутив затылком неприязненный взгляд, испуганно обернулась: до сих пор везде мерещилась Маша. Однако магиня не воскресла, на галерею пожаловала герцогиня Орса с младшей дочерью. Послушно поднялась, поклонилась. Батильда сделала вид, будто вместо меня пустое место, и прошествовала к своему креслу. Алиса же задержала на мне любопытный взгляд. Интересно, что она чувствовала к Гарольду? Вряд ли любовь. Скорее в соборе она флиртовала с ним со скуки.
– Алиса! – недовольно прикрикнула герцогиня, и дочь поспешила отвернуться.
До меня долетел змеиный шепоток Батильды:
– Не смей смотреть на грех, а то прилипнет!
Румянец залил щеки.
Неужели весь город в курсе? Зато Аксель доволен, каждую ночь сопел мне в шею.
Шум и свист с галерки заставил вновь глянуть вниз: конвойные привели преступника. Гарольд выглядел паршиво. Куда только подевался павлин, который навещал Акселя в день нашего знакомства? Один глаз заплыл, под вторым темнел синяк. Губа тоже разбита, рубашка на плече порвана. Свалявшиеся, давно не чесаные волосы падают на лицо. О ранах Гарольда позаботились лишь для порядка, чтобы не умер раньше времени. О месте их расположения судила по бурым пятнам на рубашке – свежая арестанту не полагалась.
Солдаты пиками загнали Гарольда в клетку и стеной выстроились за его спиной.
Заслышав улюлюканье толпы, блондин вздрогнул, затравленно огляделся. Взгляд его остановился на старшем инквизиторе.
– Мессир! Мессир Мереж! – Гарольд в отчаянье прижал к решетке скованные кандалами руки.
Инквизитор притворился глухим.
– Мессир, – срывающимся голосом взмолился блондин, – остановите это! Скажите, что я не виноват, вы же знаете!
Если прежде Гарольд вызывал во мне ненависть, то теперь лишь брезгливость. Он чуть ли не на коленях ползал, хлюпал носом и все твердил о своей невиновности. Солдаты не мешали. Сдается, они получали изощренное удовольствие от разыгрываемой блондином мелодрамы. Зато Вальтера она раздражала. Инквизитор не желал, чтобы на его доброе имя упала даже тень сомнения, открестился от Гарольда до его ареста, а тут такое… В итоге он подозвал одного из дежуривших по эту сторону клетки солдат и потребовал угомонить обвиняемого. Сделали это самым простым способом – кулаком.