Да, и у мамы тоже была ее работа. А у Нади – только Гуля. Ей не на что было переключиться. Да и как? Где взять силы на что-то еще?! Иногда Наде казалось, что ее оставили один на один с ее бедой. Она старалась эти мысли из головы выкидывать, но они возвращались. И тем важнее были для нее успехи Гули.
Может, для кого-то это были махонькие шажочки, но для Нади Гулины достижения стали единственной радостью. Все нормально, они справятся. Она привыкла много трудиться, с детства проводя часы за роялем, повторяя и повторяя пассажи. Надя теперь точно так же терпеливо занималась с дочерью. Сначала учила словам, потом связывала их с действием: «идет», «бежит», «спит», «плачет», «ест»… Гуля уже начала самостоятельно что-то произносить. Конечно же, не очень внятно, но Надя тут же шла вперед и учила дочь целым фразам:
– Ну-ка, смотри на меня, видишь, мама сидит, а машина, – Надя ползла с машинкой по полу в сторону Гули, – едет. Да? Ну, давай повторим.
И Гуля старалась. Иногда начинала капризничать, закрывала глазки ручонками. Надя тут же прекращала занятия, она хорошо усвоила закон: только в форме игры. Занятия должны быть регулярными, но при условии, что ребенку интересно.
Занятия с Гулей давали Наде силы, она видела реальные результаты, положительную динамику. А с другой стороны, занимали все ее время. В институте пришлось взять «академ», о том, чтобы выйти на работу, не могло быть и речи. Ее, как могла, поддерживала мама, но иногда и у Марии опускались руки от постоянных эмоциональных всплесков дочери.
– Давай-ка выходи на работу. Жизнь продолжается.
– Мама, о чем ты говоришь?! Ты вообще не понимаешь!
– О том, что так всем будет легче. Разберемся, не волнуйся! Но у тебя появится другая жизнь, другие заботы, нельзя замыкаться только на своих проблемах!
– Но это значит, что я украду время у Гули!
– Кто тебе это сказал? А может, наоборот, станешь для нее интереснее? Надюша, ты очень устала. Комок нервов. Так нельзя, сходи в свою школу, поговори с директрисой. Безусловно, ты не сможешь работать полный день, просись на почасовую работу. Если нет, то в конце концов можно заниматься индивидуально, давать частные уроки. Тебе тоже нужно строить свою жизнь. И институт нужно оканчивать.
Мария после субботних занятий забрала Надю с Гулей к себе домой. Девочка спала после обеда, а мама с дочерью пили чай и разговаривали.
– Я не знаю, мама, мы только вошли в график.
– Войдешь в новый график, ничего страшного, ты у меня организованная. Юра поможет.
Последнюю фразу Мария произнесла как утверждение, но скорее это был вопрос. Надя не была до конца откровенной с матерью. Мария чувствовала: что-то у Нади в семейной жизни не складывается. Сегодня она пыталась аккуратно выведать, что творится в семье дочери. Надя на какое-то время умолкла. В себе она была уверена, а что сказать про Юру? Надя вертела в руках чайную ложку и не знала, делиться с мамой своими сомнениями или нет. Мария уже думала, что не дождется ответа; но она знала свою дочь – нужно выдержать затянувшуюся паузу, подождать. И Надя наконец решилась:
– Я не понимаю, могу ли на него рассчитывать. Мама, он стал другим, – так откровенно Надя высказалась о муже в первый раз.
– Может, тебе кажется? – Мария выразилась очень аккуратно. Ей самой страшно не понравилось, как малодушно повел себя Юра при встрече с родственниками. Она тогда ничего не сказала дочери; более того, как и Юра, в разговоре с Надей пыталась защищать его родителей. Не сговариваясь с зятем, но практически теми же словами. А что ей было делать? Еще больше накалять ситуацию, обсуждая недостойное поведение Соловьевых?
– Может, и кажется. Он много работает, приходит уставшим, измочаленным. Говорит, у него на работе проблемы: обвиняют в неправильном лечении.
Мария покачала головой:
– Этого нам еще не хватало. Все одно к одному. Надюша, тем более выходи на работу!
Мария услышала больше, чем сказала Надя. Это было типично для их общения. Дочь говорила главное, остальное приходилось додумывать. Да, Мария не ошиблась, не все в жизни у Нади гладко. Виноваты неприятности у Юры на работе? Может, и так, только за время, прожитое вместе с молодыми, Мария не уставала удивляться легкости характера зятя. Он жил по неписаному закону – ничего плохого в голову не берем, все как-нибудь перемелется. В этом заключалась огромная разница между характерами Юры и Нади. Для Нади не было мелочей ни в чем. Юра же был абсолютно поверхностным. «Как он только может людей лечить?» – не раз про себя задумывалась Мария. Все быстро, все легко и с улыбкой. Неприятности? Так любой конфликт можно уладить! Тут пообещает, тут комплимент отпустит, тут головой понимающе покачает… Дело не в работе. Вернее, так: не только в работе. Да-да, Наде срочно нужно отвлечься еще на что-нибудь важное. Мария теперь в этом даже не сомневалась. Пока гром не грянул.
Кира и Мария пили чай в блинной на улице Ленина. Уютная кафешка открылась недавно. Блины со сгущенкой, сметаной, медом и малиновым вареньем вполне могли конкурировать с домашними. Тонкие, в меру подрумяненные и совсем не сладкие.
