– Мам, а давайте я макарошек сегодня наварю? – браво предлагал Юра.
Марии сразу же от этих слов становилось не по себе: и от «макарошек», и от показного веселья. Обращение «мама» – это вообще была отдельная история. Ну какая она ему мама? У него есть своя мама. При чем здесь Мария? Она пыталась поговорить об этом с Надей.
– Кролик, если твой муж будет называть меня Марией Геннадьевной, то я против не буду! Ну, сама посуди, какая тебе мама Любовь Андреевна?
– Мама, это разные вещи. Может, и неправильно, что я не могу называть Соловьевых мамой и папой! А Юра – он от всей души!
Надя очень гордилась подчеркнуто теплыми родственными чувствами мужа. Всех любит, для всех – свой. Мария же склонна была видеть в этом скорее недостаток воспитания, культуры. А Надя-то, Надя?! Готова Любу называть мамой! Как же быстро она набирается этого всего от своего Юры! Или Мария все же относилась к Юре предвзято? Скорее всего, так.
Она частенько возвращалась с работы одновременно с зятем. Неспокойная Гуля не давала Наде возможности ничего сделать по хозяйству, поэтому оба тут же включались в работу. Мария шла на кухню, Юра – помогать с Гулей. Мария удивлялась дочери: Надя никак не могла выйти из своего сомнамбулического состояния. Ну да, Гуля много плачет, но сколько же можно молодой матери находиться в прострации? Прошло уже полгода, а Надя все никак не могла собраться. К пианино не подходила совсем, испуганно смотрела на девочку, когда та спала, потом хватала ее сразу же, если та начинала плакать. Неужели Мария была такой же?
Дружная Юрина семья впервые увидела девочку, когда той уже исполнилось три месяца. Пришли, как всегда, полным составом. Прихватили и Катюху, и Риту, и Ленку с мужем и их крикливой Танькой. Мария диву давалась: к чему столько народа? Рите интересно посмотреть на Гулю? Маловероятно. И потом, в доме – младенец, а Танька у них детсадовская, не хватало еще инфекцию принести. Но что тут поделаешь, такие родственники! Юра, понятное дело, был счастлив, удивлялся, чего это не захватили Лизку.
– Она у нас теперь ученая. С нами ей теперь неинтересно, – Егор хмыкнул с осуждением.
– Да ладно, батя. Потом, значит, придет, у нас двери всегда открыты!
Мария пыталась не цепляться к каждой Юриной фразе, не доводить себя до взвинченного состояния. В конце концов он прав – это его родственники!
Мария посмотрела на свою квартиру глазами гостей. Кругом развешаны пеленки; стоят детская кроватка, коляска, пеленальный столик с расставленными на нем бутылочками, никогда не убирающаяся гладильная доска со стопкой распашонок. Она перехватила кислый взгляд сватьи. Нет! Ту раздражал совсем даже не беспорядок. Люба вздыхала по тяжелой Юриной жизни, ясное дело.
Гуля не произвела на родню того впечатления, на которое рассчитывала Надя. Соловьевы нашли, что «малая» совершенно «не в их родову». И вообще они практически не обращали на малышку внимания. Почему-то радовались не Гуле, а больше высказываниям Ленкиной дочери, громко смеялись, глядя на ее проказы. Мария видела, что Наде обидно. Вроде по другому поводу пришли! Ей так хотелось, чтобы все умилялись тому, как быстро Гуля крутит головой, как удивленно таращит глазки или вдруг непроизвольно начинает улыбаться большим ярким ртом, становясь при этом ужасно похожей на Буратино.
– Мам, посмотри, какая она красивая.
«Куда уж там!» – думалось Марии. Она сама не была слепо влюбленной в свое чадо матерью и все Надины недостатки видела. И Гулю красавицей назвать было сложно. Обычная малышка. Смешная, улыбчивая, очень складненькая: никаких кривых ножек и ручки в перетяжках такие миленькие!
– Свои дети всегда самые лучшие. А уж малышей некрасивых не бывает.
Не красивая, но забавная! И с каждым месяцем все забавнее.
После праздничного ужина гости наконец-то обратили внимание на Гулю.
– В кого это у нее рот такой большой? И смотрит все время мимо. Вы бы ее к врачу свозили, – Люба внимательно рассматривала свою внучку.
– Свозили, Люба, а как же! У нас, сама знаешь, каждый месяц осмотр у всех специалистов.
– Да чего мне специалисты! Я вон пятерых воспитала, на глазок мне и так все понятно.
– И что? – напряглась Надя. – Вам в Гуле что-то не нравится?
– Ребенок и ребенок! Че восхищаться-то зазря. Есть дети и вправду красивые. Вот у нас Юрка, когда маленький был, – лицо Любы наконец-то расплылось в улыбке, – чистый ангел. Волосики курчавенькие, глазки пуговками. Я ему банты всегда завязывала. Так мне на улице вечно говорили: «Вот мамаша – сама худющая, одни кости торчат, а ребенок – бутуз». А губки – ну прямо как с картинки про детское питание.
После ухода гостей Надя никак не могла успокоиться:
– Нет, ну надо же. Видела я эти фотографии. Там у Юры лицо круглое, глаз нет вообще, а на шее – огромный черный бант. Да наша Гуля в тыщу раз красивее.
Юра, весело напевая, мыл на кухне посуду. Он был абсолютно счастлив от общения с родственниками; на его взгляд, встреча прошла прекрасно. Мария вполголоса успокаивала дочь:
– Для каждой мамы ее ребенок – самый лучший. И не обижайся даже, это нормально.
