– Ну не знаю, – почему-то сказал он. – Я что-то сегодня страшно устал, даже есть не могу. Давай все обсудим завтра. Для меня на сегодня слишком много отрицательных новостей. Помнишь, я тебе рассказывал о девушке, я с ней восстановительной гимнастикой занимаюсь, ну, та, которая после автокатастрофы. Ей стало хуже, родители обвиняют меня.
Надя перестала плакать. Реакция мужа вывела ее из себя.
– Я не очень понимаю, о чем ты говоришь. При чем тут эта девочка? – Надя перешла на крик: – Я говорю тебе – нам поставили страшный диагноз! Наша дочь не слышит, нужно думать, как жить дальше! При чем тут твоя работа?!
Юра безучастно смотрел в пол.
– Не кричи, Гулю разбудишь.
Надя подбежала к Юре и начала трясти его, вцепившись в плечи.
– Ей все равно, понимаешь! Можно кричать! – Надя подбежала к серванту, достала хрустальную салатницу и изо всех сил швырнула ее на пол. Салатница разбилась на мелкие осколки, стекло разлетелось по всей комнате.
Юра закрыл голову руками.
– Что ты творишь?
– Я? Я? – Надя металась по комнате, задевая стулья, как будто бы специально создавая дополнительный шум. – Это тебе стало наплевать на нас! Думаешь, я не вижу, что все изменилось? Ты приходишь поздно, не поехал с нами в Москву. А сейчас ты даже не смотришь в мою сторону. Понятное дело, кому нужна дочь-инвалид!
Она наконец остановилась и в упор посмотрела на мужа.
– Все! Хватит! Я ухожу! Ты же знаешь: я ненавижу слезы. А твои претензии я не желаю слушать. Я обеспечиваю семью, между прочим. Видимо, ты про это забыла, – Юра встал, все так же не глядя на Надю, и направился к двери.
– Скатертью дорога! – Надю трясло. «Если он сейчас уйдет, просто выброшусь из окна, и все проблемы закончатся в один миг. Да, именно так. Кому нужна такая жизнь? Это непереносимо. Все уже сказано». Решение вдруг созрело в ее голове. Она стояла, зажмурив глаза, и ждала, когда хлопнет входная дверь.
Видимо, Юра что-то почувствовал или наконец очнулся, понял, что произошло. Надя и не услышала, – так тихо муж подошел к ней и обнял за плечи.
– Какие же мы оба дураки. Ты прости меня. Конечно же, Гуля – это самое важное. Все еще нужно перепроверить. Я пока не думаю, что все так серьезно. И на работе у меня такие проблемы, ты не представляешь! Надя, я без тебя не справлюсь. Без тебя и нашего Гуленыша.
Надя расплакалась с новой силой, но это были уже совсем другие слезы. Муж рядом, они вместе, они оба больше жизни любят их маленькую Гулю. Она изо всех сил прижалась к мужу.
– Не волнуйся, все образуется. – Надя плакала. Какая же она глупая, как она могла сомневаться в Юре. Что значит – она выбросится из окна? Кому нужна ее Гуля, кто ее защитит? Кто поможет Юре? Она целовала Юру и повторяла: – У нас все будет хорошо. Ведь правда?
– Конечно, – Юра сжал в ладонях голову жены и внимательно посмотрел Наде в глаза. – Я тебя очень люблю и Гулю люблю. Верь мне, пожалуйста, ни в чем не сомневайся.
С чего-то нужно было начинать. Мария не знала, как быть: отойти в сторону, и пусть Надя и Юра сами вникают в проблему, или какую-то часть забот сразу взять на себя. Скорее всего, именно так и нужно сделать. Не просто помогать, а сразу поделить обязанности, – иначе не справиться, ребенка не вытянуть. Но родители – Надя и Юра, она – только бабушка.
Мария осознавала допущенные в воспитании дочери ошибки, понимала, что когда-то полностью оттеснила Надю от принятия решений. Это было в корне неправильным, она сама, невольно, сильно навредила Наде. В скоропалительном браке дочери Мария винила и себя тоже. Надя таким образом вырвалась из-под опеки – Марии было слишком много в ее жизни, а Наде хотелось самостоятельности. Ну да что теперь об этом? Сегодня нужно думать только о Гуле, здоровье девочки – теперь самое важное в их жизни. Разве же можно считаться, кто и что сделает первым. Главное – делать! Не ждать! Не медлить!
Да, именно так. Бороться будем всем миром. И Соловьевы подключатся, Мария не сомневалась. И совершенно естественно, что сначала диагноз был шоком, но потом она успокоилась и согласилась с доктором. У них хорошая девочка. Да, она другая, ей просто нужно больше внимания, быть всегда рядом.
В детскую поликлинику Мария решила сначала сходить сама. Естественно, к сурдологу была очередь по записи. Мария записала Гулю, а сама подождала конца приема и зашла после последнего посетителя. Доктор уже сняла халат, бежевая куртка из плащевки висела на стуле, а женщина, стоя, что-то перекладывала в небольшой сумочке. Ясное дело, она уже одной ногой стояла в дверях, а мыслями и вовсе была дома. Мария решила не отступать. Она только задаст вопрос, и все. Ей обязательно нужно поговорить сегодня, врач из московского центра сказала главное: нельзя терять время, нужно начинать действовать немедленно.