– У меня бабушка вот точно такие пекла! – Мария выбрала блины со сметаной.
– А я тебе сама точно такие хоть завтра испеку, приходи! Только времени нет! – Кира уплетала уже вторую порцию. Первая была со сгущенкой, вторая – с медом.
– Вот то-то и оно, что времени нет. Кира, скажи, пожалуйста, когда мы с тобой в последний раз пили чай в спокойной обстановке?
– В спокойной – никогда! Всегда на одной ноге.
Новость, принесенная Марией, была шоком, напоминанием о том, что все ходим под Богом. Что страшнее? Судьба Аси, которую упустили, или жизнь маленькой Гули, где изначально ничего невозможно исправить?
– Что Ася? Я заходила в библиотеку.
– Сорвалась, – Кира стукнула ложкой о стол со всей силы, а потом, как когда-то, уронила голову и закрыла лицо руками. Она опять искала девушку по подвалам, потом была больница и, как итог, Кира отправила Асю в Магаданскую область.
– В больнице врач адресок дал. Сказал, или-или. Мы ей помочь, мол, уже не можем. Только сила воли, характер и природное здоровье. Здоровье у Аськи подорванное, характер есть. А там артель. Практически колония, и никакого общения с внешним миром. Маш, ты даже себе не представляешь: оказывается, эта наркота – повсюду. Они прям видят тех, кто подсажен. А эти несчастные отказаться не могут. Поэтому нужно совсем изолировать, чтобы рядом не только магазина, но и железнодорожной станции не было. Вот там как раз то самое и есть. С вертолета продукты скидывают. Ася согласилась без разговоров. Обняла меня на прощание, извинилась, – Кира быстро вытерла глаза. Было ясно, что все слезы давно выплаканы и бессильная злость ушла. И вдруг появилась надежда.
– А когда обратно?
– Никто не знает: может, через год, может, через два. А может, никогда. И результат неизвестен. Врач не оставил никаких иллюзий: «Даже если период ремиссии будет продолжительным, все равно – это период ремиссии. Болезнь вернется рано или поздно. По-другому не бывает. Вы вошли в эту страшную жизнь. Или вы отказываетесь от дочери, или сходите с ума вместе с ней, или вместе балансируете на грани».
– Кир, как страшно!
Они рассказали друг другу главное и дали слово, что не будут ни истерить, ни впадать в нирвану. Это их жизнь, и они найдут в себе силы преодолеть любые сложности. Две женщины, еще молодые и красивые и обе одинаково выбитые из колеи тем оборотом, какой приняла их жизнь, смотрели друг на друга и думали: чья судьба страшнее?
С нового учебного года Надя вышла на работу. Директор музыкальной школы пошла навстречу – взяла Надю на полставки, и молодая мама работала всего два дня в неделю. О лучшем и мечтать не приходилось. Ее бывшие ученики уже перешли в третий класс, и, конечно, Надя не рассчитывала их себе вернуть, но все же спросила у завуча про своего любимца, Тему. А вдруг.
– Я поговорю с педагогом, но знаешь, такое впечатление, что это было нашей ошибкой. Ленится, ничего ему неинтересно. Думаю, его как раз отдадут. Но никаких хороших прогнозов. Зачем тебе еще заботы? – Завуч запнулась. «Ну вот, опять», – пронеслось у Нади в голове. Она никак не могла привыкнуть к тому, как люди (неважно, знакомые или незнакомые) воспринимали диагноз дочери.
«Ни в коем случае не скрывать, – учила сурдолог. – Сразу рассказывать о том, что Гуля плохо слышит. Люди воспринимают такой диагноз сначала со страхом, потом привыкают. Лучше, если все узнают правду как можно раньше, свыкнутся и научатся общаться с твоей дочерью. Иди навстречу сама. К тебе никто не придет, а тебе нужен круг друзей – взрослых, детей. Гуля должна постоянно быть среди слышащих и говорящих. Это ваше главное лекарство. Вовлечь ее в общение!»
– Я с удовольствием возьму Тему. Попробую, – а дальше спокойно продолжила: – Наталья Львовна, у Гули страшный диагноз, но это не приговор. Мы много занимаемся, Гуля делает успехи. Конечно же, она другая, но это такая светлая и добрая девочка, вы даже себе не представляете! Обязательно вас с ней познакомлю, – все же она прошла хорошую школу у Лидии Семеновны и смогла сразу расставить все точки над «i».
И Надя начала работать. Регулярно прибегала Катюша, маленькая помощница. С ней, единственной из семьи Соловьевых, у Нади сохранились хорошие отношения.
А вот Мария практически со всеми перестала общаться. Это вышло непроизвольно: не хотелось лишний раз рассказывать про внучку. Ярославль – город маленький, а Мария занимала достаточно высокий пост, и весть уже разнеслась по комбинату, так что можно было никому ничего самой не говорить. Неприятнее всего были сочувствующие взгляды. На Марию все как-то начали смотреть с жалостью. Хотелось крикнуть: «Не надо нас жалеть! Не так уж все и страшно! У нас нормальная девочка, она прекрасно развивается!» Кто-то в душе злорадствовал – об этом она тоже знала. Были завистники, не простившие ей взлет по карьерной лестнице. «С какой стати? Чем она лучше? Тоже мне, выскочка!» И вот теперь тихий шепоток за спиной: «За что-то Бог наказывает, просто так ничего не бывает».