– Поступать буду в институт культуры. Наверное, на хоровое.
Это было сказано уже после официального знакомства мамы с Юрой.
Мария поняла: что-либо говорить бесполезно, уже все сказано, – и закусила губу. Значит, все зря, жизнь летит под откос, все старания – псу под хвост.
Вот только о том, что это решение Надино, а не Юрино, она догадаться не могла.
Надя сама не заметила, когда именно жизнь в Юриной семье стала вдруг ее тяготить. Не так уже радовались ей сестры; Любовь Андреевна, та и вообще перестала с ней общаться, правда, по причине необыкновенной своей занятости. Только Егор оставался по-прежнему добродушным и приветливым. Надя старалась как можно позже приходить домой, свои рабочие планы писала в учительской, все равно Юра, как правило, задерживался на работе.
Работа педагога Наде нравилась, это было настоящее творчество. А какое же счастье, когда видишь плоды своего труда! Завуч периодически сидела на Надиных уроках и не всегда поддерживала молодую учительницу с ее нововведениями.
– Какое тебе рисование еще? И так урок тридцать минут! Не успеешь ребятишек к зачету подготовить.
– Успею, Наталья Львовна, успею. Они все равно могут сконцентрироваться за пианино только минут на пятнадцать, дальше устают. А так мы сначала поиграли, а потом нарисовали то, что играли.
– Ой, Надежда, выдумщица ты! Вот уж не думала. Ты же замкнутая такая вроде была. Все за инструментом. А оказывается, и рисуешь, и лепишь.
– А я знаете, что поняла, Наталья Львовна? Важно, чтобы тебе самой стало интересно. Тогда сможешь и ребенка музыкой заразить. И все получится. Детей ведь только способных принимаем. А почему отсева столько? Если родители сознательные, то ребенок будет учиться, а если дома всем все равно, то к 3-му классу ищи-свищи этих учеников. А ведь столько труда вложено. Хотелось бы, чтобы задержались.
– Так вот и мне хотелось бы, – Наталья Львовна вздохнула. Надин живот для человека понимающего был уже заметен. – Но вот у тебя, Надя, дело молодое. Поработаешь у нас с годик – и в декрет? Что нам с твоими ребятишками тогда делать? После всех этих нововведений?
Надя сама никак не решалась начать такой сложный разговор. Но говорить все равно нужно. Она глубоко вздохнула, как перед ответственным выступлением:
– Наталья Львовна, я все рассчитала. Мне рожать в июне. Ребят до конца года доведу, к первому классу подготовлю. Ну, а в сентябре решим. Может, вы мне этих троих доверите, пару раз в неделю как-нибудь из дома буду вырываться.
– Загадывать не будем. Давай договоримся так: к школе уж ребятишек готовь сама. В первый класс пойдут к Симе Измайловне. Не спорь. А там видно будет.
Надя никак не могла успокоиться после разговора с Ритой, ей нужно было кому-то рассказать о своих сомнениях, кто-то должен был уверенно ей сказать, что это все не так, наветы беспочвенны, у вас с Юрой все хорошо, а будет еще лучше.
Для откровенного разговора женщина неожиданно для себя выбрала маму. К тому времени Надя уже год прожила в семье Соловьевых. Мария находилась в постоянном ожидании этой беседы, особенно после встречи с Любой. Тогда, правда, Надя еще не была беременной. Мария не поняла, изменилось ли отношение Любы к невестке, когда та узнала о предстоящем рождении малыша, или нет. Ей показалось, что Соловьевы обрадовались. Понятное дело: больше метров при расселении получат.
Они сидели на кухне и пили чай, как когда-то давно. Тогда, когда мать и дочь можно было считать единым целым, когда они смотрели в одну сторону и обеим казалось, что видят они одну и ту же цель.
Надя начала без длительных предисловий, нервно тарабаня длинными пальцами по клетчатой клеенке:
– Мам, ты думаешь – это правда? Неужели простая учительница для него неинтересна?! Но он же в музыке ничего не понимает! Ему что солистка оркестра Венской филармонии, что музыкальный работник в яслях. Мама, я же из-за него от консерватории отказалась! Чтобы не расставаться! И потом, мне хотелось быть к нему ближе, немножко спуститься к нему и дальше расти уже вместе. Это же интересно. Скажи, зачем Юре жена с консерваторским образованием?! – Надя перестала стучать по столу и в упор смотрела на Марию.
– Ну, это твой муж, ты сама должна ответить на этот вопрос, – Мария не знала, что сказать. Ей хотелось поддержать дочь, но слова Риты были похожи на правду. Юра был не прост. Мария не раз замечала: тут недоговаривает, здесь сочиняет…
– А я вот не знаю. То есть я была уверена, что солистка Венской филармонии ему ни к чему. Не потянет! В первую очередь не хотела ставить его в дурацкое положение.
Мария только удивлялась, разводила руками, ничего не могла понять в истории этого странного союза. Ну прямо как в той песне, просто «встретились два одиночества». Надя искала для себя что-то новое, неизвестное. Оказывается, этот бывший морячок Юра – тоже.
– Ты жалеешь о том, что не стала поступать в консерваторию?
– Нет, ну, конечно же, нет. Мама, все правильно. Ты даже не представляешь себе, какой груз с меня свалился, когда я поняла, что больше не надо убиваться за этим роялем, не надо выступать, и, главное, творчество – оно продолжается. Только что делать теперь с Юрой? А вдруг все это правда?