Хотя сама она тоже удивлялась странному визиту родственников. Складывалось впечатление, что Соловьевы сто лет не виделись, а тут вдруг именно здесь встретились, чему были несказанно рады.
– Катька, пятерок много натаскала? – спрашивал, например, у дочери Егор.
– Полно! – улыбалась Катюха.
– А ты, Ритка, опять смурная. С парнем, что ли, поругалась? – Егор уже подпил, и его тянуло на разговоры.
– С чего это ты взял, что у меня парень есть? – беззлобно огрызалась Рита.
Да, так случается: люди живут вроде в одной квартире, но не слышат друг друга, не видят – у каждого свои заботы, свои проблемы. А вот пришли в гости все вместе и обрадовались друг другу, и давай общаться! Им просто было не до маленькой Гули. С ней же еще не поговоришь. Лежит себе и глазенки таращит. Успеют еще поговорить-то! А вот почему они дома друг друга не видят? Странно это все как-то. Мария отметила для себя, что эта обнаруженная странность сегодня как-то сроднила ее с дочерью. Только вот хорошо ли это? Конечно, хорошо – пусть Надя строит свою семью по-другому. Мария – не пример для подражания, она и не претендует на это, но вот таких отношений, как в семье Соловьевых, она для своей дочери тоже не пожелала бы.
После того посещения Гуля сильно заболела. «Сглазили, – нервничала Мария. – На порог больше не пускать!» Медик Юра, естественно, все валил на Ленкину дочь, которая кашляла прямо на маленькую Гулю. Распсиховался, позвонил матери, первый раз повысив голос:
– Чего больную-то привели?!
– А куда нам ее девать было?
– Дома бы оставили!
– Одну, что ли?
– Ленка в другой раз могла прийти!
– Да чего разошелся-то? Думаешь, она первый раз заболела, так вылечите, теперь на всю жизнь здоровой станет? Еще хлебнете. Детей воспитывать – это вам не в бирюльки играть! Вон я как-то пятерых подняла.
– Да температура у нее шпарит!
Юра швырнул трубку и подробно пересказал ссору с матерью.
Сколько раз потом Мария вспоминала эти Любины слова. Ей казалось, что Надина свекровь накаркала Гулину болезнь. А может, до их посещения Гуля и была обыкновенной здоровой девочкой? Ведь могло так быть? Три месяца не болела, а тут вдруг заболела. Да так тяжело. Никак не могли сбить температуру. «Скорая», уколы. Мария молилась в то время на Юру, на его рассудительность и твердость. Они вдвоем с зятем боролись за Гулю. Надю сковал панический страх. Ну да, дети болеют, и Надя маленькая болела. Но все общие рассуждения тут же забываются, когда заболевает собственный ребенок. Чужой опыт никогда и никому не помогал.
Мария никогда ни словом не обмолвилась о своих мыслях Наде, но тот приход Соловьевых не выходил у нее из головы, она все время мысленно к нему возвращалась. И Любины поджатые губы и ее высказывания, что как-то Гуля не так смотрит, и быстрый взгляд Любы на Риту. Рита… Рита пришла вся в черном, с ярко подведенными глазами и бледными губами, чем сразу напомнила Марии Асю. Она наклонилась над кроваткой девочки и вроде бы слишком пристально на нее посмотрела. Потом отошла и, как показалось Марии, незаметно кивнула матери.
Что только не придет в голову, когда в дом приходит беда. Вспоминаются мелочи, человек ищет виноватого. Сопоставляет факты, думает, кого еще можно сделать причастным к той истории. А надо ли? И зачем возвращаться назад? Что произошло, то произошло. Не изменить. Нужно стараться смотреть вперед.
А вот Светлана высказалась конкретно. Подруга частенько забегала на минуточку. В первую очередь посмотреть на малышку – Мария первой в среде их ровесников стала бабушкой. В этот раз она также принесла переделанные Надины брюки. Девушка поправилась после родов, нужно было расставить пояс на пару сантиметров. К кому обратиться? Конечно, к Свете. Она уже давно обшивала и маму, и дочку. Был у Светланы такой талант.
Свете наплевать было и на пеленки, и на коляску, сквозь которые нужно было буквально протискиваться в комнату. Ребенок в доме, понятное дело.
– Эх, подруга, смотри, как паркет вздулся.
– Так колеса же моем, как иначе! Юра за коляску у нас отвечает. Вверх, вниз, колеса протирает. Нагружать его еще и мыслями о паркете я не могу.
Светлана, тщательно моя руки, не преминула заметить:
– Вот видишь! Стало быть, и от него польза есть! А Надя где? Надо бы брюки примерить.
– Выбежала в магазин. Сейчас придет.
Света стремглав понеслась к Гуле.
– Где тут наша маленькая? – Света от души радовалась Гуле, взяла девочку на руки, когда та заплакала, и вдруг резко повернулась к Маше: – Слушай, Маш, мне кажется, она не слышит.
– Да ты чего, она на все звуки реагирует!
– Да? Значит, мне показалось. Понимаешь, эти дети, – они внешне немного другие. Я объяснить не могу, сложно это, но у нашей соседки сын глухой родился, я тебе рассказывала, помнишь? Нет? Ну, неважно. Так вот, он так же головой вертел, и взгляд такой тревожный. Как будто он что-то такое знает, больше нашего, как будто предупредить хочет. Когда я этого мальчика увидала, еще удивилась его необычности. Диагноз-то ему позже поставили. Это же сразу непонятно.