– Я все прекрасно понимаю, – Мария начала говорить очень быстро, боясь, что доктор не дослушает до конца, – у вас закончился рабочий день, и дочь обязательно с внучкой придут. Вот, у меня уже есть талончик, – она зачем-то положила на стол талон на прием. – Диагноз в московском детском сурдоцентре на Вернадского уже поставлен. Но мне очень нужно просто с вами поговорить. По-человечески. Мы растерялись. Скажите, когда у вас будет для меня минуточка, ну, очень надо, – Мария запиналась, понимая, что говорит невнятно и невпопад. Ну не знала она, что делать! А эта врач – хоть какая-то зацепка!
– Чего же не понять. – Немного поколебавшись, врач убрала куртку обратно в шкаф. – Садитесь. – Она сама села в кресло и рукой указала Марии на стул напротив. – Это беда, естественно, но такие дети рождаются, и им нужно помогать. От нас с вами зависит, как будет расти и развиваться ваша внучка. Она придет на прием с вами или с мамой? – уточнила доктор.
– Да, с мамой, – закивала Мария, опять показывая талон, – на 20-е записана. Соловьева Гулия. Вот.
– Сколько лет?
– Годик. Ровно год.
– Вот и хорошо. Все покажу, расскажу, раз в неделю будете пока приходить на индивидуальные занятия, подберем аппарат, потом решим, в какой девочку определять садик, в массовый или специальный. Хорошо, что рано обратились. К нам ведь обычно после двух лет обращаются, а то и в четыре, – врач говорила так спокойно, как будто и не собиралась уходить ровно две минуты назад. Всем своим видом она показывала Марии, что готова слушать ее сколько угодно.
– То есть вы ее будете сразу вот так руками учить разговаривать? А как же мы? Мы же не понимаем.
Доктор внимательно смотрела на Марию.
– Вас как зовут?
– Мария.
– А меня Лидия Семеновна. Никаких рук у нас не будет. Каждый ребенок рождается и с остаточными явлениями слуха, и с зачатками речи. Вы же заметили, что ваша внучка сначала развивалась так же, как и другие дети: и кричала, и плакала, и гулила, а вот отдельные слоги или слова уже говорить перестала.
– Да-да! – Мария энергично закивала. Как же хорошо, что она дождалась конца приема. И какое же счастье, что эта Лидия Семеновна с ней разговаривает. Понятное дело, тратит свое личное время, но что же Марии делать, куда еще бежать?!
– Ну, вот видите. Наша задача – развить у нее эти способности. Не все так просто. Предупреждаю сразу, одни мы – специалисты – ничего сделать не сможем. Только с вашей помощью. У вашей внучки сложное такое имя. Гулия?
– Гуля.
– Хорошо. Так вот, ваша задача – как можно больше разговаривать с девочкой, она должна на вас смотреть и в итоге научиться понимать по губам. Есть разные методики, этому мы вас обучим, но главное – заниматься, заниматься. Терпения вам и сил, и все будет не так уж и плохо, поверьте мне. Такие детишки могут быть более нервными, агрессивными, они не всегда могут объяснить, вы не всегда сможете понять, что им от вас нужно. Поэтому они злятся, плачут, топают ногами. Мамочка, в свою очередь, тоже раздражается, а вот этого делать нельзя ни при каких обстоятельствах. Да? Все будет хорошо.
Лидия Семеновна как заклинание повторяла эту фразу, Мария постепенно тоже начала успокаиваться.
– Лидия Семеновна, вы уж меня простите, но мне не у кого больше спросить. Понимаете, меня волнует ее мама. Она как будто бы сразу разлюбила дочь, – Марии очень тяжело далась эта фраза. Но она сама не могла понять, что происходит. Ей это только казалось или действительно отношение Нади к Гуле изменилось? Вроде бы Мария не была слепой матерью, она всегда могла трезво оценить ситуацию.
– Нормально! Это вообще нормально! Защитная реакция абсолютно всех родителей. Более того вам скажу: любого нормального взрослого человека. Знаете, как у водителя. Если он видит опасность на дороге и понимает, что аварии не избежать, то в последний момент срабатывает инстинкт самосохранения. Водитель спасает свою жизнь! Так и здесь. Родители видят в первую очередь угрозу для себя. Они понимают, что все катится в тартарары. Больной ребенок в семье – это огромное горе. Огромное. Но есть слепые дети, есть слепоглухонемые, есть дэцэпэшники. Так что ваш случай… – Лидия Семеновна помолчала. – У девочки есть папа?
– Да, причем он медик, – Мария прокашлялась, – массажист.
– Ну так хорошо! Папа – медицинский работник! Это просто прекрасно! Вам повезло! Очень надеюсь, что болезнь дочери семью не сломает. Знаете, такое тоже бывает, – Лидия Семеновна встала. – Вы меня извините, нужно идти, обещала дочери не задерживаться, тоже с внуком нужно сидеть.
– А у вас внук?.. – Мария запнулась.
– Он здоров, – Лидия Семеновна строго посмотрела на Марию, – и ваша девочка не инвалид. Запомните это.
Мария просматривала энциклопедию. Неужели человек может обходиться без речи, чем ему могут помочь одни движения? Выходит, могут! У нас, между прочим, десять пальцев, и каждый палец сгибается в трех местах. Кроме того, каждая рука подвижна в запястье. А если двигать к тому же и локтем, и предплечьем, то можно придать руке и пальцам огромное количество разных положений.
Специалисты подсчитали, что их семьсот тысяч! Но их Гуля обязательно будет говорить! Врач же сказала: она – не инвалид!