– Но он же тебе про это никогда не говорил?
– Нет. Мам, а он вообще не очень искренний.
– Это как это? – пришел черед удивляться Марии.
– Он постоянно играет какую-то роль… – Надя запнулась, – причем плохо.
– Подожди, ты это о чем? – Мария едва успевала приходить в себя от свалившихся на голову новостей.
– Да нет, не по отношению ко мне. Но, думаю, Ритка права. Юрка, может, сам мечтал стать артистом, при этом совершенно не имея ну абсолютно никаких данных!
Мария широко раскрыла глаза.
– Ну мама! Да, он очень красив, и я его безумно люблю. Но он не понимает, что он красив и просто сам по себе. При его внешности больше уже ничего изображать не надо. А если он еще и в белом медицинском халате – это просто мечта. Ты знаешь, я иногда забегаю к нему в меддиспансер и вижу его разговаривающим с больными. Вот где он хорош. Серьезен, руки в карманах, голова слегка набок. Просто песня. А он все норовит спеть или сплясать.
– А что у нас с голосом?
– То же, что и со слухом. Но, мама, это же не недостаток! – В голосе Нади послышался вызов.
– Ни в коем разе, – подтвердила Мария.
Они обе немного помолчали.
– Слушай, Кролик, ты же помнишь, что я была не в восторге, – Мария подняла руку, призывая дослушать ее до конца. – Я не хочу сейчас вспоминать ни приход Юры, ни твое решение круто изменить свою жизнь, ни Юрину семью. Я попыталась что-то посоветовать тебе в той ситуации. Ты меня сразу поставила на место словами: «Я его люблю, отнесись к этому с уважением». Для меня это, Надюша, было большим уроком. Это очень верно. Я люблю свою дочь, я должна верить в ее выбор, уважать его. Я приняла твое решение, твое мнение. В конце концов ты для меня – самое главное в жизни.
– Мамочка, – Надя подошла и обняла мать. – А вдруг он меня не любит?
– Ты его любишь?
– Очень!
– И он тебя любит! – не слишком уверенно проговорила Мария. – И вообще скоро тебе рожать. А Юре мы с тобой будем благодарны хотя бы за то, что он помог тебе сделать правильный выбор. Я имею в виду консерваторию. Ведь так? – Мария с опаской посмотрела на дочь.
– А вот в этом я не сомневаюсь!
– Значит, он примет в тебе и великого учителя! И вообще, дочь, переезжайте уже ко мне.
– Мама, я про это уже думала. Нет, мне будет сложно. Пока я не представляю тебя и Юру вместе. Вы разные, ты только не обижайся, но я хочу убедить Юру съехать от его родителей и снять квартиру.
Час от часу не легче! Хотя, может, Надя и права, но Мария не могла переварить столько новостей одновременно.
– Я сначала хотела с тобой поговорить, а потом уже с Юрой. Мама, он в последнее время постоянно задерживается на работе. Еще Рита эта со своими разговорами, – Надя неожиданно расплакалась.
– Ну что ты, Кролик, что ты! Ты просто сейчас чувствительна ко всяким мелочам. Все беременные обидчивые, это нормально. Жизнь – она не поменялась, тебе все кажется. Не выдумывай. Юра тебя любит. Он просто фантазер, мечтатель, может, ему хотелось, чтобы его жена выходила в белом платье на сцену, а он бы дарил ей цветы.
Надя улыбнулась, размазывая слезы по щекам.
– Как ты когда-то?
Мария вздохнула и погладила Надю по лицу.
– И как я. А может, у нас еще все впереди, неизвестно, как сложится жизнь. И все же переезжайте ко мне. Обещаю, я приму Юру. На первых порах с маленьким одной очень тяжело. Сама все поймешь. А мне не набегаться. Поживете месяц-другой, все устаканется, ты привыкнешь к малышу, тогда и переезжайте в свою съемную квартиру, я не против. А сейчас – возвращайся.
В мире тишины
Гуля родилась маленькой и очень аккуратненькой девочкой. Всем на загляденье. Мария сразу постаралась выкинуть из головы страшные роды дочери. Обошлось. Многие тяжело рожают. Врачам, как всегда, удалось сделать невозможное: спасли и мать, и дочь. Марии даже в голову прийти не могло, какие неожиданности ждут их впереди.
Схватки, как водится, начались посреди ночи, причем сразу сильные. Надя корчилась от боли, но держалась, только испуганно смотрела на Марию.
Вот говорят, что муж ближе, роднее. Когда он появляется, мама отходит на второй план. Только не в момент родов. В это время любая молодая женщина инстинктивно хватается за мать. Только мама может помочь, защитить. «Скорая» приехала быстро. Разбитная молодая докторша, не церемонясь, прошла, не снимая сапог, в комнату.
– Собралась? Роды первые? А чего скривилась вся? Тебе еще мучиться и мучиться. Нежные все, куда там, – она выразилась и еще хлеще, чем почему-то испугала Марию. У нее вдруг все похолодело в груди. Господи, а ведь дочь сейчас увезут. И Надя окажется в руках вот этих не очень приветливых людей. Ее девочка. И она не сможет помочь, никак не сможет.